— ...оглушить. Ну, в общем, все это можно снять с бесчувственного тела.
Семен Семеныч насторожился:
— Как это — с бесчувственного тела?
— Очень просто, я же вам сказал. Вы ничего не ощущаете, находясь либо под наркозом, либо под воздействием алкоголя...
— А вот здесь вы ошибаетесь! Я не пью.
— Наконец, с трупа.
— Угу,— снова по инерции повторил Горбунков, но, вникнув в последние слова, испуганно посмотрел на капитана.— Как вы сказали? С чьего трупа?
Капитан ответил не сразу. Потом, едва заметно вздохнув, заверил:
— Ну, я убежден, что на этот раз до такой развязки не дойдет.
— А что, были такие случаи, что доходило?
— Ах, Семен Семеныч, чего только не бывает в нашей практике! Но вы не беспокойтесь. Мы постараемся обеспечить вам надежную защиту.
Горбунков вдруг как-то сник. Мысленно он прикидывал, как бы поскорее избавиться от этой забитой до отказа драгоценностями гипсовой трубы, отягощавшей не только бедную ушибленную руку, но и душу.
— Михаил Иванович,— наконец решился он.
— Да?
— А нельзя ли, чтобы этот гипс поносил кто-нибудь другой? Например, из ваших сотрудников?
Взгляд, которым вместо ответа одарил Горбункова капитан, был красноречивее всяких слов.
— Ах, да! — спохватился Семен Семеныч.— Извините, я не подумал!
— Вы, конечно можете отказаться, и ничего вам за это не будет, уверяю вас...
— Да нет, что вы, я не трус,— попытался оправдаться Горбунков, но...
— Что «но»?
— Но я боюсь...
— Вы — боитесь?! — Капитан рассмеялся,— И вы говорите это после того, как мастерски отделали меня?
Он легонько притронулся рукой к разбитой щеке, на которой сквозь повязку снова проступила кровь.
— Да, боюсь, повторил Горбунков, и сразу же пояснил: — Я боюсь, что у меня не выйдет.
— А мне кажется, что вы себя недооцениваете.
— Но ведь я никогда не попадал в такие ситуации. Не знаю, способен ли окажусь...
— Я думаю, Семен Семеныч, каждый человек, Даже сам того не подозревая, способен на очень многое. Но, к сожалению, не каждый знает, на что он способен.
Горбунков задумался, пытаясь расшифровать замысловатые речи капитана. Затем как-то рассеянно бросил:
— Да-да... бывает.
Машина уже катила по Морской улице. Притормаживая у дома, где жили Горбунковы, капитан резко щелкнул ручкой включения таксометра. Семен Семеныч автоматически полез в карман и вытащил измятую, целый месяц пролежавшую в пиджаке купюру. Повертев ее в руке, он повернулся к капитану. Тот укоризненно покачал головой и сказал:
— Ну что вы, Семен Семеныч!
— Ах, да... извините! Я забыл.
— Больше, пожалуйста, не забывайте.
— Привычка, знаете ли.
Капитан успокоил его, дружески похлопав по плечу:
— Скоро она пройдет. По крайней мере, на некоторое время.
Горбунков открыл дверцу, намереваясь выйти из машины. Однако капитан придержал его, тронув за рукав:
— Минуточку! Нам необходимо договориться о связи.
— Ну конечно! Как это я забыл... Какие вы предлагаете варианты?
— Связь будем держать так: если вы нам понадобитесь...
— Вы ко мне приедете,— понятливо тыкнул себя пальцем в грудь Горбунков.
— Правильно. Если мы вам неожиданно будем нужны, а нас рядом не окажется...
— Я вызываю такси на свое имя.
— Замечательно. Приятно иметь дело с умным человеком. Так вот, приеду я или мой помощник. Ясно?
— Угу,— почему-то рассмеялся Горбунков.
Они вышли из машины. Капитан выставил на землю чемодан Семен Семеныча. Однако тот мялся, не торопясь уходить, несмотря на то, что дома уже, вероятно, с нетерпением ожидали жена и дети. Заметив его замешательство, капитан спросил:
— Вы что-то еще хотели сказать?
— Ну, во-первых, спасибо вам большое.
— Да что вы, не за что... Но, если вы говорите «во-первых», значит, должно быть и во-вторых?
— Да нет... то есть да.
— Что же?
Горбунков приподнял руку и приблизил ее к перевязанной челюсти капитана:
— Вы уж извините, что я так... погорячился.
— Ничего-ничего, у нас бывает и похуже. Приободрившись, Горбунков предложил:
— Может, к нам зайдем? С женой познакомлю. Увидите, какие у нас замечательные дети...
Капитан осторожно оглянулся и, наклонившись к самому лицу Горбункова, строго напомнил:
— Семен Семеныч, мы же с вами договорились: никто не должен знать.
— Вообще ни о чем?
— Ну конечно!
— И даже Надя?
— Никто! — отрезал капитан.
Вытянувшись по-солдатски, Горбунков неожиданно громко, на всю улицу рявкнул:
— Ясно!
Он молча пожал руку капитану и направился к подъезду. Он давно уже краем глаза заметил, что единственной светящейся точкой на фасаде дома, где он жил, было окно их кухни. Теплая волна пробежала по всему телу, и Семен Семеныч прибавил шаг.
— Семен Семеныч! — услышал он вдруг за своей спиной голос капитана.
— А? Что?..
— А чемодан?
Спохватившись и смущенно улыбнувшись, он привычным жестом ударил себя двумя руками по голове:
— Спасибо!
— Вот теперь все. До встречи,— сказал капитан и пошел к машине.
* * *
По дороге в управление капитан Нечаев старался не замечать удивленных взглядов вокруг себя. Он залепил рану пластырем, под которым за ночь щека вздулась, словно капитан держал за нею большой орех. Глаз прищурился и начал почему-то слезиться. Но Нечаеву было не до того: его ожидала встреча и объяснение с полковником Будаем, и он тщательно готовился к ней и мысленно обдумывал каждое слово. Полковник любил точность и краткость и считал их необходимыми качествами в такой сложной, опасной и ответственной работе, которой занимался он и его подчиненные.
Хорошо зная все это, Нечаев четко отрапортовал о случившемся и застыл посреди кабинета в ожидании дальнейших инструкций.
Наступила пауза. Полковник молча мял в руках папиросу, просыпая пепел на красный ворсистый ковер. Он с нескрываемой иронией разглядывал обезображенное лицо капитана, который, в свою очередь, слегка подергивал распухшей щекой.
— Что же вы сразу-то не представились? — спросил полковник, наконец налюбовавшись результатами недавней схватки.
— Я хотел сперва присмотреться... проверить, подойдет ли он нам.
Густые брови Нечаева многозначительно поползли кверху.
— Ну и как? — Проверили?
— Проверил, товарищ полковник.
— Каковы результаты?
— Подойдет.
Будай медленно пошел навстречу капитану, держа между пальцами незажженную папиросу. Подойдя вплотную, он обошел вокруг Нечаева, словно искал новые следы вчерашнего приключения.
В какой-то момент в правой руке у капитана оказался тот самый пистолет, который минувшим вечером явился причиной нанесения его хозяину тяжелых телесных
повреждений. Однако реакция полковника при виде оружия была противоположной: он спокойно поднес папиросу ко рту и наклонился над пистолетом. Капитан щелкнул курком, и над черным вороненым дулом взвился тоненький язычок пламени. Полковник прикурил, глубоко затянулся и отошел в сторону.
— «Гиббсон»? — спросил он, не оборачиваясь.
— Так точно, товарищ полковник,— с торопливой готовностью подтвердил капитан.
— Так как же это вы так... попались?
— Я никак не рассчитывал, товарищ полковник, что он таким образом отреагирует на обыкновенную зажигалку. Я совершенно не подумал, что он примет ее за настоящий пистолет.
— В нашем деле, капитан, принято предусматривать все до мельчайших деталей. А вам чутье на этот раз почему-то отказало, и вот он, результат... как говорится, на лице.
Полковник замолчал. Он продолжал стоять, отвернувшись от Нечаева, и, пуская густые клубы дыма, внимательно разглядывал что-то в противоположном углу кабинета.
Капитан, наконец, осмелился первым нарушить молчание:
— Наверное, мне бы надо...
— Не надо,— отрезал полковник.
— Понял.
— Он согласился?