Под остатками серебряной краски ее губы красные, разгоряченные разговором, страстью их спора. Он хватает ее за другую руку и тянет к себе. Она сопротивляется, но он не позволит ей вырваться.
— Отпустите меня, — говорит она, но уже прекращает бороться.
— Никогда.
Его рот накрывает ее. Сперва она сопротивляется, но это длится всего мгновенье, прежде чем тает на его груди. Поцелуй Сепоры совсем не такой, как он себе представлял.
Это нечто большее. Ее губы мягкие, такие мягкие, и прежде чем он осознает это, его рука ложится на ее затылок. Он притягивает ее ближе, и ее волосы падают мягкими волнами вокруг них. Она пахнет лавандой, орхидеями и чем-то еще, что почти лишает его рассудка.
Они уже и раньше спорили, но время для споров прошло. Теперь они общаются без слов, на языке, который совершенно очевиден, обмениваются голодом, желанием и страстью, и, во имя всех Святых, она целует его искренне.
Вот что Сепора чувствует к нему. К нему, а не к Сетосу.
39
СЕПОРА
Мне не нужно быть Линготом, чтобы понимать, что этим поцелуем Тарик задает вопрос. Что за всеми его собственническими чувствами, ревностью и желанием есть что-то нежное в том, как его губы касаются моих, с предвкушением, любопытством, силой и могуществом. Н я заставлю его спросить об этом вслух. Я хочу знать, что он никогда не отпустит меня. Не потому, что знаю, где достать спекторий, а потому, что влюблен в меня так же, как и я в него.
Но пока я не настаиваю на этом вопросе. Не сейчас, когда я буквально растаяла в его объятьях, почувствовала его истинный вкус, а его запах, наперекор здравому смыслу, опьяняет меня. Его пальцы запутываются в моих волосах, используют их, чтобы крепче схватить меня, подтянуть ближе, и с моих губ срывается стон. Я стою на цыпочках, хочу почувствовать, как он прижимается ко мне всем телом, нуждаюсь в нем во всех смыслах этого слова. Я чувствую, как напрягаются его бицепсы; он чувствует, как горит пламя под моей кожей.
К моему ужасу он отстраняется первый и, сделав это, задерживает дыхание. Его глаза открыты, и раз я это вижу, то делаю вывод, что и мои тоже. Он высвобождается из моих объятий и делает три шага назад. Выглядит таким же растерянным, как чувствую себя я. Он качает головой.
— У тебя плохо получается убедить меня в том, чтобы отпустить тебя.
— Тогда скажи, почему я должна остаться, — говорю я, и мои руки болят от оставленной им пустоты. — Скажи, почему я не должна проводить больше времени с Сетосом.
Он возвращается ко мне, хватает за руку одной рукой, а другой проводит большим пальцем по моей нижней губе.
— Ты никогда не поцелуешь Сетоса так, как поцеловала меня.
Я не могу сказать, приказ это или вывод, а может немного того и другого. Я прижимаюсь своим лбом к его и вздыхаю.
— Значит ты не скажешь мне.
— Наоборот, я скажу тебе все, что ты пожелаешь, если будешь продолжать так на меня смотреть.
— Я не спрошу снова.
Он откидывает голову назад и смеется.
— Это твой способ спросить? Хмм, — говорит он. — Я уже вижу, что придётся действовать осторожно.
Он тянет меня к балкону и опирается рукой о перила, весело глядя на меня. Я не могу не отметить, что его губы еще припухшие после нашего поцелуя и мне интересно, в каком состоянии я сама.
— Ты считаешь, что я хочу тебя, потому что ты знаешь, где достать больше спектория.
Я изумлённо смотрю на него.
— Да. То есть, я хочу знать, так ли это?
— Это, возможно, единственный раз, когда я хотел бы, чтобы ты была Линготом. Тогда ты бы знала, что это совсем не так.
— Я не Лингот. Боюсь, мне нужно полное объяснение.
Он улыбается, прижимаясь в поцелуе к моей руке.
— Подумай сама, если бы я хотел, я мог бы заставить тебя сказать мне. Есть способы, которые могут заставить человека говорить, такие, что я не хочу признавать, что знаю о них.
— Ты не жестокий король. Я никогда этого не боялась.
Я стараюсь игнорировать огонь, который оставили его губы на тыльной стороне моей ладони, ощущение его большого пальца, рисующего круги на ней. Я не хочу, чтобы он останавливался, не хочу терять близость к нему, как физическую, так и эмоциональную. Я чувствую, что сейчас он развернутый свиток, открытый для чтения. Он скажет мне что-угодно, если я спрошу.
И, скорее всего, я сделаю, тоже самое. Это опасно и волнующе одновременно.
— Как мне это объяснить? — он показывает на небо. — Солнце светит ярче, потому что ты стоишь со мной на этом балконе. Твой смех — это прохладный ветерок в знойный день. Тронный зал, полный проблем, жалоб, вопросов и удушающего этикета — твое присутствие, похоже, приглушает всё это. Ты заставляешь меня забыть моё мрачное существование, жизнь полную обязательств. И ты пробудила во мне стремление просыпаться каждое утро. Твой поцелуй заставляет меня чувствовать себя так, будто я овладел тем, что всегда было моим. Скажи мне, Сепора, какое отношение это имеет к спекторию?
Я смотрю на его губы, пока он говорит и хочу быть Линготом, жажду обмана и в то же время испытываю облегчение, что его нет. Это все усложнит. Усложнит ещё больше.
Он — не мой отец. Он не жесток и не стремится к войне. Я что-то для него значу. Он только что сказал об этом, хотя не теми словами, которые я хотела услышать; то, как он меня поцеловал, не допускает никакого сомнения. У меня нет большого опыта в отношениях между мужчинами и женщинами, но надеюсь, что смогу распознать фальшивый поцелуй, когда кто-то коснется моих губ, а в этом поцелуе не было фальши.
— И куда же это нас приведет…
Но вопрос умолкает, когда дверь открывается, и голос доверенного командира Тарика, Морга, зовет своего короля из покоя. Когда он выходит к нам на балкон, мы уже увеличили дистанцию между нами до приемлемого расстояния.
— Великий фараон, прошу простить мне мое вторжение, но вы должны кое-что увидеть. Не могли бы вы пройти со мной на дальний двор.
40
ТАРИК
Солдаты в полном военном обмундировании образовали во дворе круг. На них одеты обычные светло-голубые набедренные повязки, грудь туго обхватывает кожаная перевязь с оружием, а за спиной распложены щиты. Утреннее солнце бросает тень в виде полумесяца, которую Тарик и Сепора должны пересечь, чтобы пройти через строй ожидающих охранников. Сепора немного отстаёт, когда они следуют за Моргом к центру, где два воина со срывающимся, видимо о тренировки, дыханием, кланяются своему королю.
— Ваше Величество, — начинает Морг, — сегодня мы начали тренировки с оружием из нефарита.
Тарик кивает. Он об этом знал. Сепора бросает на него взгляд, потому что он не рассказал ей. Сделал ли он это бессознательно или хотел избежать неловкости, решив не сообщать, что они начинают производство оружия для войны с Серубелем?
— Да. Как всё проходит?
Морг колеблется.
— Ваше Величество, не очень хорошо. Если позволите, я организовал демонстрацию. Могли бы вы с барышней Сепорой отступить в сторону ради безопасности и освободить солдатам место?
Они делают то, о чем их просят. Тарику так хочется прикрыть Сепору спиной, и он расстраивается, когда она протестует. Она выглядывает из-за его плеча, чтобы получше всё рассмотреть. И все же он понимает ее любопытство; она с самого начала принимала участие в добыче нефарита, с тех пор как принесла ему первый осколок после того, как бросилась с моста Хэлф-Бридж. Она заинтересована в этом предприятии. Более того, она искренне беспокоится за безопасность теорианцев и хочет защитить их от нового оружия Серубеля.
Разумеется, ему придется заплатить высокую цену за то, что он не упомянул о том, что они уже начали развивать свое собственное.
Морг кивает Тарику.
— Ваше Величество, мы обнаружили, что нефарит не крепкий, а скорее хрупкий.
Затем он кивает двум солдатам, стоящим в кругу с остальными воинами, женщинами и мужчинами. Судя по темно-синим набедренным повязкам и соответствующей краске на лице, речь идет о Маджаях. Один из солдат держит щит, а другой несётся на него по песку, кряхтя от набираемой скорости и силы. Он наносит удар мечом по толстому, круглому щиту, и раздаётся ужасный грохот. Тарик, как и Сепора, ахают, когда меч, выкованный из нефарита, разбивается, а осколки, разлетевшись в стороны, падают на землю. Именно в тот момент он замечает, что внутренний двор буквально усыпан множеством осколков нефарита. Эта демонстрация оказывается последней из множества неудачных попыток попрактиковаться с новым оружием.