Не подстегивай, Гена. Не гони. Прихожу я домой, стал собирать себя в командировку.

Наталья Борисовна подошла к входной двери.

Помылся, майку надел — звонишь ты. Только рубашку взял — звонит Можаров. Представляешь? Говорит: что-то не понравился тон твоего непосредственного. То есть тебя. Он тебе звонил? — спрашивает. В смысле: ты — мне. Ты, Гена, — не запутался?

Усольцев покачал головой.

Я говорю: звонил, позвал к себе. А-а, говорит, увольняться надумал. Иди, говорит, отговаривай. Я говорю: зачем я буду? Затем, говорит, что в твоих интересах. Мы, говорит, на его место — в смысле на твое — в один день человека не подыщем. Так что придется тебе — в смысле мне — за всех молотить. Уловил, Гена, ход мысли? (Взмок от объяснений, утерся платком.) Ну, я и пошел тебя уговаривать, чтоб не увольнялся. А про звонок Можарова не сказал. Это, Гена, и есть главная моя подлость.

У с о л ь ц е в. Отмыл душу?

З а м ы ш л я е в. Гена!..

У с о л ь ц е в. Полегчало? Америки ты мне не открыл. Я и тогда, в первый твой визит, видел, что ты хитришь. Ты, когда хитришь, нос ладонью мнешь — вот так. Учти на будущее…

З а м ы ш л я е в (энергично). Это, Гена, я только подоснову изложил… А теперь солнечная сторона: как я тебя спас. Сначала предал, а потом спас. (Торжественно.) Можешь спокойно возвращаться на работу, я все отрегулировал.

Где-то наверху хлопнула дверь; сердито топая, прошел белоусый старик с палкой.

З а м ы ш л я е в. Значит, слушай…

У с о л ь ц е в. Тараньки не хватит на твою поэму.

З а м ы ш л я е в. Стою я в очереди за билетом — настроение!.. Ну, подкорректировал немного в буфете. Думаю: раз Можаров мне звонил, значит, нервничает… Беру двушку… Поздно уже. Голос сонный, удивился. Я прямо в лоб: «Если Геннадия Николаевича уговорю остаться — не будете больше наш отряд зажимать? Чтоб — полный мир. Обещаете? Вся жизнь чтоб по новой?» Обещаю, говорит. Без иронии, это я ощутил. Видишь, Гена, постарался я для тебя. (Сознавая недостаточность аргументов.) На данный момент ты ему нужен — для выполнения объема работ.

У с о л ь ц е в. На данный момент я ему, Петя, очень нужен.

З а м ы ш л я е в (нарочито легко). А там что-нибудь повернется… Мы умрем, он умрет, мало ли… Шучу, конечно. А может, на повышение пойдет. Это реально. Поговаривают…

У с о л ь ц е в. А если мы не умрем и он не умрет. И на повышение не пойдет?

З а м ы ш л я е в. Зачем же худшее предполагать? (Потолку или даже небу.) Прямо не узнаю. Кусаешься, не идешь навстречу… Не тот человек.

В а л е р и к. Не тот человек. (Открыл глаза.) Правильно, Петя.

У с о л ь ц е в. Смотри-ка, ожил.

В а л е р и к. Ребята… Давайте за нас за всех. Которые уже не те.

З а м ы ш л я е в (заботливо). А вам не сверх? (Достал маленькую «Русской», третью чекушку.)

Валерик и Замышляев выпили. Усольцев задумчиво сосет рыбешку.

З а м ы ш л я е в (Валерику). Гена с работы уходит. С мясом рвет… Посоветуй ему. Ты же друг.

В а л е р и к (покачал головой). Геннадий Николаевич на меня осерчал… Думает, прикатил такой счастливчик… Не послушает.

Посмотрели друг на друга, потом оба — на молчащего Усольцева.

З а м ы ш л я е в (кивнул на Усольцева). Так и сломаться можно…

В а л е р и к. Вообще нельзя быть таким принципиальным… (Помолчал.) Понимаешь, Петя. Был я сейчас на бражке. Мальчики — девочки пятидесятых. Гена у нас за бога считался. А сегодня не пожелал пойти… А почему? Такие же ребята, как мы. Битые, клееные. И знаешь, Петя, славно было. Похвастались… Машина, дети, загранпоездки. Но хвастались-то как — интеллигентно: мол, есть достижения, но не это главное. Вспоминали. Про елочку — Генка знает, про Гусляра. Я, правда, ошибся, он не в Токио, Гусляр, он в Таиланде. Выпьем, Петя, за Таиланд.

Выпили за Таиланд.

Вот он, Гусляр, у нас — единственный, кто достиг высот. Ну и что? У каждого свои игрушки. Говорят, с сыном у него плохо… Пятнадцать лет, одареннейший парень… Учиться не желает. (Наконец, прямо Усольцеву, решив, что тот подготовлен.) Зря ты, Генка, не пошел. Все тебя вспоминали, жалели, что нет. (Потянулся к бутылке, она пуста.)

З а м ы ш л я е в (похлопал себя по левой стороне груди). У меня карман, как погреб.

Спрятал пустую, с шиком фокусника достал новую. Достал транзистор, поймал негромкую музыку.

В а л е р и к. Хозяйственный ты мужик, Петя. Нам такие нужны.

З а м ы ш л я е в (посмотрел на Усольцева). Бывает, конечно, — кризисные отрезки жизни. Вот у меня дядя был — умный человек. Изот Сергеевич. Из-от! Так он говорил — слышишь, Гена…

Усольцев откинулся назад, смотрит то на Петю, то на Валерика.

Покоришься беде — и беда тебе покорится. (Валерику.) Стоит принять на вооружение, правда?

В а л е р и к. Вот я, кто я? Проживатель жизни.

Опять к двери подошла Наталья Борисовна.

З а м ы ш л я е в (неуверенно). Прожигатель?

В а л е р и к. Про-жи-ватель. Прожигатели — те кутят, гусарят. А я — нет. Я ловлю кайф. Кайфец. Коллекции мои, друзья… Ничего. И от меня какая-то польза. Хотя, Генка, наверное, не признает…

З а м ы ш л я е в. А что — он прав. (Кивнул в сторону Валерика.) Я, вот, тоже. У отца семь классов, задвигал шибко… А я — техникум, должность инженера. И контролирую себя в этом деле. (Налил.) Если б еще брюхо не болело… Что, Генка, такие уж мы плохие?..

В а л е р и к. Знаете, ребята, давайте — за что? Гена? За наше поколение. Ведь мы с вами последние, так сказать, довоенные. Последние, кто помнит войну. По тем меркам мы все кто — практически счастливые люди.

З а м ы ш л я е в (трагически). Гена, за это надо!

Выпили трое. Еще раз возмущенно топая, прошел белоусый старик. Теперь — снизу вверх.

У с о л ь ц е в (весело). Петя. Хочешь — действительно останусь в нашем тресте? Зачем тебе новый начальник?

З а м ы ш л я е в. Смешно!

У с о л ь ц е в. Пойдем завтра к Можарову. Ты же был при том разговоре, когда он сказал: «Дальнюю Гавань — отложить». Пойдем. Напомним. Один человек — ничто, двое — нечто. Пойдем.

З а м ы ш л я е в. Вместе, значит?

У с о л ь ц е в. Вместе.

З а м ы ш л я е в. Так понимаешь, Гена… (Помял нос и, вспомнив примету, смутился еще больше.) Билет вот на руках… (Радостно.) Ехать надо!

У с о л ь ц е в. Сдадим билет.

З а м ы ш л я е в. Очередь опять выстаивать… (Мучаясь.) И вообще: шум пойдет… Мы ему, он нам… Разговоры эти, выяснения… Умереть легче!!

У с о л ь ц е в. Петя-Петенька-Петюня. Как я тебя все-таки хорошо знаю. (Взял бутылку.) Все, ребята. На посошок. И разбегаемся. (Выпил один. Посмотрел на печального Петю, печального Валерика.) Скорбящих без причин — в девятый круг ада! А ну, целуйтесь. (Стал с силой толкать друг к другу.) Целуйтесь, у вас же полное единство взглядов по всем обсуждавшимся проблемам.

В а л е р и к }

З а м ы ш л я е в } Кончай. Ты что?

Усольцев опять откинулся назад.