– Блин! Как же ноги у меня потеют! Очевидно, на нервной почве, – он положил домашнюю обувь для просушки на батарею и продолжил одеваться.

Мужчина взял со стула любимую рубашку.

– Ничего себе! Это как же я вчера употел! Вся рубашка насквозь мокрая! А запах-то какой! Вот так, трудишься до седьмого пота, а тебя на улицу выставляют из-за всякой ерунды! Вот оно, государство-то российское! Вот она, ваша демократия-дерьмократия! Ведь во всем обмануть трудящихся стараются!

С этими словами Генрих попытался застегнуть рубашку, но ничего не получилось.

– Что за чертовщина? Куда девались пуговицы? Ну и ну, неужели все разом отвалились? Небось, гнилыми нитками были пришиты! Позор нашей легкой промышленности! Вот так и Олимпиаду просрали! В какой же стране мы живем? Куда мы катимся? Да что ж такое-то!

Бруничек внимательно наблюдал за действиями Кружкина из корзинки со злорадной улыбкой на черных губах.

Так, страшно ругаясь, Генрих полез в гардероб за другой рубашкой. Наконец, одевшись, мужчина уселся в свое любимое кресло.

Семь утра. Заняться нечем. Идти некуда. Кукольный театр открывается только в одиннадцать. Жена встает в девять, ей на работу к десяти.

Генриху пришлось просидеть в кресле почти два часа, прежде, чем Маша проснулась и накормила его завтраком.

– Что будешь делать? Какие планы на сегодня? – поинтересовалась женщина.

– Работу искать! Я же мужчина, глава семьи! Должен работать, чтобы кормить домочадцев! М-да, таков мой гражданский долг! Для начала схожу в кукольный, а там видно будет.

В театре Кружкина встретили очень приветливо, угостили кофе с конфетами, но на работу не взяли.

– Свободных вакансий пока нет, но если месяцок еще подождете, то может, появятся. Бутафорша Валентина Владимировна на пенсию уходит, если не передумает, конечно. И монтировщик Анатолий в запой собирается, так что шансы у вас есть, – весело ободрила его директриса, – такие работники, как вы, Генрих Валентинович, на улице не валяются! Заходите, позванивайте, что-нибудь придумаем!

Довольный и окрыленный Генрих вернулся домой. Кроме Сикерза, там никого не оказалось. Маша была на работе, Антоша в школе, а Матрена Ивановна, очевидно, отправилась за покупками. Почувствовав полную свободу, Генрих решил слегка перекусить, но заглянув в холодильник, был глубоко разочарован – все полки оказались пусты. Только в самом низу сиротливо стояла банка с маринованными огурцами. А на дверце еще оставалось немного яиц.

– Ничего, нам спецназовцам, не привыкать! Сейчас такую яишенку соорудим – пальчики оближешь! А пока можно съесть огурчик-другой для аппетиту! Да, скорее всего, у меня авитаминоз, поэтому так много потею. Необходимо усиленно питаться.

Он открыл баночку и опустил туда длинные пальцы, в надежде подцепить какой-нибудь корнишон. Но сколько он не шарил в мутноватом рассоле, попадались лишь пожелтевшая зелень и дольки чеснока.

– Ну ладно, придется довольствоваться тем, что есть. Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое!

Он выловил и жадно схрустел чеснок и зелень из банки, а затем медленно выпил весь рассол. При этом громадный кадык на его тощей шее равномерно ездил вверх и вниз, словно лифт. Мужчина аккуратно закрыл баночку крышкой и поставил на место в холодильник, оставив на донышке маленький зубок чеснока и листик сельдерея.

– Ну что ж, самое время приступить к приготовлению десантной суперяичницы! Ну-ка, ну-ка, как тут все включается? – Генрих жил на полном обслуживании, и был знаком с устройством новой плиты лишь понаслышке. Ему, с тех пор, как женился, еще ни разу не приходилось готовить или что-нибудь себе разогревать.

Сколько Кружкин не щелкал кнопкой электроподжига, зажечь газ не удавалось. Не получалось синхронно открутить газовый крантик и высечь искру.

Вскоре кухня наполнилась отвратительным запахом газа. Генрих поспешил открыть форточку.

"Так дело не пойдет, – подумал он, – кажется, где-то должны быть спички, зажжем плиту старым дедовским способом, так будет надежнее".

Генрих Валентинович лихорадочно перерыл все ящики кухонного стола, пошарил в буфете. Безрезультатно. Спичек нигде не было.

– Да что ж такое-то! Да что ж такое-то делается в этом доме! Даже спичек днем с огнем не сыщешь! Что же мне теперь, голодным сидеть? – бушевал мужчина.

Тут его взгляд случайно упал на подоконник, где возле горшка с кактусом лежала еще не начатая упаковка спичечных коробков. Интеллигентный мужчина судорожно разорвал бумагу и извлек заветную коробочку.

– Живем! Из спички возгорится пламя! – обрадовался Кружкин, но зажечь газ ему удалось лишь после нескольких неудачных попыток. Спички то ломались, то не загорались. Наконец, когда заветный голубой огонек весело заиграл на белой поверхности плиты, Генрих поставил сковородку и щедро налил на нее подсолнечного масла.

"Теперь надо подождать, пока нагреется" – подумал интеллигент и отправился в комнату смотреть телевизор. Показывали дневной повтор сериала "Братаны". Генрих так увлекся захватывающим сюжетом фильма, что совершенно забыл про сковородку, стоящую на огне.

И лишь когда едкий черный дым наполнил всю квартиру, Кружкин вспомнил о ней. Сметая все на своем пути, включая отчаянно лающего Бруничка, он примчался на кухню.

Но было поздно. Плиту уже охватило яркое оранжевое пламя, а почерневшая сковородка источала удушливый едкий дым. Жадные языки пламени лизали стену, оставляя ужасные черные пятна.

– Надо что-то делать! Пожар! Горим! Спасите! – орал Генрих Валентинович, стоя на месте, как вкопанный.

Наконец, до Кружкина дошло, что помощи ждать не от кого. Он один дома, если не считать трехмесячного щенка. Тогда мужчина, в отчаяние, заметался по кухне, не зная, что предпринять. Генрих схватил первую попавшуюся кастрюлю, наполнил ее водой из-под крана и выплеснул на пылающую плиту. До конца погасить пламя не удалось, но оно стало намного меньше. Тогда Генрих Валентинович вылил на источник возгорания несколько раз подряд по полной кастрюле. Пожар был побежден. Кружкин даже догадался закрыть газ.

Мужчина страшно возгордился собой и совершенным подвигом. Кухня представляла собой ужасное зрелище: стена над плитой почернела до самого потолка, газовая печь пришла в негодность, весь пол был залит водой и усыпан осколками разбитой посуды, которую Генрих уронил во время приступа паники. Теперь помещению требовалась не просто уборка, а настоящий ремонт.

– М-дя! Придется поработать. Ни минуты отдыха! Покой нам только снится! – Кружкин, злобно матерясь, взял тряпку и начал вытирать пол.

В этот момент скрипнула дверь в прихожей. Бруничек с радостным лаем бросился встречать любимую бабушку. Матрена Ивановна вернулась с двумя переполненными продуктами сумками. Тяжело дыша, старушка снимала пальто и сапоги.

Генрих, чумазый как черт, резво выскочил к ней на встречу.

– Дорогая Матрена Ивановна, вы только не волнуйтесь, вам вредно! – торжественно-скорбным голосом начал Кружкин, – случилось ужасное несчастье!

Старушка побледнела и схватилась за сердце:

– Что-то с Антошей? Он попал под машину? Говори скорее, не томи, итак уже сердце колет!

– Я надеюсь, с Антоном все в порядке, так вот, я хочу сказать, что произошла страшная беда! – продолжил мужчина.

– Машенька! Что с ней? Заболела? Где она? В больнице? Почки отказали?

– Как где? На работе! С ней все нормально, я о другом! Свершилось страшное! У нас все сгорело!

– Как? Вся квартира? То-то тут запах такой стоит! Что, все комнаты и мебель? – допытывалась старушка.

– Да нет, только кухня, а точнее, всего лишь, плита! Я не виноват! Она сама! Очевидно что-то с электроподжигом случилось! Сейчас кругом один брак гонят! Вот и Олимпиаду проиграли, и у рубашки моей, ни с того, ни с сего все пуговицы отвалились! Никакого контроля качества, кругом полная безответственность и коррупция. И у нас последствия пожара были бы непредсказуемыми, ели бы не мои своевременные героические действия! Но я же настоящий мужчина, спецназовец, а священный долг каждого российского гражданина защищать до последней капли крови имущество своей семьи! Если не я, то кто?