Очко в ее пользу — она не лежала в постели. Горничная в форменном платье провела меня через арку в гостиную, в которой могли поместиться шесть гостиных Хау, и через пять минут появилась наша клиентка номер четыре. Я встал. Она остановилась как раз под аркой и сказала:

— Итак, вы вовремя. Идемте.

Она была в шляпе и меховом манто, но не в норке.

— Вы куда-то собираетесь? — спросил я ее подходя.

— Конечно. Вы хотели показать мне комнату. Машина ждет.

— Жаль, что сейчас не слишком удачное время, миссис Вигер, после того, что случилось. Садитесь, и я вам объясню почему.

— Вы сможете объяснить мне в машине. Вчера вы сказали, что отвезете меня туда, как только предоставится возможность.

— Я помню. Я пытался связаться с вами вчера вечером по телефону, но не смог. Вас не было дома?

— Конечно, была. Здесь были сын и дочь и несколько друзей.— Она шагнула вперед.— Идемте.

— К черту бомбежку! — сказал я ей в спину.

Она круто повернулась. Для грымзы она поворачивалась неплохо.

— Что вы сказали?

— Я сказал, к черту бомбежку. Может быть, вы к ней и привыкли, но мы с мистером Вульфом — нет. Я пришел сказать вам, почему мы не можем сейчас туда поехать. У управляющего этим домом была дочь — и вчера...

— Я знаю об этом. Я сказала вам об этом по телефону. Ее убили.

— Верно. И кажется вполне вероятным, что ее мог убить тот же, кто убил вашего мужа. Может быть, вы помните, что мистер Вульф предполагал и возможность того, что вашего мужа убили вы, поэтому он также считает возможным то, что вы убили Марию Перес. Вот почему я спросил вас, были ли вы дома вчера вечером. Были ли вы здесь весь вечер, с друзьями, сыном и дочерью? До самой полуночи?

— Да. Я вам сказала вчера, что чувствовала себя способной его убить. Давным-давно. Вы не полные дураки, надеюсь?

— Нет-нет, не полные. Отлично, вы его не убивали. И ее тоже. Как-нибудь я с удовольствием провожу вас в эту комнату, но не сегодня. Это слишком рискованно. Девушка, которая там жила, убита, и в любое время, днем и ночью, там могут появиться полицейские или помощники прокурора, чтобы задать вопросы родителям или кому-нибудь из жильцов. Не исключено, что за домом ведется наблюдение. Если вас или меня увидят входящими в этот дом — я не говорю уже о нас вместе,— привет не только той работе, для которой Эйкен нанял Вульфа, но и той, для которой его наняли вы. Еще одно, за вами, возможно, все еще ведется наблюдение.

— Они не посмеют.

— Не посмеют, вот как? Но они ведь уже посмели, не правда ли? Нам придется это отложить, комната никуда не убежит.

— Вы собираетесь меня туда везти или нет?

— Не сейчас. Не сегодня.

— Я так и думала. Никакой комнаты не существует.

— Нет, существует. Я ее видел несколько раз.

— Я в это не верю.

Она так и ела меня пронзительным взглядом своих маленьких глаз.

— Все это выдумал Бенедикт Эйкен, или Ниро Вульф, или вы. Вы меня дурачите. Я и вчера это подозревала, а сейчас уверена. Убирайтесь из моего дома. Я сейчас собираюсь звонить районному прокурору.

Я обратил внимание на интересную вещь — два подбородка могут выглядеть столь же решительными, как и один. Вероятно, мне так бы и не удалось ее отговорить, так что не стоило и стараться. Я сделал еще одну попытку.

— Вы смотрите на меня, миссис Вигер, наши взгляды встречаются. Разве я похож на лжеца?

— Да.

— О’кей. Тогда придется вам ее показать. Вы говорите, что машина ждет с шофером?

— Конечно.

— Ничего не поделаешь. Если этот дом под наблюдением, ему никак нельзя позволить проследить, куда мы поедем, если только шофер не герой. Мы выйдем вместе, это неважно, и дойдем пешком до Второй авеню. Вы подождете на углу и, когда я подъеду в такси, сядете в него. Вы увидите, есть такая комната или нет.

Взгляд маленьких пронзительных глаз оставался подозрительным.

— Это что, очередной трюк?

— Зачем меня спрашивать, если я лжец?

Я вас похищаю. В нашем кругу это называется «наколоть».

Раздумье заняло у нее четыре секунды.

— Хорошо, идемте,— сказала она и пошла.

Оказавшись на улице, она остановилась, чтобы переговорить с шофером, сидевшим за рулем большого черного «линкольна», потом вместе со мной прошла к углу. Я принял обычные меры предосторожности, пройдя квартал, прежде чем сесть в такси, и подобрал ее на углу. Я до тех пор заставлял нашего таксиста крутить по улицам, пока не уверился в том, что за нами не следят, и тогда он подбросил нас на Медисон-авеню в районе Шестидесятых. Убедившись в том, что он исчез из поля зрения, я остановил другую машину, велел шоферу ехать к углу Тридцать второй и Амстердам, а когда мы оказались там, медленно проехать к авеню Коламбус. Не заметив никого из представителей официальных органов, я велел шоферу свернуть на Тридцать первую улицу, вернуться по ней на Амстердам и остановиться на углу. Здесь я с ним расплатился, перевел миссис Вигер в аптеку, а поскольку она подозревала очередной трюк, подвел ее к телефонной будке и оставил стоять рядом со мной, пока набирал номер и разговаривал. Вот что она услышала:

— Миссис Перес? Это Арчи Гудвин. Я в аптеке за углом. Надеюсь, мы по-прежнему друзья? Хорошо... У вас был полицейский? Нет, все в порядке. В том, что вас туда возили и заставили подписать показания, нет ничего странного. Они всегда так делают. Есть сейчас в доме кто-нибудь из них?.. О’кей. Я иду к вам с одной женщиной. Мы будем у вас через две минуты, и я поднимусь с ней наверх. Долго мы с ней не пробудем. Вечером я могу позвонить вам, а могу и зайти... Нет. Но, надеюсь, скоро будут... Абсолютно. Я — ваш детектив.

Когда я повесил трубку, миссис Вигер требовательно спросила:

— Кто это был?

— Мать той девушки, которую убили вчера вечером. Поскольку вы ее не убивали, никакого конфликта не возникнет. Идемте.

Мы прошли квартал до Восемьдесят второй, повернули за угол к дому № 156 и подошли к двери в полуподвальное помещение. В холле никого не было, и дверь в комнату Марии была плотно закрыта. Я вспомнил, что у меня есть второй ключ, и мы поднялись наверх.

Я не психолог, не социолог, и я понятия не имею как вдовы средних лет с двойным подбородком должны реагировать на будуары, которые их мужья используют для подобной деятельности, но какой бы ни должна быть реакция, готов поклясться чем угодно, что миссис Томас Г. Вигер полностью ею пренебрегла.

Когда я включил свет, она сделала пару шагов, остановилась, медленно повела головой направо, еще медленнее — налево и повернулась лицом ко мне.

— Примите мои извинения,— сказала она.

— Принимаю,— сказал я.— Забудем об этом.

Она сделала еще несколько шагов, остановилась, огляделась и снова повернулась ко мне.

— Ванны нет?

Я верил в это только потому, что слышал собственными ушами. Вы же лишены подобной привилегии.

— Конечно же, есть,— сказал я.— В дальнем конце. Кухня в этой комнате.— Я показал кухню.— Эта золотая пластинка вделана в дверь.— Я показал пластинку.— Вон там шелк в складках — это штора, за ней — комод.— Я показал комод.

На этом разговор был закончен, хотя ее досмотр занял более получаса.

Прежде всего она рассмотрела картинки, не все вместе, а одну за другой, обходя их постепенно и задирая голову, если какая-нибудь висела слишком высоко. И никаких комментариев.

Когда она отдернула штору и принялась открывать ящики, я подошел к стулу и сел. Она ничего не вынула из ящиков и не стала в них рыться. Она наклонилась, чтобы получше разглядеть ковер. Она изучила обивку кресел и кушеток. Она повертела головой туда-сюда, постигая устройство освещения. Она откинула краешек покрывала на кровати, посмотрела на белье и аккуратно вернула покрывало на место. Она пробыла в кухне добрых пять минут, а в ванной еще больше. Ванной она занималась в последнюю очередь, а выйдя оттуда, взяла свое манто с кушетки, куда она его положила, и наконец-то заговорила:

— Вы верите в то, что Джулия Мак-Ги приходила сюда писать под диктовку?