— Нет.— Я встал.— А вы?

— Конечно, нет. Как вы думаете, почему тот, кто убил моего мужа, убил и эту девушку?

— Это сложно. Хотя это не просто домыслы.

— Где ее мать? Я хочу с ней поговорить.

— Сейчас лучше не надо.— Я двинулся к лифту, и она последовала за мной.—Ей очень тяжело. Как-нибудь в другой раз.

Я нажал кнопку, дверь лифта открылась, и мы вошли в кабину.

Я пытался (просто для собственного удовлетворения) точно определить, где мы были, когда в дверь позвонили. Это должно было случиться или когда мы входили в лифт, или когда мы ехали вниз. Во всяком случае, я звонка не слышал, и, достигнув нижнего этажа, мы вышли в холл.

Когда мы были примерно на полпути к входной двери, находящейся справа от той самой двери, из которой вышла миссис Перес во время моего первого прихода в этот дом, миссис Перес подошла к входной двери и открыла ее. Как я уже говорил, я не слышал звонка и поэтому решил, что она собирается выйти. Но это было не так. Мы с миссис Вигер подошли к двери как раз в тот момент, когда сержант Перли Стеббинс сказал: «Простите, что снова вас беспокою...» — и осекся, увидев нас.

Чего только не вытворяет наш мозг! Мой, например, вместо того чтобы искать выход из создавшегося положения, добрые десять секунд твердил мне о том, как мне повезло, что Стеббинс еще не вошел к тому времени, когда мы выходили из лифта. Это очень помогает — знать до чего ты везучий.

— Вы? — сказал Стеббинс.— Он переступил через порог.— И вы, миссис Вигер?

— Мы только что пришли немного побеседовать с миссис Перес.

— О чем?

— О ее дочери. Я полагаю, вам известно, что мистер Вульф нанят миссис Вигер с тем, чтобы он обнаружил, кто убил ее мужа. Она вчера сказала об этом Кремеру. У нее и самой есть наклонности сыщика. Когда она прочитала в сегодняшней газете о том, что девушка по имени Мария Перес убита выстрелом в голову в том квартале, где было найдено тело Вигера, и о том, что ее тело тоже было отнесено куда-то и спрятано, так же как и тело Вигера, она подумала: а нет ли связи между этими двумя убийствами. Мистер Вульф пришел к выводу, что это возможно, и я — тоже. Идея миссис Вигер состоит в том, что Мария Перес могла видеть, как убийца тащил свою жертву к яме, если она возвращалась в это время домой, или даже из дома, из окна. Все это, конечно, очень туманно, но мистер Вульф посчитал, что для меня не составит труда побеседовать с матерью или отцом Марии, а миссис Вигер пожелала пойти вместе со мной. Было бы забавным совпадением, если вы пришли по тому же поводу, и как раз тогда, когда мы уходим, не так ли?

Излагая все это, я понимал, насколько это было паршиво. Во-первых, все это было неточно и, во-вторых, не похоже на меня. Когда Стеббинс бросал мне вопросы типа «О чем?», я обычно отвечал: «О погоде». Он знал, не в моих правилах было пускаться в долгое детальное объяснение, и все же я пошел на это из-за миссис Вигер и миссис Перес. Не исключено, что моя болтовня была пустой тратой времени, но был шанс и на то, что они ухватят суть и помогут спасти положение.

В действительности же дела обстояли не так уж плохо. Я так много знал об этом доме и об этой комнате, что мне казалось невероятным, чтобы Стеббинс ничего вообще об этом не знал, чтобы отдел по расследованию убийств и прокуратура, в течение трех дней знающие, что Вигер убит был где-то еще и перенесен в эту яму, поскольку это был очевидный факт, ни в коей мере не связывали его имя с этим домом. Но миссис Вигер вела себя как ангел. Она не сыграла бы лучше, проведи я с ней час в натаскиваниях.

Она протянула миссис Перес руку и сказала, как раз тем тоном, каким было нужно:

— Благодарю вас, миссис Перес. Мы обе потеряли дорогих нам людей. Теперь я должна идти, я опаздываю. Мы не собирались так долго вас задерживать. Вы были очень добры к нам. Я позвоню вам попозже, или вы позвоните мне.

Дверь оставалась открытой, и она вышла. Я был способен в эту минуту расцеловать ее в оба подбородка.

Стеббинс смотрел на меня так, как будто собирался ударить меня рукой или боднуть головой, но это было вполне нормально.

— О чем вы спрашивали миссис Перес и о чем она вам говорила? — потребовал он.

Он был груб, но это тоже было нормально. Так уж мы с Вульфом на него действовали, особенно Вульф.

Это был хороший вопрос. Согласно моей версии мы пришли спросить миссис Перес о передвижениях Марии в тот вечер, и она должна была нам ответить. Но я малейшего понятия не имел о том, где Мария была в воскресенье вечером. Великолепный вопрос, поэтому я вернулся к своей обычной манере.

— А о чем, вы считаете, я мог ее спрашивать? Я хотел знать, могла ли ее дочь видеть, как некто тащил тело Вигера к яме и накрывал его. Всем ее . словам есть самый лучший свидетель — она сама, ее и спросите.

— Я спрашиваю вас.

Стеббинс не дурак.

— А я оставляю свой ответ при себе. Я ничего не должен миссис Перес, но она имеет право сама решать, что она хочет сообщить официальным органам. Мы с миссис Вигер обычные люди, а вы — фараон.

Тут в игру вступила миссис Перес. Данное ею представление не было таким хорошим, как то, что дала миссис Вигер, но все же было достаточно хорошо.

— То, что я ему сказала,— все правда,— сказала она Стеббинсу.— Если моя дочь и видела в то воскресенье что-то такое, о чем должна была рассказать мне, то она этого не сделала.

— Она была весь вечер дома?

— Да. Пришли две ее подруги, и они смотрели телевизор.

— В какое время пришли подруги?

— Около восьми.

— В какое время они ушли?

— Сразу после одиннадцати. Как только кончилась программа, которую они любят смотреть каждое воскресенье.

— Ваша дочь вышла с ними?

— Нет.

— Она вообще не выходила из дома в тот вечер?

— Нет.

— Вы уверены?

Она кивнула.

— Уверена. Мы всегда знали, где она была.

— Вчера вечером вы об этом не знали. И в любое время воскресного вечера она могла пройти в комнату и выглянуть в окно. Ведь могла?

— Но зачем? Зачем ей было это делать?

— Не знаю. Но она могла.

Стеббинс повернулся.

— Хорошо, Гудвин. Я отвезу вас в управление. Вы сможете рассказать об этом инспектору.

— О чем? О чем тут рассказывать?

Он выпятил подбородок.

— Послушайте, вы. В понедельник вечером вы принялись узнавать о человеке, который был уже мертв, за два часа до того, как мы нашли тело. Когда инспектор пришел повидать Вульфа, он застал у него вдову. Получается ерунда какая-то. Вдова наняла Вульфа выяснить, кто убил ее мужа, действуя хотя и не против закона, но против отдела нью-йоркской полиции. А я прихожу сюда расследовать не это убийство, другое, и — о Господи,— вы здесь. Вы и вдова, здесь, в доме, где жила девушка, беседуете с ее матерью. Итак, вы едете со мной в управление или будете взяты под арест как важный свидетель.

— Я под арестом?

— Нет. Я сказал «или».

— Очень приятно иметь выбор.— Я вытащил из кармана монетку подбросил ее, поймал и посмотрел на него.

— Я выиграл. Поехали.

Меня очень устраивала возможность увести его от миссис Перес и этого дома. Поднимаясь по трем ступеням на тротуар, я думал о том, насколько все было бы иначе, если бы он пришел тридцатью секундами раньше или мы вернулись тридцатью секундами позже. Устроившись в полицейской машине, я широко зевнул. Я спал меньше трех часов, я весь день нуждался в добром бодрящем зевке, но был слишком занят.

Шестью часами позже, в час тридцать ночи, я сидел в кухне, уничтожал черный хлеб, приготовленный Фрицем, копченую осетрину, сыр бри и молоко и читал ранний выпуск «Таймс» за пятницу, купленный мною по пути домой.

Мне здорово досталось. День был насыщен делами, и вечер — час с Кремером и четыре часа с помощником прокурора — тоже был нелегким. Ответы на тысячу вопросов, поставленных специалистами требуют известного напряжения, когда вы знаете, что:

а) должны держаться строго на границе, между двумя группами фактов, одна из которых им уже известна, а другая, на что вы горячо уповаете, не будет известна никогда;