- Ты новенькая. Что-то я раньше тебя здесь не видел.
Говор был с лёгким акцентом. Если б мы последние месяцы не занимались диалектами, я вряд ли б заметила разницу.
Акцент был южный. Присоединённый юг. И хоть мужчина выглядел русом, но речь его выдавала.
Я села рядом с поваром, наблюдая за ним.
- Картошку чистить умеешь? - спросил повар, на что я кивнула.
Но ведь картошка тяжёлая пища, её не положено больше одной трети блюда использовать.
- Откуда ты? - спросил мужчина. Что же мне ответить? Каким образом я тут оказалась? Но постаралась не лгать.
- Из Омска.
Мне подали картошку, чистилку.
- А нож есть?
- Чистилкой ведь удобнее, - возразил кашевар, он улыбался, пытаясь быть доброжелательным. А от этого у меня мурашки от страха бегали по коже.
Может и удобнее чистилкой чистить, зато она - плохое оружие. Мне продемонстрировали все прелести чистилки, но я выбрала нож. Тупой нож. Блин!
- Нож тупой.
- Какая дамочка привередливая, - заворчал кашевар, но протянул мне точилку. - Надеюсь, что хоть с этим справишься.
Я молча наточила нож. Он меня на ТЫ назвал. А я ведь не позволяла. С трудом сдержала себя. Я тут всего лишь помощница кашевара. Так что молчу.
Повар посолил кашу, и тут же меня накрыла тошнота. Блин!
А потом я нечаянно оступилась и огромный котёл перевернулся. Сколько крика было и ругани. На оную сбежались военные. Я стояла, опустив взгляд, под бранными речами кашевара.
- П-простите, я н-не хотела,- старательно заикаясь произнесла я, нельзя улыбаться, только грустное выражение лица. До чего же сложно его держать.
На переполох явился хан. Бросил на меня уничтожающий взгляд.
- Ты сегодня наказана. Будешь сама варить завтрак. Максим, пойдём, есть разговор.
Кашевар ушёл вместе с ханом. Меня оставили возиться с котлом. Я что - богатырь, поднять такую махину? Военные разошлись.
- Ты как? - услышала шёпот мужа. Хотела броситься ему на шею. - Нет, возись с едой. Запряги кого-то чтоб тебе котёл отмыли. Мы тут тайно. Я купец. А ты моя жена. Но никаких романтических отношений. Я буду издеваться. Поняла? - всегда поражалась тому, как тонко он угадывает мои мысли.
- Да, мой господин, как скажете.
- Умница, девочка.
- Еда была отравлена.
- Да, я понял. Хан тоже. Так что в ближайшую седмицу* ты у нас кашеварить будешь.
- Как наши ребята? - не спросить я ведь не могла.
- Погибло десятеро. Остальных мы спасли. Проверь все продукты.
Я кивнула и муж больше не общался со мной. Ушёл?
Котелок я вытащила из огня сама, сапогом. В дорогу было велено всем одеться в эту дорожную обувь. На мне, по-прежнему, была дорожная одежда, а вот поверх муж выдал длинную сорочку, закрывающую портки. Сорочка была купленная, без вышивки. Готовые изделия обычно были не доделаны, требуя украшательств в виде вышивки или лент. Муж велел перед отъездом нашить ленты с нейтральными узорами. И хоть в народе это считалось позором, но для купцов было позволительно. Я отошла к реке да отмыла котёл. У вываленной каши уже трапезничали собаки.
- Так, други. Зря вы кашу съели. Хотя может вам без разницы.
За собаками я решила понаблюдать. Сварила новый котёл каши, покрошила в неё вяленное мясо. Остальные продукты тоже проверила. Фрукты были покрыты какой-то дрянью. Мытьё не особо помогало, лишь срезание верхнего слоя. Загрузила несколько молодых ребят, которые чистили мне фрукты. Я вела себя учтиво, так что молодёжь даже пыталась ко мне клеиться.
- Извините, мужики, но я уже замужем.
Муж один раз продемонстрировал своё “грубое обращение”. Нет, он не обижал физически, но общался со мной грубо, словно я его служанка. После этого его чуть не избили, пришлось заступаться.
Мирослав скрипел зубами, видя вокруг меня толпу ребят, которые с радостью помогали мне готовить. Ревнует. За эти месяцы учёбы мы с ним очень сдружились. Про нежные чувства я не говорю. Для себя я поняла, что его сдержанность в семейной жизни, меня огорчает. Мне хотелось, чтобы его мимолётные ласки выливались во что-то большее, но в постели он ко мне поползновений не делал, разве что иногда мы засыпали в обнимку. И вот сегодня всё изменилось, точнее уже вчера. Он впервые признался в своих чувствах. В орде виделись мы с ним редко, в основном только ночью, спали в обозе. Конец лета, ещё было тепло. Прошло несколько дней, как мы сюда попали.
- Яра, прости меня, - шептал ночью муж.
- Забудь.
- Мне очень неприятно так себя вести. Ты, конечно, иногда можешь вызвать такую реакцию, что я злиться начинаю, но сейчас ты ведь скромница. А все эти парни вьются вокруг тебя, а я веду себя как дурак, причём не специально. Точнее не так, я обзываю тебя специально, но во мне и правда кипит целая буря чувств.
- Хорошо, завтра получишь от меня сковородкой.
Муж улыбнулся и подарил мне поцелуй.
Глава 2
Павшим ребятам мы сложили общую кроду, подожгли и устроили бои. Ещё предстояло встретиться с родственниками и выразить своё почтение и память. После того, как костёр догорел, вещи погибших мы сложили в кучу, и стали возводить курган. Это была память о них, а сверху поставили надгробие с именами, в виде столба, с вырезанными именами погибших и именем КНЯЗЯ Мечникова Мирослава.
На тризну пригласили родственников. Ребята были молодыми, и ещё не успели обзавестись своей семьёй, но у них тоже были родители, которые потеряли своих сыновей, были любимые, братья и сёстры.
Нам всем было жаль ребят, но ведь путь души с уходом из жизни не заканчивается. Они переродятся вновь и начнут всё заново.
Муж тоже принял участие в боях во славу павшим, как и выжившие из нашей свиты. Сразились все, кто хотел. Воины в большинстве своём были подготовлены лучше, но и наши ребята не промах. Мирослав сразился с Ратыем.
Это была великая честь, обычно удостаивались её лишь лучшие бойцы. Но бой ведь был не настоящий, а так, лёгкий, разминочный. Не до первой крови, не до лежащего на лопатках и не в силах подняться соперника, а всего лишь для показа навыков.
Я любовалась мужем. Он был раза в два уже в плечах хана, проигрывал и в силе, но брал своей ловкостью и скоростью. После десятиминутной схватки, они разошлись, обнявшись, не признавая ни за кем победу.
И хоть оба бойца оголились(показывая свою честность, что оружие не припрятано) и были лишь в портках, босиком, муж не снял свою чалму.
После боёв, все разошлись. Обычно ещё полагались блины и медовуха, но орда ограничилась квасом.
После тризны родители павших воинов захотели пообщаться с князем.
Хан их принял у себя, позвали и нас с мужем.
- Простите, но долго ли нам ещё ждать? - родители негодовали таким обращением, хотя, вели себя почтительно.
Мы же вошли в шатёр и присели на подушки, муж по правую сторону от Ратыя, а я рядом присоседилась.
Хан указал на нас взглядом, потом кивнул. Мирослав снял свой головной убор. Шатёр наполнился сиянием.
Родители склонились в уважительном поклоне, получили в ответ кивок и чалма вновь заняла своё место.
Стало тускло.
- Мы очень сожалеем о гибели ваших детей и наших друзей. И будем хранить о них вечную память.
А дальше муж вознёс хвалу нашим богам и предкам, мы испили кваса и вспомнили каждого погибшего, рассказав кусочек из нашей общей с ними жизни.
Затем Ратый перенёс родителей по домам, а мы остались с мужем одни.
У нас не принято грустить на тризне, но ребята ведь мало прожили, ничего ещё не достигли, и свой долг по отношению к Роду не выполнили. Муж пообещал мне, что приложит все силы, чтобы не допустить повторения. А ещё я видела тоску его в глазах и чувство вины, ведь хан предлагал свою помощь и всего этого можно было избежать.
Я молчала, просто находясь рядом и держа его за руку. Слова здесь не уместны. Прошлое уже не воротишь, мы не вправе изменять его, даже если и могли б. Мы должны жить дальше, неся этот груз на своих плечах.