Из каких таких потайных карманов достает он, как фокусник, кирпич, бетон, вагонку,

двужильный провод — кубы и погонные метры,— никто не может ответить. Даже он сам. Не говоря уже о всяких там комиссиях, посылаемых завистливыми власть придержащими, у которых тоже есть дачи.

Но это уже не столь интересный случай, так как вычис­лить происхождение их черепицы и метлахской плитки не составит особой трудности ни для какой комиссии. Навер­ное, потому этим никто и не занимается, ведь у нас не ищут легких путей. Да и кто додумается за здорово живешь сам на себя наслать комиссию!

Вот так, жалуясь каждому встречному, обливаясь горь­кими слезами, по сантиметрику, обычно собственными же руками возводит трудяга свой загородный шалаш.

Какие такие инстинкты толкают его к этому? Генетиче­ская память деревни, из которой он перебрался в город, страстно желая справлять большую и малую нужду, не выходя из избы.

А почему тогда трижды доктор физико-алгебраических наук, воплощение рационализма, вся эволюция которого началась из молекулы ДНК, возникшей из городской же грязи, закатав рукава, вколачивает ржавый гвоздь на своем загородном участке?

Он-то зачем выращивает всю зиму у себя на подоконни­ке зародыши пупырчатых тыкв, хотя с легкостью и не в ущерб для бюджета мог бы все это приобрести на рынке или в овощном магазине?

Скажете — это он так отдыхает.

Как бы не так. Такой, как он, опять же без урона для бюджета, может провести пол-лета в Сочи или Ялте. А то и на Златых Пясках. А в разговоре при одном только упо­минании о даче замучает вас жалобами и будет лить кроко­диловы слезы. Загадка.

Есть еще дачи номенклатурные. Ну, тут все понятно. Это дачи нахаляву. А нахаляву, как говорится, и трезвен­ники, и язвенники...

Особый интерес для нашей повести представляет тре­тий тип дач. Это довольно редкий тип. Образовывается такая дача, как жемчужина, в отдаленном от людских глаз месте.

И в принципе только такая дача соответствует своему первоначальному предназначению — уединить своего хо­зяина. Но обычно этой цели не служит, ибо своим возник­новением обязана активной и бурной общественной жизни своего создателя.

Так вот, в процессе этой самой жизни наш обществен­ник накапливал и накапливал материальные ценности за счет обожаемого им общества. Он приобрел себе все

не­обходимое и все желаемое, в разумных пределах, конечно.

Дальше вроде бы и желать нечего: дом — полная чаша, машина, гараж и прочее, и прочее. Но механизм накопле­ния работает, и остановить его нет ни желания, ни возмож­ности,

не изменив весь свой социальный статус.

Вот тут и появляется дача. Находясь обычно в трудно­доступном и ненужном никому месте, она может впитывать в себя все излишки, приобретая при этом самые немысли­мые формы. Здесь все уже зависит от фантазии.

Денежные средства оседают в ней и уплотняются в фор­ме подземных этажей, лифтовых шахт, крепостных стен и бронированных ворот, бассейнов с минеральной водой и вертолетной плошадки. А то прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете, что тогда делать?

Внутренний интерьер тоже позволяет поупражнять фантазию.

Но обычно хозяину не до баловства, и он превращает незаполненные пустоты в склады под хрусталь, фарфор, антиквариат и бытовую электро-радио-телетехнику.

Вот на одну из таких дач и привезли похищенную Нину.

Когда ворота за красным кабриолетом захлопнулись, Аджебраил жестом подозвал Бывалого и украдкой, так, чтоб Нина не услышала его голос, спросил:

— Как все прошло, без осложнений?

— Все чисто! Очкарик послужил нам верой и правдой! Но мне кажется, что он на каждом углу будет рассказы­вать, как он невесту украл.

— Пусть рассказывает. Кто ему поверит?!

— И то верно, даже милиционер не поверил.

— Какой милиционер?! — подскочил, как ужаленный, Аджебраил.

— Да не беспокойтесь. Я же сказал — все чисто.

— Ну, хорошо! Берите невесту и несите в дом. Поло­жите в комнате наверху. Веревки развяжете и уходите. Дверь — на ключи и на засов.

— Все ясно, командир! Дело мы сделали — готовь рас­чет! — вмешался Балбес.

— Отнесите Нину и возвращайтесь. Есть небольшой разговор, заговорщицки подмигнул им Аджебраил.

— Будет сделано.

Кунаки взяли извивающийся свёрток и понесли в дом.

Почувствовав, что путы ослабли, Нина стала выка­рабкиваться из спального мешка. Она до сих пор не могла поверить, что происшедшее с ней — не сон...

В Первый момент, когда над Ниной сомкнулся мир и наступила тьма, она сильно испугалась. Да и вряд ли кто-нибудь другой на ее месте не испуглся бы. — Шурик! — изо всех сил закричала Нина.— Что вы делаете? Не услышав ответа и подумав, что Шурик ей приснил­ся, Нина стала искать молнию, чтобы открыть мешок. Но тут ее со всех сторон сдавили чьи-то руки, не давая воз­можности шевельнуться.

— Помогите! Убивают! — захлебываясь слезами, про­сила о помощи Нина.

При этом она пыталась хоть как-то освободиться от сжимавшей ее силы. Изворачивая свое гибкое тело, Нина, почувствовав, что нижняя часть туловища свободна, приня­лась во всю мочь отбиваться ногами от несущих ее куда-то людей.

Сколько их было, Нина не знала, да и думать об этом было некогда. Она почувствовала, как несколько раз ее ноги ударились во что-то мягкое, вызвав при этом жа­лобный крик.

— Так тебе, негодяй проклятый! — со злостью крикну­ла Нина и продолжала битву.

При этом она продолжала звать на помощь. Но база была уже далеко.

Тут она почувствовала, что ее положили на землю. Инстинктивно она еще раз попыталась освободиться, крича при этом:

— Отпустите меня, негодяи! Я буду жаловаться! Я всех вас засажу в тюрьму! Подлецы! Негодяи!

Но вдруг спальный мешок со всех сторон начал сжи­маться сильнее прежнего. Догадавшись, что ее связывают веревкой, Нина закричала опять, но жесткая ткань мешка плотно застряла между зубов... Больше Нина не смогла издать ни звука. От боли и досады она заплакала снова.

Но вдруг послышался звук работающего двигателя, похоже, мотоциклетного, а затем приглушенный разговор. Всхлипывая, Нина прислушалась.

— Что грузите?

— Невесту украли.

Внезапно рядом заблеял баран.

— Невесту? Ха-ха! Будешь жарить шашлык из этой невеста, не забудь пригласить!

После этого опять послышался звук двигателя, кото­рый, затихая удалялся. 

Один из голосов ей показался до боли знакомым. Да, сомнений не было, он принадлежал Шурику.

«Так значит, это был не сон, и Шурик — один из них... Ах, какой подлец, негодяй! Как он мог со мной так посту­пить? Стоп,— остановила ход своих мыслей Нина.— Что он там сказал насчет какой-то невесты? Ах, украли неве­сту. Это я, что ли, невеста? Но я ведь не хочу замуж, да и не за кого. А может, этот очкарик решил меня на себе женить? Ну что ж, ничего у него не выйдет. Я скорее умру, чем соглашусь на это. Интересно, на что этот несчастный рыжий недоумок рассчитывает...»

Думая обо всем этом, Нина продолжала плакать.

Ее тело настолько ныло, что нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой.

С трудом выбравшись из мешка, она осмотрелась кругом. Это была огромных размеров комната, заставленная множеством вещей.

Увидев дверь, Нина устремилась к ней.

— Э-э! Кто-нибудь! Откройте! — постучала пленница в дверь.

В ответ молчала тишина.

Ударив своим маленьким кулачком сильнее, Нина вскрикнула от пронзившей руку боли. В поисках подходя­щего предмета она наткнулась на находящиеся рядом с ней комнатные туфли на высоких каблуках. Она оценивающе посмотрела на них и, найдя их подходящими, воспользова­лась ими, как ударным инструментом.

Нина стучала в дверь до изнеможения, то держа туфлю в руке, то обув ее на ногу. Но снаружи никто не подавал никаких признаков жизни.

Наконец, совсем уже выдохшись, она решила поискать какой-нибудь другой выход.

Внимательно осмотрев комнату, она отобрала все пред­меты, которые могли послужить ей для бегства, и подбежа­ла к окну. К ее большому разочарованию, на окне была толстая стальная решетка. Нина попробовала ее на проч­ность, но убедилась, что с этой стороны путь к свободе тоже отрезан.