Что такое старчество? Старец — это человек, который призывается на это служение Самим Богом, проходит тяжелый подвиг святоотеческим путем, по учению Церкви, достигает бесстрастия, чистоты сердца, преисполняется любовью Божией и благодатью. Старцы были подобны водоемам небесной живой воды, которой они свободно делились с другими. Их жизнь была подобна Христову благоуханию, по слову апостола Павла (см.: 2 Кор. 2, 14–15), она была некой царской кадильницей, источающей непрестанно это благоухание.
Они знали волю Божию и поэтому могли руководить спасением других людей. Апостол Павел говорит о неком таланте рассуждения (см.: 1 Кор. 12, 4, 8), который мы и называем старчеством. Старец — это тот, кто руководит другими людьми ко спасению, к Царствию Небесному, и врачует их страсти, имея этот дар рассуждения. В этом и заключается суть старчества.
Старец — это многоопытный монах, который может руководить другими людьми. И, конечно, в этом ему помогают прозорливость и любовь. Всякий человек, который общался со старцем, попадал под особую благодать, под золотой дождь утешения. Душа измученная, исстрадавшаяся, изорванная, образно говоря, окровавленная, эта иссохшая земля впитывала в себя влагу особой мягкой сердечности, теплоты, внимания, сострадательности и сочувствия со стороны старца. Старец — этот Ангел Божий, светильник тихий — сиял непрестанным светом любви, покоя, тишины и кротости и согревал уставшую душу. И как путники в ночи холодной стремятся к источнику света, так и люди стремились к старцу. Казалось, что из глаз старца струились пучки света, лучи света, которые были отражением его внутренних сияний; выходил человек из келлии старца — как на крыльях летел, и казалось, весь мир, все окружающие люди несли на себе отблески того сияния, того света, который согрел человека в маленькой келлии старца. Такие старцы были особо нужны тем людям, которые боялись открыть раны своего сердца и боялись неосторожного прикосновения к ним.
Старец был таким человеком, который совершенно не существовал для себя. Вся жизнь его была принесена в жертву своим чадам. Это была самораспятая любовь. Старец носил своих духовных чад и всех, кто к нему приходил, в своем собственном сердце, как пророк Моисей носил весь народ израильский в своем сердце. Эта самораспятая любовь, эта жертва, полное забвение себя, полное сочувствие ко всем приходящим, жалостливое, любовное отношение были самыми характерными чертами старца. На всякий стон, всякую мольбу, всякое покаянное и радостное воздыхание отзывалось сердце старца. Старец не мог сказать: "Я сегодня устал, а ты, хоть и плохо чувствуешь себя, страдаешь, перетерпи, переболей, я потом тебя приму" — такого не было. Конечно, так сораспинаться могли только великие старцы. Сам Христос Спаситель был образом для старца: Его страдания, Его любовь были главными примерами.
Старчество придавало Оптиной пустыни особый духовно-светлый облик, пронизывало ее духом благожелательной и снисходительной любви, соделывало ее привлекательной и бесконечно дорогой для грешных душ, ищущих спасения. В старчестве раскрылось истинное значение и истинное назначение Оптиной пустыни. И неудивительно, что у стен этой обители возник целый поселок мирян, мужчин и женщин, семейных и одиноких, для которых стало жизненной потребностью ежедневно слушать оптинское богослужение и ежедневно получать благословение и наставления Оптинских старцев.
Святитель Филарет Московский
Святитель Филарет Московский (Дроздов; †19 ноября /2 декабря 1867) находился в постоянном общении с Оптинскими старцами. Так, когда начались гонения на преподобного старца Льва, он написал Калужскому епископу, что "ересь предполагать в отце Леониде нет причины". Преподобному старцу Антонию он помогал молитвами о страждущих, сотнями стекавшихся в Оптину. А эпиграфом к своему сочинению "Учение о семейной жизни" святитель взял слова преподобного Амвросия Оптинского: "Читая духовные книги без указания…".
Старцы Моисей и Макарий при поступлении в Оптину пустынь привезли с собой списки творений святых отцов в переводах преподобного Паисия (Величковского) и его учеников, а также исправленные преподобным Паисием списки прежних славянских переводов святоотеческих книг. Своим архипастырским благословением святитель Филарет положил начало оптинскому книгоизданию и в дальнейшем оказывал всяческое покровительство этому доброму делу.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал преподобному Макарию о значении Московского митрополита Филарета в издательской деятельности Оптиной пустыни:
"…Сообразно тому, как Вы изволите писать, Высокопреосвященнейший митрополит Московский Филарет благоволил написать мне, что он желает напечатания книги преподобного Исаака Сирского. Все монашество обязано благодарностию этому архипастырю за издание отеческих книг Оптиною пустынею. Другой на месте его никак не решился дать дозволения на такое издание, которое едва ли уже повторится…".
В 1852 году митрополит Филарет принял в Москве старца Макария и оказал высокое покровительство оптинскому книгоизданию. Очень благосклонно относился святитель и к самому преподобному Макарию, выражая ему свое почтение; они состояли в духовно-дружеской переписке.
В 1860 году старец Макарий, предвидя близкую кончину архимандрита Моисея, при встрече в Москве со святителем Филаретом, пригласившим его для духовной беседы особым письмом, выразил свое желание, чтобы место настоятеля Оптиной пустыни в будущем занял иеромонах Исаакий. Владыка вполне одобрил мнение старца, что и повлияло впоследствии на выбор нового настоятеля.
Ежегодно 1/14 декабря, в день памяти святого праведного Филарета Милостивого, в Оптиной пустыни совершалась Божественная литургия, на которой поминали двух тезоименитых иерархов — Киевского и Московского.
Влияние Оптиной пустыни на представителей русской культуры
"Оптина пустынь исторически оказалась тем местом, где русская интеллигенция встретилась с Церковью. Причем встретилась не на каких-нибудь диспутах или "официальных" богослужениях, а с самой глубиной веры Христовой", — сказал епископ Василий (Родзянко) [6].
Оптина пустынь была неразрывно связана с русской культурой XIX — начала XX века. Огромное количество богомольцев разного возраста, звания и образования стремились именно в Оптину. А между тем до октябрьского переворота 1917 года в Российской империи насчитывалось более 1000 монастырей, около 100 000 храмов. Но именно сюда, в Оптину пустынь, к старцам приезжали многие представители русской культуры: супруги И. В. и Н. П. Киреевские, Н. В. Гоголь, В. А. Жуковский, Ф. И. Тютчев, И. С. Тургенев, П. А. Вяземский, Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, С. М. Соловьев, А. С. Хомяков, И. С. Аксаков, К. С. Аксаков, К. Н. Леонтьев (в монашестве Климент), С. А. Нилус, С. А. Есенин, В. В. Розанов, И. М. Концевич, А. А. Ахматова, С. П. Шевырев, академик М. П. Погодин. Обитель посещали П. И. Чайковский и его брат М. И. Чайковский, Н. Г. Рубинштейн, Гончаровы (почти все родственники жены Пушкина), граф Л. Н. Толстой, граф А. П. Толстой (человек святой жизни, который непрестанно молился и даже носил вериги), А. К. Толстой, поэты А. М. Жемчужников и А. Н. Апухтин, писатель И. Филиппов, Великий князь Константин Константинович Романов (известный как поэт К. Р.) и его дети; великомученица Великая княгиня Елисавета Феодоровна, М. А. Максимович, А. Н. Муравьев, П. Д. Юркевич, Н. Н. Страхов, В. А. Аскоченский, писатель Е. Н. Погожев (Поселянин), князь Н. Д. Жевахов, К. Э. Циолковский, Л. В. Чижевский, граф Ю. А. Олсуфьев, М. А. Новоселов, отец Павел Флоренский, протоиерей Иосиф Фудель и его сын, писатель Сергей Фудель; художник Л. А. Бруни с женой Н. К. Бальмонт, М. Ф. Мансурова (Самарина), поэтесса Н. А. Павлович, Г. В. Чулков, С. Н. Дурылин, М. А. Чехов, будущие маршалы Г. К. Жуков и Г. М. Маленков и многие, многие другие. И большинство из вышеназванных лиц не просто посещали монастырь, а были духовными чадами Оптинских старцев, пользовались их наставлениями и разносили потом свет Оптиной по всей России. Разумеется, этот список далеко не полный; здесь приведены имена лишь наиболее известных паломников из русской интеллигенции.
6
Василий (Родзянко), епископ. [Из выступления на пресс-конференции, состоявшейся в Московском Свято-Даниловом монастыре 28 апреля 1993 года] // Московский церковный вестник. 1993. № 9–10 (96–97). С. 4.— Ред.