К счастью, я остановилась и не спросила о его работе в продажах. И, блин, думала, что почти выпалила о своей работе на ФБР, просто чтобы дать ему кусочек меня, моей жизни, надеясь, что он не выдержит и даст мне еще что-нибудь… хоть что-нибудь.

А что если мы похожи? Что, если его тайна жизни — его «Личный кодекс» — тоже результат его работы на ФБР, только на гораздо более высоком уровне. Или ЦРУ? Может быть, «Работа в торговле», о которой он сказал мне, — полная ложь. Может ли быть так, что именно поэтому он настолько сдержан во всем, что делает?

Такое не было бы странным в этой части страны, где все, кажется, имеют какую-то связь с правительством.

Я знаю, что подобрала ужасное время для вопросов, но у меня были свои причины. Мне хотелось быть уверенной в том, что я делаю и с кем.

Уоттс был первым реальным человеком, общающимся со мной так долго... ну, буквально первым. Хотя он и не знал подробностей моей жизни или истории моего детства, но все равно знал обо мне много, знал сегодняшнюю Кэтрин, не Кэтрин из прошлого.

Может быть, он тоже прятался от прошлого. Но он не имел ни малейшего представления о том, что я не собиралась узнавать что-то большее, чем имя.

Я открылась ему и хотела, чтобы он сделал то же самое для меня. Все, что хотела, все, что мне было нужно — гарантия, что все это было реально. И одним из аспектов этой гарантии, который имел для меня смысл, являлось его имя, действительно ли его звали Уоттс?

Он даже не дал мне шанса объяснить. Что-то его напугало, очень.

Когда я ехала домой, мои мысли перешли в режим — СМИРИСЬ. Вряд ли я когда-нибудь увижу его снова или даже услышу что-то от него.

«Тебе лучше держаться от меня подальше. Этого не должно было случиться».

Эти холодные, грубые слова означали конец всему. То, что я знала о его отношениях с женщинами, привело меня к убеждению, что он держал свое слово — он никогда не видел одну и ту же женщину дважды.

И теперь я стала одной из них.

Я подъехала к своему дому и увидела, что кто-то припарковался на моем месте. В субботу вечером. Не удивительно, что это меня взбесило. Кто-нибудь уважает чужие границы или делает все только для собственного удобства?

Я объехала парковку, находя несколько пустых мест, которые были зарезервированы, но, в отличие от этого мудака, который встал на мое место, не собиралась делать то же самое.

Я, наконец, нашла место подальше, чем хотела бы. Но, возможно, ходьба пойдет мне на пользу. Сжечь энергию разочарования от грустного, повторяющегося момента в моей голове — я стою на коленях на кровати и наблюдаю, как Уоттс выскальзывает из комнаты и из моей жизни.

Поднявшись на пять ступеней по своему крыльцу, я впервые заметила красный цвет на фоне черной двери. Одинокую розу в высокой узкой стеклянной вазе. Кто-то поставил ее прямо перед моей дверью.

Я нагнулась, чтобы ее поднять. Без записки. Любопытно.

Уоттс? Может быть, он оставил ее здесь для меня, как своего рода извинение? Тогда это был странный способ. Плюс, он не имел ни малейшего представления о том, где я жила. По крайней мере, я не думаю, что он знал. Знал?

Путаница образовалась в моей голове. Вскоре дух молодой девушки во мне поверил, что кто-то оставил розу перед моей дверью по чистой случайности. Это было возможно. Более чем возможно, на самом деле. Хотя невероятно.

В моей жизни не было никого, кто мог бы оставить розу около моей двери. В пределах видимости находились десятки и десятки дверей. Наши адреса не очень ясно видно — по четыре квартиры в доме, без подписей. Почему — я не имею ни малейшего представления, как здесь не запутаться. Когда вы объясняете это кому-то еще, им становится понятно, но даже люди из доставки FedEx и UPS все время оставляли вещи не там.

Так что я решила, что это чистая случайность. Никакой карточки, привязанной к цветку, у меня не было, и узнать, кому на самом деле он был предназначен, я не могла, так что взяла его себе.

Роза с крепким бутоном богатого темно-красного цвета, обещавшим, что когда она расцветет, то будет прекрасной. По крайней мере, я хотела насладиться ее цветением. Незначительно сладкое окончание очень горькой ночи. 

Я не хотел ее оставлять. Ненавидел себя, глядя на выражение лица девушки. Ненавидел слова, которые она говорила, и тон ее голоса.

Я не склонен к чувству вины. На самом деле у меня мало терпения и выдержки. Но я чувствовал себя виноватым именно потому, что она не пыталась выдавить из меня чувство вины.

Ее мольба была честной, где-то глубоко внутри, но… Что я мог сказать? Я просто не знаю причины ее мольбы. Возможно, она основана на чем-то ужасном. Несколько вариантов пробежало в моей голове: плохой предыдущий брак, оскорбляющий экс-бойфренд, приставания в молодом возрасте, детство, полное пренебрежения, а может быть, это было просто в ее характере — она была недоверчивой.

В любом случае все это лишь подтверждало правильность моего решения уйти. Если что-то ужасное случилось в ее жизни, то ей нужно находиться подальше от меня. Последствия нашей близости могут быть достаточно плохими, что меркло в сравнении с тем, что, возможно, случалось с ней ранее.

Вина вытекает из того неоспоримого факта, что я пересек линию, хоть и знал, что не должен был.

За шесть месяцев нашего знакомства у меня возникли к ней чувства. Даже не зная ее фамилии. Даже не зная, было ли «Кэтрин» ее настоящим именем. Не зная, как она выглядела, как звучал ее голос, как она смеялась или плакала.

Я заботился о ее благополучии.

А теперь я подверг ее опасности. Дважды, на самом деле.

Во-первых, я знал, что существовала опасность в нашей связи, — может, что-то уже произошло, или кто-то похищал Кэтрин и использовал ее, чтобы добраться до меня.

Во-вторых, существовала опасность для ее эмоционального состояния, которое я даже не рассматривал, потому что не знал о ее боли, которую она несла всю свою жизнь, пока не увидел эту боль на ее лице, когда покидал номер.

Блядь…

За десять лет я не делал глупых ходов. Был достаточно осторожен, чтобы не подвергать опасности других людей, даже если они значили для меня очень мало и появлялись рядом лишь для физического удовольствия.

Десять лет я делаю то, что делаю, и ни разу даже не представлял себе подобное, выработав иммунитет к любым видам чувств.

Если бы я и не вышел из комнаты при тех обстоятельствах, все равно никогда не увидел бы ее снова. Я сделал бы ей больно в том или ином случае. Все потому, что мои сексуальные желания затмевали логику.

Но, черт возьми, разве мужчина не может желать этого, по крайней мере, один раз в жизни?

Хотя разница все-таки была в том, что последствия моего ухода более тяжелые, чем у развода, потери работы или чего-нибудь еще в этом роде.

Мой дом находился в Чарльз-Вилладже, город Балтимор, в хорошем районе с множеством ресторанов и магазинов в пешей доступности. Рядом с моим двухэтажным таунхаусом с широким крыльцом была открытая парковка и небольшая, огороженная лужайка.

Я вернулся домой около девяти вечера. Расстроенный тем, как прошел вечер, поэтому обрадовался, что никто не припарковался на моем месте.

Также я был рад тому, что миссис Вудалл не стояла на своем крыльце. Она жила в таунхаусе, прилегающем к моему. Она и ее муж представились мне в первый день, когда я сюда переехал, почти десять лет назад, давая мне понять, что они всегда помогут, если мне что-нибудь понадобится. Учитывая тот факт, что мне требовалось уединение, последняя вещь, которая была мне нужна — это любопытные соседи. Поэтому они знали меня лишь под моим псевдонимом — «Эндрю Мерфи». Мистер Вудалл умер через четыре года после моего переезда, а миссис Вудалл поддерживала свою традицию проводить каждые весенние и летние вечера на крыльце, наблюдая за окружающим миром.