Когда птенцы ползали по гнезду, тщетно ища тень, или когда кто-нибудь из них вставал на ноги и пятился ближе к краю, у меня холодело все внутри: а вдруг свалится. Гнездо выглядело настолько ненадежным, что когда-нибудь это и должно было случиться. К тому же оно было заметно перекошено, и, казалось, порыв ветра сбросит его с развилки.

Но родителям будто невдомек было, что их дети в опасности. Мать кормила их, деля добычу на гнезде, грела их ночами. Иногда и отец становился рядом с ней. В полете птицы казались легкими, как большие бабочки, но от их тяжести гнездо перекашивалось еще больше. Однако, когда старшему из птенцов исполнилась неделя, взрослые словно поняли, что надо срочно подправить, подремонтировать постройку, и взялись за дело. Они стали ломать на соседних тополях веточки и носить их на гнездо. Самка сламывала длинные сухие прутики, самец, наоборот, покороче и обязательно с листиками. Был он необыкновенно привередливым: лишь одну из трех-четырех веточек, сломленных, подержанных в клюве и в лапе, нес к гнезду. Остальные ронял, видимо, без всякого сожаления.

Зато на гнезде он укладывал материал со смыслом и находил нужное место тем прутикам, которые приносила самка. Та бросала ветки, как придется: станет на помост, разожмет пальцы и не посмотрит, как легла хворостинка. Иногда положит ее поперек гнезда, а потом расправит над птенцами «зонтик», и видно, что ей самой неудобно стоять, что подпирает ее ветка, а она только потопчется и замирает в напряженной позе. Самец же и свою аккуратно положит на край и, став над птенцами, быстренько разложит по краям все остальные, что не на месте. Благодаря в основном его стараниям гнездо в два дня приобрело вид неглубокой плетеной корзины, исчез его перекос, и птенцы очутились за хорошей, немного редковатой, но надежной изгородью, через которую никто из них уже не пытался перебраться, даже когда очень донимала жара. Возможно, изначально гнездо это не было построено ястребами, а заняли они воронью постройку, не законченную прежними хозяевами.

Прилет и гнездование у тювика, пожалуй, совпадают с прилетом и гнездованием кобчика и приходятся на тот период, который фенологи называют разгаром весны. Чтобы выкормить будущий выводок, тювику нужно найти и занять самое ящеричное место. На том участке, где обосновалась эта пара ястребов, прыткие ящерицы в теплую погоду попадались через каждые восемь-десять шагов. Ловит тювик, конечно, и мелких птиц, и кузнечиков. Не раз видел я его в станичных дворах, куда он залетал, чтобы взять дань с воробьиной общины, видел, как дважды самец приносил самке гнездовых птенцов степного подорожника просянки, но вся эта добыча — случайная. Выкармливает птенцов этот ястреб ящерицами и ящурками.

Начало 1969 года на всем Дону было бесснежным и таким морозным, что даже под пологом леса земля к весне промерзла на глубину до двух метров и более. К тому же необыкновенной силы черные бури намели в степные балки много грунта, под которым оказались заживо погребенными даже такие землекопы, как степные сурки-байбаки. А о тех, кто помельче, и говорить нечего: погибли, вымерзли чуть ли не поголовно многие животные от насекомых до земноводных и рептилий, и ящерицы стали большой редкостью. Вот почему после 1969 года в северной части своего ареала тювик исчез полностью, а южнее стал редкостью и в результате был занесен в списки Красной книги РСФСР как вид исчезающий.

Но не исчезли ни ящерицы, ни тювик. Мало-помалу начали восстанавливать они свою численность. У тювика дела шли лучше там, где он был избавлен от вороньего соседства. И теперь на нижнем Дону этот ястреб охотно гнездится чуть ли не по станичным дворам, а в хороших, добычливых урочищах тесновато становится семейным парам, и самцам приходится устанавливать права на владение участком силой. Дерутся соседи ожесточенно: можно подойти и накрыть обоих. Но после того как отношения установлены, самцы нередко летают охотиться на чужие участки. Летают они ранним утром, и в самую жару, а иногда и под вечер. И не потому, что семью кормить нечем, а потому, что около гнезда ко времени вылета птенцов добычи должно быть много.

Любимых пород деревьев для устройства гнезда у тювика, пожалуй, нет. Гнездится он на осокоре, ольхе, белом тополе, дубе. Участки довольно постоянны. Иногда два сезона подряд пара поселяется на одном и том же дереве, но ежегодно строит новое гнездо, если даже старое не требует большого ремонта. Нередко гнездо помещается на виду.

За мое десятидневное сидение около гнезда тювиков, пока птенцам не пошла третья неделя, мать кормила ястребят только ящеричным мясом или отдавала им обезглавленных ящериц. Никакого другого корма они не знали. А самке за эти дни ястреб кроме ящериц принес только двух полуголых птенцов просянки и одного почти оперенного птенца горлицы. Дважды под самым гнездом тювиков паслась семья серых куропаток, но ни самец, ни самка ни разу не пытались напасть на нее, хотя ничем не рисковали. Будь на их месте перепелятник, он такой возможности не упустил бы. Не раз под вечер, собираясь на ночевку, поднимали переполох воробьи и скворцы, а причина выяснялась, когда из кроны вылетал тювик, унося одного из их стаи. Значит, ловит этот маленький ястреб птиц, но неохотно, как будто недолюбливает их мясо.

В птичьем мире довольно распространено ритуальное кормление самок самцами. У одних видов самки, поохотившись, выпрашивают, как птенцы, корм у самцов, у других, наоборот, самец терпеливо ожидает, когда его избранница соблаговолит взять подношение. В зимних стаях грачей по нескольку раз в день грачиха, присев перед осанистым грачом, трепещет полураспущенными крыльями и, широко раскрыв рот, кричит, подражая крику голодного грачонка. Она сыта, и у самца ее поза и крик не вызывают желания поделиться спрятанным под язык вкусным кусочком. Эта короткая сцена из грачиной семейной жизни — скорее подтверждение союза, нежели действительное попрошайничество. Когда же во время насиживания грачиха просит покормить ее, она действительно голодна, и самец отдает ей все принесенное.

Трогательна заботливость, с которой самец малой крачки кормит самку на пролетном пути. Сменяя ее на гнезде, он почти каждый раз преподносит ей рыбешку, чего никогда не делает она. Чернолобый сорокопут, чтобы добиться окончательной благосклонности, носит греющейся на солнышке самке жука за жуком, успевая еще и подстраивать гнездо. Самок сов кормят во время насиживания их совины, и у дневных хищников — орлов, ястребов, луней, коршунов — самки в гнездовую пору забывают, что такое охота.

Так же и у тювика. Утром ястреб приносит добычу самке, потом завтракает сам, затем охотится, чтобы птенцов накормить. И порядок этот, если живы оба родителя, не может быть нарушен. Но то, что удалось мне подсмотреть у пары тювиков, было удивительно и необычно до неправдоподобия.

Самка, позавтракав первой добычей, вернулась на гнездо через несколько минут, и птенцы даже не успели озябнуть от утренней свежести. Кормить их было еще рано, и ястреб мог бы заняться охотой для себя. Но вскоре снова раздался его призывный крик. У самки, видимо, еще не угасло чувство голода, птенцы спали, сбившись в один пушистый ком, и она, стоя на стволе зависшего на соседних деревьях мертвого тополя, одном из нескольких постоянных обеденных мест, начала неторопливо, как бы лакомясь, отщипывать от добычи крошечные кусочки.

И вдруг самец, перелетев на тот же ствол, легко и проворно подбежал к ней и стал, как это делают птенцы, тянуть у нее из-под лапы то, что отдал ей минуту назад. Так и хотелось сказать за него: «Накорми детей, ведь свое ты уже получила». Но самка, не чувствуя укоризны, неожиданно стала кормить самца, точь-в-точь так, как самых маленьких. Со стороны эта сцена была похожа на какой-то шутливо-быстрый, взаимный обмен поцелуями, супружескую игру. Настолько были малы кусочки, которые отщипывала самка, что я не мог различить их в ее клюве, а хвататься за бинокль было поздно: можно было потерять неповторимое мгновение. Наблюдая за птицами, очень часто бываешь виновником обидных потерь: отвел взгляд на секунду, и в тот же миг неизвестно куда исчезает птица, которая, кажется, только и ждала того, чтобы избавиться от назойливого подглядывания за ее жизнью.