Глава 12.

Глава двенадцатая
РАСТРЕПАЙКА В УМЫВАЛЬНЕ

На углу улицы стоял круглый дом, на крыше которого была вывеска «Умывальня». Мальчики быстро поднялись по ступенькам па крыльцо и отворили дверь в маленькую комнатку. Сверху с низкого потолка комнаты свешивался изрешеченный железный колокол, похожий на лейку. Посредине комнаты стояла маленькая тумбочка в виде ящика, рядом с которой из-под пола высовывалась железная педаль, как у машины.

Вежелин нажал на педаль, и сверху из колокола брызнула вода. Растрепайка в испуге отскочил в сторону, а Вежелин, улыбаясь ему, стал мыть руки.

— Чего боишься, чудак! Попробуй, водичка-то какая теплая. Раздевайся и мойся, пожалуйста!

Ласковый тон, улыбка мальчика и спасительное слово «пожалуйста» произвели на Растрепайку волшебное действие. Он мгновенно разделся и осторожно, словно приближаясь к огню, подошел к душу. Убедившись в том, что вода действительно теплая, стал мыться.

— Мойся хорошенько, а я тебя подожду на улице, — сказал Вежелин.

Теплая вода приятно щекотала грязное, давно немытое, тело. Да, надо сказать, что бань и душевых в Растрепаевке не было, и растрепаевский народ мылся, где придется: в речке, в озере, в болоте и просто под дождем. Поэтому можно себе представить, какое большое удовольствие испытывал наш герой, впервые попав в душевую комнату. Растрепайка буквально бесился от радости: приседал, плясал, подпрыгивал, высоко задирая коротенькие ножки. Он даже ухитрился встать на голову, но тут же вскочил, набрав в нос воды и шумно отфыркиваясь.

Растрепайка наконец, устал и подумывал уже о том, что пора кончать приятное занятие. Но он не знал, как отключить воду, а Вежелин второпях не объяснил ему, как это сделать. Но тут в дверь постучали. Через некоторое время стук повторился, еще более громкий и настойчивый, а потом раздался мужской бас: 

— Будьте любезны, откройте дверь! 

Перепуганный Растрепайка заметался по комнате, как птица в клетке, не зная, куда спрятаться, и как закрыть льющуюся из колокола воду.

Где же Вежелин? Неужели он оставил его здесь на всеобщее посмешище? 

Забившись в дальний угол, Растрепайка притаился, как мышь, чутко прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.

А на улице шумели и возмущались люди, и до слуха Растрепайки доносилось:

— Освободите помещение! Мы вас ждем! Имейте уважение! Скорее! Скорее!

И опять — «пожалуйста», это назойливое «пожалуйста». Растрепайка снова заметался по умывальне и, споткнувшись о педаль, растянулся на полу, придавив её своим телом. Под ним что-то щелкнуло, и вода остановилась. С трудом переводя дыхание, Растрепайка уселся на маленькую тумбочку, которая вдруг тронулась с места и поехала куда-то вниз, увлекая за собой мальчика. Не успел он опомниться, как очутился в ярко освещенной комнатке. На передней стенке висело огромное, до потолка зеркало, на полочке было написано: «Одевальня».

Рядом, на круглой тумбочке, лежал аккуратно свернутый голубой костюм. На полу стояли совершенно новые красные башмаки.

Костюм и башмаки пришлись Растрепайке в самый раз и доставили большую радость, заставив его на какое-то время забыть о людях наверху.

Зеркала он уже не боялся и был рад встрече со старым знакомым, с интересом разглядывал свое отражение. Большую радость Растрепайке доставило открытие, что он очень даже симпатичен, несмотря на курносый девчоночий нос и длинные руки. Общий вид был, как говорят, что надо, и самое главное заключалось в том, что его теперь не отличить от мальчиков Вежливании — аккуратненьких вежелинов.

В углу комнаты стоял маленький стул, к ножкам которого были приделаны лыжи с высоко загнутыми кверху носами.

— Сани-лыжи! — обрадовался мальчик и сел на стул.

Сиденье слегка опустилось под ним, заскрипело, словно на пружинах, и тронулось с места. С быстротой ветра сани-лыжи вкатили его снова наверх в умывальню и остановились у самой двери.

В дверь уже не просто стучали, а тарабанили настойчиво и нетерпеливо.