«Анна Семеновна шоколадку съест, а лисицу на комод поставит», — сказала маленькая Клава Маркидонова, и девочки с ней согласились.

Анна Семеновна на другой день разделила шоколадку на сорок микроскопических частей. И это было очень весело, хотя и совестно, что ей такой маленький кусочек достался. А про лисицу Анна Семеновна сказала, что она чудесная и очень ей нравится.

Может быть, и нужно было сделать так, раз уж так повелось?

Нет, лисица — это другое: у родителей денег не требовали, скопили сами, кто хотел… Как скопили — не завтракали?

Через несколько дней загрипповала Валя, физкультурница. После четвертого урока Светлана сказала ребятам, что физкультуры не будет, можно идти домой.

Но ребята что-то не спешили уходить, сбились в кучку, совещались о чем-то. К Светлане подошли Лена Некрасова и Соня Ильина.

— Светлана Александровна, а можно, мы останемся в классе на этот час?

— Зачем же вам оставаться?

— Мы хотим написать письмо, — сказала Лена.

— Поздравительное письмо. Любовь Ивановне… — добавила Соня.

Лена докончила:

— К Восьмому марта.

Любовь Ивановна — старушка учительница, вышедшая на пенсию в прошлом году. А ведь это хорошо, что ребята вспомнили о ней!

— Что ж, девочки, оставайтесь. Только имейте в виду — в соседних классах уроки, так вы потише.

— Да, конечно.

Светлана уже стояла, перед ней на столе еще лежал раскрытый задачник. В конце каждой задачи — вопрос, А на последних страницах — ответы на все задачи, даже самые трудные. Заглянешь в ответ — и проверишь себя, правильно ли решил задачу. К сожалению, это только в задачниках так!

Лена и Соня Ильина все еще не отходили, смущенно переглядываясь, будто чего-то выжидали.

Лена — староста, нужно будет возложить на нее ответственность за тишину в классе.

— Бумага-то почтовая у вас есть?

— Есть. Только… Светлана Александровна, вы, пожалуйста, выйдите из класса, когда мы будем писать!

Ответить нужно сейчас же, сию минуту нужно ответить! Обидеться? Или повернуть в шутку? Светлана неторопливо закрыла задачник.

— Уйду, уйду, Лена, не буду подслушивать ваши секреты. Ведь каждое письмо — это маленькая тайна между тем, кто пишет, и тем, кому оно адресовано. До свидания, ребята. Кончите писать — выйдите потихоньку. Лена, ты староста, следи за порядком. Когда пойдете, скажи мне, я буду в учительской.

Кажется, небольшое расстояние от столика до двери, но, когда чувствуешь, что взгляды всех ребят, всех до одного, как бы упираются в тебя… В коридоре стало чуточку поспокойнее, но перемена еще не кончилась, все в движении. Пускай здесь ребята из других классов, но это все тот же молодой, любопытный, наблюдательный, ласковый, добрый, жестокий народ!

По совести говоря, обидно ужасно! И, кажется, не очень-то правильный был ответ. Нужно было все-таки дать им почувствовать, что неделикатно просить учительницу выйти из класса… «И почему они решили, что я хочу остаться?.. Сама виновата, нужно было сразу им сказать: вот я сейчас уйду, а вы не шумите…»

Звонок! Коридоры пустеют. В учительской тоже, на счастье, никого нет.

Так что же случилось? «Меня заподозрили в неделикатном желании узнать, о чем пишут… моей сопернице, что ли? Как они расценивают мое отношение к их старой классной руководительнице? Может, хотели написать обо мне? Или думают, что я так думаю?»

Все эти вопросы висят в воздухе. Ни в одном задачнике ответов на такие вопросы не дается.

В каждом классе бывают хорошие девочки и мальчики. И не просто хорошие, а очень хорошие: способные, веселые и старательные. Почти ангелы с крылышками, можно было бы сказать, если бы не были они такими по-человечески живыми.

В четвертом «В» такой была Анечка Чернышева, любимица всего класса, любимица учителей. За весь год — ни одного замечания, ни одного нарушения дисциплины.

Как только за Светланой закрылась дверь, Анечка Чернышева протиснулась к столу учительницы. Была она небольшого роста, с тихим голоском, вежливая до предела.

Анечка стукнула по столу маленькой ладошкой и крикнула:

— Свиньи мы все! — обнаруживая тем самым свою человеческую сущность.

— Правильно! — отозвался Володя Шибаев со своей парты у окна. — Свиньи вы все, и больше ничего! А самая страшная свинья — это Ленка!

— Я говорю: мы, мы все свиньи! — продолжала Анечка с таким накалом в голосе, что у всех прямо даже мурашки забегали по спине. — Свиньи за то, что дали уйти Светлане Александровне! Иди, Лена, догони ее, нужно извиниться! Пойдем!

Через минуту весь класс гудел, каждый выкрикивал свое мнение о случившемся, осуждая, оправдываясь, негодуя. Через две минуты стали распахиваться двери соседних классов и появляться в коридоре встревоженные учителя. Через пять минут в учительскую вошла Ирина Петровна с розовыми пятнами на щеках.

— Светлана Александровна, пойдите полюбуйтесь, что делается в вашем классе! Как можно было уйти и оставить ребят без надзора!

Через полчаса — разговор в кабинете директора. Евгений Федорович сидел за своим широким письменным столом, сам такой широкий, уверенный в себе, умиротворяющий.

— Светлана Александровна, да вы не расстраивайтесь так. Спокойной жизни захотели? Тогда вам не в школу идти, а другую бы себе выбрать профессию: хранителя экспонатов в археологическом музее или что-нибудь в этом роде.

— Нет, вы скажите, скажите, Евгений Федорович, ну как я должна была поступить?

Евгений Федорович неторопливо передвинул лежавший перед ним классный журнал на правую половину стола. А у Светланы вдруг промелькнула смешливая, озорная мысль. Ей показалось, что, отведя глаза на классный журнал, Евгений Федорович дает себе отсрочку в полсекунды и торопливо обдумывает: что же ответить сейчас молодому товарищу, да поскорее, да так, чтобы товарища поучить уму-разуму и подбодрить, а главное — мудрое и авторитетное.

Уважаемый директор стал вдруг по-человечески близок. И она уже знала: что бы он ни сказал сейчас, это будет разбор неправильно решенной задачи. А следующая задача будет уже на другое правило. Ее-то решать опять придется самостоятельно, без подсказки.

«Ну что ж, — окончательно повеселев, подумала Светлана, — разберем одну задачу, попробуем решить другую. В археологический музей работать ведь я же не пойду!»

…Вечером — неожиданные гости; половина класса пришла извиняться. Заполнив комнату, ребята сидели на стульях, на диване, на кровати, на подоконнике.

— Ну, а письмо Любовь Ивановне так и не написали? — спросила Светлана.

— Не написали, — горестно ответила Лена Некрасова. Светлана налила в чернильницу свежих чернил, положила на стол ручку и несколько листков бумаги.

— Пишите, — сказала она. А сама ушла в кухню, к чудо-печке, вспоминая на ходу рецепт самого быстрого чудо-кекса.

Восьмого марта, как только Светлана вошла в класс, ребята встали и проговорили хором:

— Светлана Александровна, поздравляем вас с Международным женским днем!

Видимо, долго репетировали, уж очень четко получилось.

— Спасибо. И вас, девочки, поздравляю. Садитесь.

Но все продолжали стоять. Лена Некрасова начала — одна — очень торжественным тоном:

— Светлана Александровна, мы хотим подарить вам сегодня в честь нашего Международного женского дня…

Дарят все-таки! Что же делать теперь?..

— …хорошее поведение! — докончила Лена. Все лица были очень серьезны. Светлана весело ответила:

— Спасибо, ребята! Это очень хороший подарок. Принимаю с благодарностью.

Все четыре урока стояла в классе сказочная, неправдоподобная тишина. Ни подсказок, ни перешептывания. Ребята ревниво следили друг за другом, и если кто по рассеянности забывал о подарке, его немедленно одергивали, молча, но энергично.

Интересно, кто придумал это? Сами или Ленина мама подсказала?

Когда прозвенел последний звонок и в идеальном порядке ребята растянулись линеечкой, выходя из класса, Лена заметила: