Такими огромными становятся глаза у авдотки смолоду, когда она из птенца превращается в крылатую птицу. А птенцу, которому в любой миг по приказу или самостоятельно приходится затаиваться, нельзя иметь большие, тем более яркие глаза, которые могут выдать его врагу. Закрывать их, зажмуриваться тоже нельзя: надо быть начеку. Поэтому у многих куликов птенцы выглядят подслеповатыми, у некоторых глаза замаскированы темной полоской, которая тянется от клюва.

Когда куличонок впервые становится на ноги, пошатываясь от неуверенности, кажется, что старается он уравновесить туловище и голову, на которую приходится треть его объема, что вот-вот она перетянет, и ткнется птенец коротким клювом в землю. А глаза малы и какого-то неопределенного, песчаного цвета. Чуть прищурившись, смотрит птенец хмуроватым, тяжелым взглядом на солнечный мир, и пока не сменит пуховый наряд на платье из пера, не станет взгляд у него ни яснее, ни дружелюбнее. Но выражение птичьих глаз редко соответствует истинному характеру, ибо чаще всего оно зависит от цвета радужки, а не от наклонностей или настроения их обладателя.

Только на свои глаза полагается авдотка и днем и ночью. Самец, охраняя территорию, пока самка на гнезде, не поднимается на крыло, а осматривает местность со сторожевых бугорков и кочек, то вытягиваясь на них во весь рост, то наклоняясь к земле, чтобы приблизить горизонт. Видимо, поле зрения у него круговое, потому что, не поворачивая головы, сторож мгновенно замечает любое движение впереди, сбоку, позади себя. Безлунной ночью авдотка на расстоянии пятьдесят-шестьдесят метров замечает движение, которое человек с острым зрением едва различает в пяти шагах. И это еще не все о глазах авдотки: в темноте они у взрослых птиц светятся в неярком отраженном свете бледно-красным светом, немного слабее, чем у козодоя. В ночной степи это свечение можно принять за отблеск заячьих глаз, которые у русака тоже отсвечивают красным, но ярче.

Увидеть ненапуганную авдотку в крейсерском полете засветло удается значительно реже, чем сову, охотящуюся при солнце. Поэтому о полетном мастерстве ночного кулика можно лишь догадываться, слыша его крики над степью да видя мелькающие в свете автомобильных фар белополосые крылья. Авдотка — и ходок, и бегун. Короткие перебежки у нее очень стремительны, и порой кажется, что на одном месте птица незаметно спряталась, а на другом в ту же секунду появился ее двойник. Так самец, охраняя участок, постоит-постоит на сторожевом бугорке, и вдруг нет его, словно кончилась смена и лег дозорщик отдохнуть, а на соседнем бугорке встал на вахту его сменщик. Но такую резвость птица проявляет лишь при коротких перебежках. Если приходится бежать несколько десятков метров, то в ее движениях появляется какая-то неуверенность: шаги становятся короче, бег замедляется, и в конце концов птица или улетает, или ложится, затаиваясь.

Авдотка способна оценивать степень риска, и не всякая опасность заставляет ее спасаться бегством или покидать гнездо днем. Она, как и ворона, одинаково узнает человека и пешего, и конного, и сидящего в автомобиле. Идущего стороной лишь проводит взглядом. Если человек идет в ее направлении, отойдет с его пути и затаится невидимкой на земле. А затаивается так, что стоит на несколько секунд отвести от нее взгляд, и, если рядом не было приметных кустиков, камешков, кочек, ее приходится отыскивать заново.

К животным авдотка относится по-разному. На зайца, наверное зная, что он вегетарианец, не обращает внимания, даже когда тот пасется рядом с гнездом. Не боится ворону и сороку — бичей мирных птиц. На пролетающих мимо канюка или коршуна лишь посмотрит внимательным взглядом. Видимо, знает, как защититься от тетеревятника. Одна пара тетеревятников, на чьей огромной охотничьей территории жили авдотки, довольно часто приносила на гнездо взрослых куропаток и ни разу — авдотку или ее птенца. Создается впечатление, что птица эта не только смела и осторожна, но и сообразительна. В этом убеждает и способ защиты яиц и птенцов. От яиц или затаившихся птенцов мать быстро отбегает в сторону и затаивается. Застать ее на гнезде врасплох невозможно. Поэтому у нее нет никакой необходимости притворяться раненой или увечной, как в таких случаях поступают многие ее сородичи. Если врасплох был застигнут ее птенец, ростом уже с бекаса, он проворно убегает от опасности, а мать, которая до этого момента не проявляла видимого беспокойства за его судьбу, мгновенно отвлекает внимание на себя. Она бросается в противоположную сторону, падает, распластываясь на открытых местах, разворачивает вздернутый хвост, раскидывает по земле крылья с белыми полосами, вскакивает, пытаясь бежать, спотыкается, падает снова. Не заметить этого представления, не соблазниться легкой добычей невозможно. Птенец тем временем исчезает. Потом, когда минует опасность, мать отправляется разыскивать его, потому что сам он ни за что не встанет. Отец никогда не принимает участия в этом представлении, хотя внимательно наблюдает за развитием событий со стороны. Возможно, что его безучастность только кажущаяся, что он готов рисковать собой, но лишь тогда, когда действия самки не принесут результата и хищник продолжит преследование птенца. Однако такой ситуации мне не приходилось видеть ни разу.

Днем в тех местах, где живет авдотка, особенно в самую жару, ей охотиться, пожалуй, не на кого. Для нее короткие ночи добычливее длинных дней. Ночами не только в степи, но и в пустыне выходят из прохладных подземелий сверчки, мокрицы, медведки. Четвероногой мелкоте тоже лучше не встречаться с ночным охотником. Авдотка хотя и кулик, но с наклонностями хищника. Ее крепкий, острый клюв годится для ловли не только жуков и улиточек. И в неволе прирученная птица предпочитает мясной корм всему прочему. К воде по вечерам авдотка прилетает не столько для того, чтобы поохотиться на других жаждущих, а чтобы напиться самой. Ведь день-деньской под палящим солнцем без единой капли во рту. К дневной охоте авдотка переходит, когда подрастают птенцы, которым, чтобы нормально расти, корма нужно намного больше, чем они смогут сами добыть за короткую июньскую ночь.

Жизнь авдотки во многом остается тайной, которую скрывает не только ночь, но и сама птица, не позволяя подсматривать за собой даже в самые темные часы. Почти все представления о ее поведении сложились из наблюдений, во время которых птица была скована в своих действиях, видя или чувствуя присутствие человека. Я однажды целые сутки просидел в тесном фанерном коробе неподалеку от ее гнезда и был уверен, что ни сама наседка, ни сторож-самец ни на секунду не забывали обо мне, хотя могли видеть только объектив монокля, вставленного в специально прорезанное отверстие. Они оба постоянно были настороже, но уйти не могли: из яиц выклевывались птенцы.

Эта пара загнездилась на пустыре в ста шагах от колхозного коровника, в неглубокой котловине с реденькими кустиками жестколистого житняка и метельчатой полыни. Пустошь была настолько непривлекательной для скота, что станичное стадо всегда обходило ее стороной. Однако насиживающая авдотка может в одиночку отвернуть корову от яиц или маленьких птенцов. Чуть выступив навстречу рогатому чудищу, птица расставляет крылья и с шипением крутится перед коровьей мордой. Неожиданность, угрожающие звуки, горящие глаза, клюв, как короткая пика, резкие выпады производят на корову нужное впечатление, и она, забыв о достоинстве, пятится или даже шарахается от маленькой смелой птицы.

Гнездо было найдено тогда, когда в обоих яйцах уже попискивали птенцы, в скорлупе были большие трещины, и до появления на свет двух новых жизней, может быть, оставались не часы, а минуты. Было уже за полдень, и беспокоило то, что птенцы могут выбраться из своих темничек ночью, как это бывает часто у ночных птиц. Был у меня с собой инфракрасный монокль, но пуховых птенцов и через него не рассмотреть: они как сгусточки дыма. Однако я видел, как днем родился птенец козодоя, как вылупился совенок, как освободился от скорлупы птенец ночной цапли кваквы. Могло повезти и с авдоткой.