— Что-то ты темнишь. Как это не знает?
— Он-то ведь падал всерьез, так? У него действительно вывих там или ушиб, я не знаю. Так вот, он потерял сознание, и вся операция проходила, когда он был в обмороке.
— Ты уверен?
— Если бы не был уверен — не говорил бы. Ты же меня знаешь, Лёлик...
— Да уж, знаю, знаю. Придурок — и все тут. Ну и что ты предлагаешь теперь делать?
— А вот об этом мы подумаем вместе... с шефом.
— Да, подумаем... если ты, конечно, выйдешь от него живым.
— Всегда нужно надеяться на лучшее, Лёлик. А я оптимист, тем более, что этот Сеня — полный болван. Мы возьмем его голыми руками, будь уверен.
В этот момент Кеша, не спускавший глаз со входа на австостянку, заметил Семен Семеныча. В накинутом на плечи пиджаке, держа в здоровой руке чемодан, тот растерянно топтался на одном месте, ища кого-то глазами.
— А вот, кстати, и он,— обрадованно сказал Кеша, крепко схватив сзади Лёлика за плечо.
— Который? — спросил Лёлик.
— Ты что, сам не дргадываешься? Там же только один с перевязанной рукой. Теперь видишь?
Лёлик высунулся из окошка и внимательно вгляделся в толпу, спускавшуюся по широкой лестнице у выхода из морского вокзала.
— Вон тот, что ли? — спросил Лёлик, кивнув подбородком.
— Ну да. Это он. Товар, как в сейфе!
— А ключ?
— Что?—скосил глаза Кеша.
С остервенением поднимая оконное стекло, Лёлик успел сплюнуть на тротуар.
— Ты чего? — смиренно спросил Кеша.
— А того! Скоро увидишь и поймешь. Как говорит наш любимый шеф, если человек идиот, то это надолго.
— Лёлик, я все-таки не понимаю, о чем ты говоришь. Эти оскорбления... Зачем?
Лёлик переместился от окна на место водителя.
— Яж тебе уже сказал: сейчас поймешь. Едем к шефу! Истошно зарычал мотор, и машина резко рванула с места.
* * *
Постепенно Семен Семенычем овладевала паника. С одной стороны, он хотел поскорее избавиться от этих чертовых сокровищ, замурованных в гипс, с другой — его тревожила предстоящая встреча с теми, от кого это избавление зависело. А вдруг ему не поверят? Вдруг заподозрят, что это он сам все подстроил? Как доказать? Какие аргументы в свою защиту приводить?
Наконец, трясущейся рукой он выставил свой чемодан перед таможенником. Тот спокойно осмотрел чемодан не открывая и начертил на нем сбоку мелом небольшой белый крестик. Откуда было Горбункову знать, что точно такими же крестиками помечался багаж всех остальных пассажиров! Отойдя в сторону и опасливо оглянувшись, он послюнявил пальцы, торчавшие из гипса, и стер ими этот загадочный крестик. Он все еще ожидал, что к нему вот-вот кто-то должен подойти. Он не торопился, так как знал, что Надя его встречать не будет. Так они условились еще перед его отплытием. Он убедил ее, что его появление дома должно стать для всей семьи сюрпризом.
Но к нему так никто и не подошел, ожидания были напрасны. Уже у самого выхода, проходя последний контроль, он пытливо взглянул на крупного немолодого человека в форме морского таможенника, проверявшего пассажирский багаж перед тем, как туристы покинут корабль. Не обнаружив нужного крестика на чемодане Семен Семеныча, таможенник о чем-то у него спросил. Горбунков не расслышал и в ответ многозначительно кивнул куда-то в сторону. Мужчина проследил за его взглядом, на мгновение повернулся, но, не обнаружив там ничего интересного, пожал плечами и снова нарисовал крестик на том же месте. Горбунков ничего не понимал. Он оставался стоять на том же месте, в то время как таможенник уже оглядывал большую кожаную сумку, принадлежавшую элегантной женщине.
— Товарищ, мне проходить?
— Да, проходите, товарищ, не задерживайте,— даже не повернув головы, сказал таможенник.
— Совсем?
Для убедительности или в качестве напоминания, как последний аргумент, Семен Семеныч приподнял забинтованную руку и поднес ее к лицу таможенника.
— Да,— безразлично ответил тот и отвернулся. Ничего не оставалось делать, как уйти. Уже стоя на ступеньках морского вокзала, Семен Семеныч лихорадочно соображал, что же ему теперь делать, как поступить. Он ничего не мог понять, и эта безвестность мучила его до боли в сердце. Он вдруг почувствовал себя брошенным на произвол судьбы, которая в любой момент может сыграть с ним злую шутку.
«Или они просто-напросто забыли про меня, или капитан им ничего не сообщил,— пытался он рассуждать логически, в то время как за ним наблюдали из машины Кеша с Лёликом.— Ну, и куда мне теперь? Тащить все это домой? — Он растерянно уставился на свисавшую с повязки руку.— А если мне не суждено доехать до дому? Если они меня перехватят по дороге? И убьют?»
Сердце бешено колотилось, и он чувствовал себя сейчас совершенно беспомощным и одиноким. Внезапно от ступенек вокзала резко отъехала какая-то машина и, стремительно набрав скорость, исчезла за ближайшим поворотом. Семен Семеныч не мог знать, что она увозила его нового друга, которому предстояли серьезные испытания, и виновником этих испытаний являлся он сам, Семен Семеныч Горбунков.
«Ладно, будь что будет,— подумал недавний турист.— Не ночевать же здесь, в конце концов. Нужно как-то выбираться отсюда. Похоже, здесь я никого не интересую, так же, как и моя судьба. Авось, пронесет...»
Он медленно спустился по ступенькам и в нерешительности остановился у края тротуара. В тот же момент стоявшая поодаль машина медленно тронулась с места и плавно подкатилась туда, где стоял Семен Семеныч. Он различил в ночной темноте знакомые белые клеточки, расположенные в шахматном порядке. Перегнувшись через сиденье, таксист открыл дверцу и вежливо спросил:
— Вас подвезти?
Первой реакцией в ответ на этот вопрос был панический страх. Хотелось сорваться с места и бежать, куда глаза глядят. Но затем, поняв все безрассудство и нелепость подобного поведения, Семен Семеныч покорно склонился к машине и, придерживая рукой накинутый на спину пиджак, кое-как забрался в салон. Водитель вышел из машины и закинул в багажник его чемодан. Вернувшись на место, он повернул ключ зажигания и так же вежливо спросил:
— Куда поедем?
Ответ прозвучал едва слышно и обреченно:
— Домой.
Таксист понимающе кивнул и включил первую скорость.
Некоторое время они ехали молча. Горбунков, отдавший себя на волю провидения, старался больше не думать о плохом. Он пытался успокоиться тем, что представлял себе скорую встречу с Надей и детьми. Но у него это получалось совсем не так, как хотелось бы, мешала зловещая неопределенность ситуации и дурные предчувствия.
Первым молчание нарушил таксист:
— Что ж, значит, за границей побывали? — спросил он.
— Да, побывал,— с нескрываемой горечью тихо произнес Семен Семеныч.
Оба снова надолго замолчали, но Семен Семенычу по-прежнему не давали покоя невеселые мысли.
«Что же все-таки делать,— проносилось в голове.— Куда ехать: домой или в милицию?» Так я же и еду домой».
Давно позади осталась ярко освещенная набережная, и сейчас за окнами машины было темно.
Внезапно воспаленный мозг Горбункова пронзила страшная догадка: он в ужасе ахнул и сразу же испуганно поднес ладонь ко рту, словно желая заглушить готовый вот-вот вырваться крик. Он попытался разглядеть дорогу сквозь боковое стекло, однако снаружи была кромешная тьма. И лишь участок в несколько десятков метров перед бегущей по шоссе машиной ярко освещался фарами.
В слабом свете, падавшем от приборов передней панели, Семен Семеныч заметил на внешней стороне ладони таксиста жирный контур татуировки, изображавшей солнце с исходившими от него длинными лучами.
«Я же не сказал ему адреса! — в ужасе подумал Горбунков.— Куда он меня везет?»
Он заметался по кабине, словно хотел выпрыгнуть из мчавшейся машины на полном ходу. Как будто прочитав его мысли, водитель спокойно сказал:
— А здесь в город только одна дорога.
Стараясь не обнаружить своего удивления, Семен Семеныч как можно более строго приказал: