Я был поглощен разочарованием. Трудно не позволять себе думать о том, как чувствует себя Кэтрин после той ночи.

Может и ничего, ведь я не получил от нее письма. Она никогда не ждала, пока я напишу ей первым. Но на этот раз я уже начал думать, что, возможно, она ждала.

Пока обедал за стойкой своего книжного магазина, я проверил свою электронную почту, найдя там два новых сообщения. И ни одно из них не принадлежало Кэтрин.

Одно было спамом, другое — уведомление с сайта знакомств, что там я получил два новых сообщения. Я нажал на ссылку, которая перевела меня непосредственно в папку «входящих» сообщений на сайте.

Первое содержало только смайлик и слова: «Я думаю, что мы могли бы зажечь». Я получал такие сообщения и раньше. Оно «шаблоны», которые написаны для тех, кто очень ленив или неспособен мыслить творчески, чтобы придумать сообщение самому.

Я решил даже не смотреть профиль женщины, которая отправила его. Все, о чем я мог думать — о первом сообщении Кэтрин на этом сайте, про Рэймонда Чандлера и Уильяма Фолкнера. Ничего общего с этим бессмысленным, универсальным «шаблоном». Вообще ничего... Как бы смешно это не звучало, но не было больше такой женщины, как Кэтрин. Ни одна не производила на меня такого впечатления, как она.

Я удалил сообщение-«шаблон» и нажал на следующее. Оно было от Хизер. Я познакомился с ней несколько месяцев назад, когда мои электронные отношения с Кэтрин были совершенно новыми. В то время Хизер воплощала в себе то, что я искал. Привлекательная, свободная и готовая жить по правилу «одного раза», что и требовалось.

Очень мало информации было о ней на сайте знакомств, но, к счастью, она сказала мне свою фамилию, и я смог узнать о ней чуть больше. Девушка была зарегистрирована во всех социальных сетях: Facebook, Twitter и Instagram.

Она была стюардессой в Балтиморе, но ее должны перевести в Портленд, штат Орегон, в течение ближайших двух недель. Я знал, что наша встреча будет безопасна. И все действительно прошло хорошо.

Именно поэтому я был удивлен, что она написала мне спустя столько месяцев.

— Привет, Эндрю, — она использовало поддельное имя, которое я назвал ей. — Помнишь меня? Бьюсь об заклад, что да, но если вдруг нет, то, возможно, это освежит твою память. Ты был первым парнем, с которым я попробовала перевернутую наездницу. Я рассказывала тебе, что раньше не занималась сексом в такой позе до того. Короче… я вернусь в город в течение следующих шести дней и…

Я нажал «удалить». Даже не дочитал ее письмо. Было очевидно, к чему все шло. И меня это попросту не волновало.

Она не была Кэтрин. Ни одна из них не была Кэтрин.

Я зашел в настройки своего профиля и удалил свою страницу. Готово. Закончил. Я не стал бы туда возвращаться, потому что не смог бы, даже если захотел.

Я занялся другими делами, просмотрел свой список контактов и нашел адрес электронной почты книжного коллекционера, которому я продал некоторые издания в предыдущем месяце. Он покупал только подписанные копии книг, так что я знал, что он захотел бы купить копию Лолиты, и купил бы ее быстро.

Я написал ему цену в 9000 долларов. В течение часа он написал ответ и сказал, что если я согласен продать ее за 8200, то мы заключим сделку.

Не задумываясь, поместил книгу в коробку для рассылки. Все эти деньги пойдут в мой фонд «Отправляйся в ад».

Ворочаясь в ту ночь, я обдумывал мысль, которую назвал «Дилемма Кэтрин».

Понятия не имел, хотела ли она хотя бы поговорить со мной, и все усилия, что я вложил в нее, могут быть потеряны. Но я должен был решить это для себя.

Мое физическое влечение к ней неоспоримо. Я должен быть честным с самим собой, признав, что это было самым сильным и решающим фактором в моем плане. Несмотря на другие мысли и чувства, которые к ней испытывал, я все еще хотел ее.

Если бы увидел ее снова, я бы нарушил свое собственное правило, которое было неоспоримым по чертовски-уважительной причине. Я уже подверг ее опасности, увидевшись с ней один раз.

Стоило ли рисковать, чтобы увидеть ее снова?

Я дохожу до точки, когда вопрос стоит о риске и опасности, которую я представляю для нее, и как это опасно для меня самого.

Она часто упоминала о своем затворническом образе жизни, никогда не говорила о друзьях или встречах. Если я сделал ей настолько больно, насколько боялся, то очень надеялся, что ей было на кого опереться. Например, на семью. Или на поддержку коллег.

Она никогда не говорила и о них тоже. Я об этом раньше не думал, но теперь задавался вопросом, какой была ее работа и что она делала весь день.

Я видел боль на ее лице, которая пришла откуда-то изнутри, очень вероятно, из старой душевной раны.

Я могу понять ее очень хорошо, по себе. Вот почему понял, что означает это выражение на лице Кэтрин. Я так много раз видел его на своем собственном лице, когда брился, чистил зубы, каждый раз, находясь перед зеркалом.

Мы имели очевидную связь, построенную за месяцы электронной переписки, но теперь я знал, у нас было еще кое-что — «травматическая связь». Только я понятия не имел, прошли ли мы в наших жизнях через похожие страдания.

Видела ли она это на моем лице в тот вечер? Был ли хотя бы намек на это?

Что же тогда было поставлено на карту, если у нас действительно есть эта самая связь? С такой мыслью я заснул.

Я проснулся на следующее утро, спустился вниз и включил кофеварку. Пока готовил завтрак — два омлета, один ломтик бекона, один ломтик поджаренного хлеба и апельсин — открыл местную газету на своем планшете и читал статьи, пока ел.

В репортажах местных телевизионных новостей говорили про одно и то же, но в газете сообщали о том, что полицейские предварительно опознали жертв.

Это было плохо для моего бизнеса. Хотя моя работа там уже сделана, придется пристально следить за развитием ситуации. Будет нелегко это сделать — мне предстоят трудные дни, а я становился все более и более сосредоточенным на Кэтрин.

Без Уоттса уже прошла неделя. Я начинала обижаться на него за это, но каждый раз, когда чувства негодования закрадывались в мою голову, вспоминала то, что было. Я заставляла себя вспоминать о его обещании.

Одна встреча. Никакого повторения. Возможно, разрыв нашего общения.

Я боялась этого, а теперь живу с этим.

Каждый день просыпалась, думая о нем, и весь день чувствовала на себе его руки и губы. Он не оставил никаких синяков или царапин, или чего-нибудь подобного мне на память. Как будто нервные окончания под моей кожей по-прежнему отвечали на его прикосновения. Ощущения не уменьшались, хотя прошло уже достаточно времени.

Я вернулась в свою рутину так быстро, как смогла. У меня не было выбора. Если бы мысли, сожаление и тоска задержались в моем сознании, это только причинило бы больше вреда жизни, которую я так упорно строила.

Уоттс был неотъемлемой частью моей жизни в течение шести месяцев. Теперь там была огромная пустота. Как каньон. Я просто должна остановить себя, стоящую на краю этого каньона, выкрикивающую его имя и получающую в ответ только отголосок собственного эха.

Я бывала в этой пустоте так много раз, будучи ребенком и на протяжении всего подросткового периода. Я говорила об одиночестве слишком много раз с психотерапевтами, исследуя свои чувства, выявляя спусковой крючок, пытаясь справиться...

Справиться. Верно…

Я признаю, что была груба с большинством из них. Я была сукой, если честно. Даже не предприняла никаких усилий, чтобы скрыть свое презрение ко всему процессу, сидя в тихой комнате и рассказывая о всех своих проблемах совершенно незнакомым людям, которые по какой-то причине чувствовали необходимость продемонстрировать свои четыре или пять дипломов на стене.