— Вы в самом деле верите в это? — воскликнула Бетани. — Если да, то почему никто не принял никаких мер? Если на Спенсере лежит ответственность за смерть моего отца, почему он посылает меня туда снова?

— Существует ли лучший способ заставить молодого повесу отправиться туда, не замечая преград? — съязвил Бертолли.

Трейс поднялся и поставил пустой стакан на столик, стоящий рядом с креслом.

— Деньги — гораздо более серьезный стимул, — угрожающим голосом, ни на секунду, однако, не введшим в заблуждение Бертолли, ответил он.

— Он сумел устроить так, что вы здесь. И направляетесь обратно в горы на поиски Вилькапампы и золота инков, что чрезвычайно удивляет меня.

Скулы Трейса напряглись.

— Но не для Бентворта.

— О! Значит, для этой прелестной молодой леди? — Его улыбающийся взгляд переместился на Бетани. — Может, Бентворт гораздо умнее, чем я о нем думал?

Бетани заерзала в кресле, не в состоянии понять, почему Бертолли то и дело возвращался к их натянутым отношениям с Трейсом. Какое для него все это могло иметь значение? Но итальянцы в душе романтики, может быть, он хотел, чтобы они с Трейсом заделали эту трещину, хотя казалось слишком невероятным, чтобы он решился из-за этого рисковать собственной дружбой с Трейсом.

— Синьор Бертолли, — тихо сказала она в тот момент, когда Трейс в ярости, похоже, готов был выскочить из залы. — Вы, должно быть, забываете, что для мужчин типа Бентворта успех превалирует над какими бы то ни было чувствами. Он не может придавать особого значения тому, чтобы Трейс и я стали… друзьями… опять.

— А я этого и не думал, — улыбнулся Бертолли. — Я просто заметил, что ему ничто не помешало бы использовать вас обоих для достижения своих собственных целей… претерпевать опасности, рисковать жизнью, чтобы добраться до сокровищ потерянного города королей. — Улыбка его расширилась. — Судя по всему, это блестяще сработало.

— Вовсе нет, — возмутилась Бетани. — Я возвращаюсь туда, чтобы моему отцу досталась слава за его тяжелый труд, а мистер Тейлор — единственный мужчина, изъявивший согласие сопровождать меня. Все очень просто.

— О, никогда ничего не бывает слишком просто, синьорина. Вы простите меня, если я не откажусь от своих подозрений, что Бентворт руководствуется скрытыми мотивами?

— Спенсер Бентворт ясно дал понять, что ему нужно золото, — коротко сказала Бетани. — Больше он ни на что не претендует. Мне же нужно нечто совершенно другое.

Синьор Бертолли поднялся и отвесил ей поклон.

— Мои извинения, синьорина. Возможно, я позволил хорошему отношению к вам обоим одержать верх над моей хорошей привычкой держать язык за зубами. Если я задел вас, миллион раз прошу прощения.

Смягчившись, Бетани кивнула.

— Конечно. Надеюсь, вы понимаете, что возвращение в Перу оживило во мне множество неприятных воспоминаний, и, боюсь, я немного взвинчена.

Бетани посмотрела на Трейса, но тот упрямо хранил молчание. Она почувствовала очередной приступ досады на него. Господи, неужто он не может быть достаточно любезным и великодушным, чтобы принять извинения гостеприимного хозяина?

Но Трейс молча продолжал разглядывать итальянца, как будто видел его впервые. Его мысли никак не отражались на его лице; потом он с подчеркнутой вежливостью пожелал всем спокойной ночи и покинул залу, даже не оглянувшись.

Бетани, сглаживая неловкость, сказала:

— Все мы устали за последние месяцы.

— Понимаю. Я все прекрасно понимаю, синьорина. — Он сжал ладонями ее руку. Его взгляд словно проникал ей в душу, пока он говорил: — Мне очень нравился ваш отец. И мне нравится ваша решимость обессмертить его имя. Если я могу что-нибудь сделать…

— Нет, вы и так сделали слишком много, синьор Бертолли. Очень любезно с вашей стороны предлагать нам гостеприимство, учитывая, что мы довольно колючие собеседники. Постараемся не слишком долго докучать вам. Как только мы уладим все с перуанскими властями, мы уедем.

— Я буду более чем счастлив сделать это за вас, — немедленно предложил Бертолли. — Пожалуйста, — продолжал он, рукой останавливая готовые вырваться у нее слова протеста, — это самое меньшее, чем я могу загладить свою сегодняшнюю бестактность. Мне следовало бы сообразить, что мои слабые попытки отговорить вас и примирить с синьором Тейлором будут иметь такие последствия. Вы позволите мне позаботиться обо всех формальностях?

— Я буду в долгу перед вами, — кивнула она.

— Нет, это я в долгу перед вами, — заверил ее Бертолли, улыбаясь.

Так приятно ощущать, думала Бетани, устроившись между прохладными простынями в кровати, которую приготовили для нее, что такой могущественный человек, как синьор Бертолли, на их стороне. Бентворту он не симпатизировал. Несмотря на очевидное коварство Спенсера Бентворта и его чрезмерную скупость, ей было непросто думать о нем плохо. Она не понимала почему. Не было никаких сомнений, что Трейс не любит его и не доверяет ему, но думать так же у нее не получалось.

Трейс как-то заметил, что женщины обычно попадают под влияние краснобайствующих мужчин, и она сразу же с ним согласилась.

— Да, — коротко сказала она. — Я несомненно под твоим влиянием!

Это возымело действие: он прищурился, губы его сжались, превратившись в тонкую ниточку, и больше он этого не повторял. Теперь же во время путешествия он говорил совсем мало, и она была ему благодарна за это. У нее в сердце возникала странная пустота, когда она думала о том, словно частичка его была похищена. Она приходила в страшное беспокойство при малейших признаках потепления с его стороны, и даже не осмеливалась поддержать случайную беседу. Она старалась оградить себя.

Бетани не забывала об этом и на следующее утро, когда ее сердце неожиданно заколотилось при виде обнаженного до пояса Трейса. Его мускулы гладко перекатывались, когда он лениво потягивался. Ей следовало бы поинтересоваться у Мартины или синьора Бертолли, не будет ли кого-нибудь в бане в этот ранний утренний час, но ей это почему-то не пришло в голову. И когда, завернув за угол и намереваясь в одиночестве принять ванну, она увидела его, натягивающего брюки на узкую талию, у нее перехватило дыхание.

Он поднял темноволосую голову, еще влажную, и глаза их встретились. Легкая насмешливая улыбка тронула его губы, он даже не предпринял попытки застегнуться. Он просто стоял и смотрел на нее.

Бетани старалась не обращать внимания на то, каким возмутительно мужественным выглядел он, стоя слегка расставив ноги и поставив руки на бедра. Расстегнутые брюки не позволяли видеть нижнюю часть его тела, но оставляли открытыми тренированные мышцы его упругого живота. Бетани вспомнила ощущения от их прикосновения.

— Мне казалось, я встал достаточно рано, чтобы победить в утреннем состязании, — наконец проговорил Трейс. Он заметил и легкий румянец на ее щеках, и ее отчаянные попытки смотреть только на лицо. Все это вызвало у него желание разрушить с трудом сохраняемое ею самообладание. За шесть месяцев у нее выработалась способность оказывать ему внутреннее сопротивление, ни разу она даже не намекнула на возможность возобновления их былой близости. Трейс и сам был отнюдь не уверен в том, что этого хочет.

Но теперь, когда она, явно ощущая неловкость, стояла перед ним и глядела на него так, будто никогда не видела его раздетым, Трейса вдруг охватило мальчишеское желание разбить вдребезги эту невозмутимость. Она была похожа, черт ее побери, на падшего ангела, с соблазнительными локонами, нервными губами и оценивающим блеском в огромных фиалковых глазах, который она не сумела скрыть под стремительно опущенными ресницами.

Трейс, так и не взяв на себя труд застегнуть брюки, лениво наклонился, поднял рубашку и пошел к Бетани. Он почувствовал острое удовлетворение, увидев, как она непроизвольно отступила на шаг, а глаза ее еще больше расширились.

— Вода теплая, принцесса, — тихо произнес он. — Примерно такая же, как была в бассейне инков, в котором мы купались. Помнишь?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: