— Итак, — предложил я какое-то время спустя, — как насчёт того, чтобы нарисовать макет рекламного щита, или хотя бы набросать несколько вариантов, — я хохотнул. — Как раз увидим, насколько я запомнил эту цветовую лекцию.

Орин улыбнулся и тут же нашёл свои записи с сегодняшнего дня.

— У нас есть ориентир, — сказал он, кладя блокнот в центре стола. — Эмм… у меня есть ф-фломастеры. Давай я их найду, — Орин подскочил и исчез в коридоре. — На книжной полке у окна есть несколько альбомов для рисования. Где-то к низу. Можешь их взять? — крикнул он.

Найдя взглядом правильную полку, я встал и нашёл нужные альбомы. Они лежали на нижней полке, дюжина или больше альбомов. Присев на корточки, я взял один с верха кучи и открыл, чтобы посмотреть, есть ли в нём пустые листы для нашей работы. Он был заполнен детскими на вид рисунками на каждой странице. Я ахнул, в восхищении листая их, прежде чем взять с полки второй альбом и проверить и его. Он тоже был заполнен.

Большинство картинок были разноцветными и заполняли каждый квадратный дюйм свободного места, в то время как другие были зачёрканы чёрным фломастером и оставлены наполовину готовыми, от них явно отказались, посчитав не достаточно хорошими.

Я остановился на одной из зачёркнутых страниц. Изображение было нарисовано чёрным фломастером и имело очертания машины. Были добавлены спойлеры и крылья, которые я не совсем мог разобрать, но эмблема впереди была очевидной.

— Это Бэтмобиль. Только я не могу его нарисовать, слишком сложно.

Услышав высокий голос и специфические сложности в произношении у человека, который стоял за мной, я притормозил. Когда я повернулся лицом уже к Рейну, от волны нервозности волоски на моих руках встали дыбом.

Не было времени что-то обдумать, как только он встретился со мной взглядом, на его лице появилась широкая улыбка. Он держал в одной руке пенал и подскакивал на месте.

— Я могу показать тебе Бэтмена. Он мой любимый. Тебе нравится Бэтмен?

Он упал на колени рядом со мной и забрал у меня альбом, пока я оставался замершим от шока. Листая страницы, он надул щёки и выпустил воздух маленькими порциями, делая пукающие звуки.

— Не этот, — он засунул альбом обратно на полку и покопался в стопке, пока не нашёл другой. — Бэтмен мой любимый.

— Б-Бэтмен довольно крут, — выдавил я, с трепетом наблюдая за ним, пока он просматривал следующий альбом.

Найдя то, что искал, он положил альбом мне на колени и улыбнулся.

— Вот он.

Глядя на изменившегося мужчину рядом со мной, я заметил все невероятные различия, которые произошли в мгновение ока. Его лицо светилось невинностью. Гордость за то, что он хотел мне показать, объединялась с чувством свободы и радости, которую каждый взрослый человек оставлял позади, когда вырастал. Вечное беспокойство Орина, твёрдое напряжение Рида и самоуверенность Коэна — всего этого не было совсем. Рейн был сам по себе. Ребёнок во всех смыслах, за исключением фигуры.

— Ты Рейн, — прошептал я, едва найдя свой голос.

Он хихикнул и сморщил нос.

— Это моё имя. А ты Вон-д, — сказал он, добавив отдельно в конце «д».

— Ты меня знаешь?

Он кивнул, его голова от этого излишне дёргалась, махая волосами.

— Ты умеешь рисовать Бэтмена? Я могу тебе показать.

Назвать ситуацию странной было бы преуменьшением, но я готовился к мысли о знакомстве с Рейном и пытался смотреть сквозь тело взрослого мужчины передо мной на ребёнка, которым он явно был.

— Признаюсь, я не очень хорошо рисую.

— Это очень легко. Идём, — он взял альбом, зажал его под рукой, затем взял меня за руку и потянул в коридор.

— Куда мы идём? — спросил я. Орин никогда не приглашал меня дальше гостиной, и слабое ощущение незаконного проникновения в его личное пространство меня беспокоило.

— Мы можем рисовать только в Бэтпещере. Такие правила.

«Бэтпещера?»

Он завёл нас в тёмную комнату, прежде чем щёлкнул переключатель на стене. Это была детская комната, полностью посвящённая тому, кто, должно быть, был его любимым супергероем. Постельное бельё с Бэтменом, плюшевые игрушки, полка с фигурками и другими игрушками лего и рисунки на стенах, которые нарисовал он.

— Это твоя комната?

— И Бэтпещера, — он прыгнул передо мной и плюхнулся на пол, открывая перед собой альбом и находя фломастер. Ноги он сложил буквой «w», поджав под себя — как мог сидеть только ребёнок — усевшись задом на ковёр. От одного взгляда на эту неловкую позу у меня заболели бёдра, и я задумался, чувствовал ли Орин когда-нибудь остаточные спазмы или боль от поведения Рейна.

Рейн ни за что не мог делить эту комнату с Орином — или с другими альтерами, раз на то пошло. Она была слишком детской, чтобы взрослому человеку было комфортно в ней жить. Но я не собирался делать выводы, имея ограниченные знания, которые собрал о состоянии Орина.

— Это... Ты живёшь здесь с кем-то, или комната вся твоя?

Он фыркнул.

— Ты болван. Это всё моё. Идём, я тебе покажу.

«И теперь я болван».

Хохотнув, я нашёл место рядом с ним и скрестил ноги, складывая руки на коленях.

— Ладно, покажи мне, что ты умеешь.

Высунув язык, Рейн склонился над альбомом и начал рисовать. Это было не обучение, как я ожидал, просто маленький мальчик рисовал рисунок, но это было захватывающе. Через несколько минут его работы до меня дошло, что он рисовал левой рукой. Орин был правшой. Такое вообще было возможно?

— Ты можешь использовать обе руки, когда рисуешь? — спросил я, заинтригованный тем, что заметил.

Он покачал головой и посмотрел на меня с усмешкой.

— Другая так не работает. Видишь.

Он взял фломастер в другую руку, и сразу же стало ясно, что он говорит правду, когда он даже не смог найти удобное положение.

Перехватив фломастер обратно, он продолжил рисовать. Я молча сидел и наблюдал. Его навыки соответствовали пятилетнему возрасту, и даже когда он добавил на рисунке своё имя, буквы были печатными и пропорционально неправильными. Когда рисунок был почти готов, Рейн остановился, глядя на свою работу. Когда он не двигался почти минуту, я забеспокоился.

— Всё в порядке, приятель?

Он потёр глаза, прежде чем поднял взгляд на меня. Прищурившись и ещё раз зажмурившись, он оглядел комнату, у него на лбу от переживания появились морщинки. Когда его взгляд вернулся обратно ко мне, я заметил, что беззаботное выражение сменилось тревогой. Я сразу понял, что Рейн ушёл.

— Привет.

Лицо Орина исказило замешательство, и он прижал ладонь к виску, втягивая воздух с шипением, будто от боли.

— Я-я... — он похлопал по карманам своих джинсов, но не нашёл то, что искал. — Который час?

Мой телефон лежал в гостиной, так что я пожал плечами.

— Наверное, около одиннадцати.

— Я… — он опустил взгляд на открытый альбом и поднял обратно, собрав воедино кусочки. — Я потерял счёт времени.

— Рейн показывал мне, как рисовать Бэтмена. Он вышел всего минут на пятнадцать или около того.

Щёки Орина порозовели, когда он взял фломастер в правую руку и сел по-другому, как я, скрестив ноги.

— Он любит Бэтмена.

— Я заметил, — я указал на украшенные стены комнаты, и Орин хохотнул.

— Что… Прости, что мы делали? Всё смутно, — он снова прижал ладонь к виску, и на его лице отразилась боль.

— Мы собирались нарисовать макет рекламного щита. Ты в порядке?

— Да, просто голова болит. Такое часто происходит при переключениях.

— Мы не обязаны сегодня продолжать работать. Уже поздно, и мы уже хорошо позанимались. Особенно, если ты не очень хорошо себя чувствуешь.

Он кивнул, закрыл альбом и встал, оглядев комнату, прежде чем пойти к двери. Я пошёл следом, и когда мы вышли, он выключил свет и закрыл дверь.

— Это комната конкретно Рейна. Я ей не пользуюсь.

— Он объяснил.

Орин провёл пальцами по своим волосам и робко улыбнулся.

— Ну конечно. Он одержим своей комнатой.

Снова оказавшись в гостиной, я собрал свои учебники, пока Орин стоял рядом.