– Да, котята, к сожалению, отпадают, у меня аллергия на кошачью шерсть, – согласилась Маша, – но породистая такса стоит немалых денег, а где их взять?
– М-дя! Мои финансы поют романсы, – подтвердил гражданин Кружкин, – зарплату снова урезали, кризис у них, видите ли. Так что никаких собак в моем доме! Не забывайте, что я ответственный квартиросъемщик и категорически против того, чтобы мою жилплощадь, мои родительские стены превратили в псарню.
На этом разговор был окончен. Но через пару дней Антоша принес под курткой крошечное длинноухое существо, которое все время тихонько хныкало. Это был месячный щенок таксы.
– Какая прелесть! – восхитилась Маша, прижимая к себе дрожащий рыжий комочек, – где ты его раздобыл?
– Пуконька подарил. Это Гришин сын от седьмого брака. Алиментный щенок. Мы ходили с ним к хозяевам мамаши и выбрали этого. Он самый толстый из всех.
– А как мы его назовем? – спросила Маша.
– Я уже придумал имя. Пусть будет Бруно по фамилии Сикерз, – ответил мальчик.
– Классно! Маленький Бруничек, толстенький Бруничек, – запричитала Маша, лаская щеночка.
Генриха Валентиновича не было дома. А когда мужчина вернулся с работы, его ждал неприятный сюрприз в виде мирно спящего в коробочке из-под обуви собачьего младенца.
Кружкин брезгливо посмотрел на малыша, сказал "М-дя!" и гордо отвернулся.
С самого начала отношения между Генрихом и Бруничком не клеились. Малыш радостно кидался к мужчине, пытался неуклюже заигрывать с ним, но в ответ получал лишь тычки и презрительные взгляды. Щенок не понимал, почему его отвергают, и продолжал ласкаться к Генриху Валентиновичу. Но тот оставался холоден и неприступен, как скала.
Когда малыш немного подрос, ситуация резко изменилась. Теперь таксеныш старался всячески напакостить интеллигентному мужчине, и это прекрасно удавалось, причем почти всегда он избегал заслуженного наказания.
И в то утро, Генрих Валентинович, обуваясь перед выходом на улицу, вдруг нащупал ногой в ботинках что-то твердое. Он не сразу сообразил в чем дело, пока не почувствовал специфический запах. Кружкин отдернул ногу, словно ее ошпарил кипяток, и заорал:
– Да что ж такое-то! Да что ж такое-то делается-то, а? Маша! Вставай немедленно! Я обнаружил в своей обуви собачьи экскременты! Это просто беспредел! Вставай немедленно и освободи мои ботинки от этой гадости, – с этими словами гламурный грузчик побежал в ванную менять носки.
Сикерз, услышав крики Генриха страшно обрадовался, малыш понял, что план удался. Он тут же выпрыгнул из корзинки и спрятался под диваном, чтобы избежать заслуженного наказания.
Генрих очень торопился, и расправы не последовало, лишь уходя, мужчина грозным голосом пообещал спустить с мерзкого гаденыша шкуру.
Незадолго до этого интеллигент обильно позавтракал, уложил приготовленные Машей банки с мясным рагу и салатом оливье в свой рюкзачок. Затем он долго прихорашивался перед зеркалом в ванной.
Внимательно оглядев свое треугольное коричневое личико, мужчина чисто побрился, пригладил пластиковой расческой жиденькие волосики, которые торчали в разные стороны, как стружки у Буратино, и остался очень доволен собой.
Кружкин напевал вполголоса самим же придуманную песенку неопределенного мотива:
Генрих мило улыбнулся собственному отражению и был неприятно поражен. Голливудской улыбки не получилось. Не доставало двух передних резцов.
Кружкин с раннего детства дал зарок никогда не чистить зубы и свято его соблюдал. Он не связывал потерю резцов с нарушением правил гигиены, а обвинял во всем авитаминоз:
– И вообще, меня недостаточно хорошо кормят! – возмущенно сказал он сам себе. – Работаю, как ишак, с утра до ночи – а толку? Еле-еле семь тысяч платят, жопошники! И это мне – такому мужчине! Умному, интеллигентному, непьющему и дисциплинированному. Да я у них лучший работник, если честно! За три года ни разу не опоздал. Я к ним со всей душой, а они ко мне – со всей жопой. Нет, так дальше не пойдет! Все, с меня хватит! С сегодняшнего дня начинаю сачковать! Пусть дураки за такую зарплату стараются.
На работу он, вопреки желанию, как обычно, пришел раньше всех, за полчаса до открытия магазина. Заняться было нечем, и он решил еще раз позавтракать, свежий зимний воздух вызвал у него волчий аппетит.
Генрих скромно устроился в уголке комнаты отдыха и достал банки с едой. К приходу остальных сотрудников он успел опустошить обе посудины.
А в обеденный перерыв ему снова захотелось кушать. Причем, очень сильно.
Аппетит Генриха разгорался еще больше при виде того, как его коллеги собираются славно перекусить: достают свои припасы и заваривают чай.
Мужчина со скорбной физиономией вынул из кармана завалявшийся пакетик чая и опустил его в большую эмалированную кружку. Залил кипятком из общего чайника. Даже сахара не было. Вчера вечером он, из жадности, сгрыз последние кусочки рафинада. Генрих демонстративно, на виду у всех, громко прихлебывал пустой чай.
Надо сказать, что в магазине народ работал бедный, но добрый. Юная продавщица Катя заметила страдания гламурного грузчика и протянула ему большой кусок сдобного пирога.
– Угощайтесь, Генрих Валентинович, мама вчера испекла, с капустой!
Кружкин жадно схватил угощение:
– Спасибо, Катенька! Ты меня выручила. Я, понимаешь ли, свой завтрак дома забыл. Что-то с памятью моей стало! Но мир не без добрых людей.
Вслед за Катей к Генриху потянулись и другие сотрудники, услышавшие его громогласную тираду.
– Вот, Генка. Возьми бутик с колбаской, у меня еще есть, не стесняйся! – предложил грузчик Василий.
– Скушайте булочку, Генрих, – сказала старушка-бухгалтер Ольга Алексеевна.
Несчастному голодающему несли кто что мог: пирожки, бутерброды, яблоки, печенье, конфеты.
Он с удовольствием принимал подношения и выражал свою благодарность в самых изысканных словах.
Вскоре возле Генриха образовалась целая гора всевозможной снеди, которую он пожирал с завидным аппетитом.
За этой картиной внимательно наблюдала завскладом, Марина Адольфовна.
Обожравшись, Генрих нехотя приступил к разгрузке фуры. Но на переполненный желудок работать очень не хотелось. И он решил немного посимулировать.
Кружкин вдруг слабо вскрикнул, выпустил из рук ношу и схватился за сердце. Ноги подкосились, и мужчина неуклюже сел на пол, страдальчески закатывая глаза.
– Генрих, что с вами? – подскочила Адольфовна, – вам плохо?
– Да, пустяки, сердчишко побаливает, – кривясь от воображаемой боли, тихо ответил грузчик.
– Может скорую?
– Да уже почти отпустило, могу приступать к работе, – продолжая строить гримасы, сказал Генрих.
– Ну, уж нет! Идите ка вы лучше домой, отдохните, – приказала Марина Адольфовна, – и никаких возражений!
Кружкин с величайшим трудом поднялся с пола, и, продолжая держаться обеими руками за сердце, направился в раздевалку.
Вскоре он уже шел по улице, преображаясь на глазах удивленных прохожих. Сгорбленные плечи постепенно распрямлялись, скорбное выражение исчезло, его заменила игривая улыбка.
Вместо несчастного больного человека по улице бодро шагал веселый, энергичный, готовый к новым приключениям молодой мужчина.
Домой, разумеется, Кружкин и не собирался. Чего он там не видел? Куда как приятнее пройтись по улицам, заглянуть в магазины, выпить чашечку кофе в недорогом кафетерии. Может ему повезет, и удастся познакомиться с какой-нибудь милой дамой…
Время пролетело быстро, и в положенный час, Генрих вернулся домой, как будто бы с работы…