— Родечка, Родя, любимый, — моё имя в его устах напоминало музыку и наполняло меня блаженством. Толчок, ещё толчок и он забился в оргазме, а я, не выдержав, последовал вслед за ним. Мир вокруг меня взорвался, разлетаясь на тысячу сверкающих осколков и собираясь вновь, расцвеченный самыми яркими красками.
Мы расслабленно лежали в объятиях друг друга, пытаясь восстановить дыхание, и унять бешено колотящиеся сердца.
— Люблю тебя, — я нежно целовал его глаза, щёки, губы. — Люблю тебя.
Он ничего не говорил, просто улыбался, пытаясь заглянуть мне в глаза. Мы настолько были поглощены друг другом, что не замечали ничего вокруг.
— Господи, что тут происходит? — голос, доносящийся с порога, выдернул нас из мира грёз и грубо вернул в реальность.
— Мама, — Олег напрягся, — ты вроде в командировке?
Ничего глупее он спросить не мог. Женщина покраснела и, захлопнув дверь, прокричала с той стороны:
— Одевайтесь и на кухню. Оба. Живо.
Глава 37
Олег.
Пиздец, как говорится, подкрался незаметно. Всё как в плохом анекдоте, где муж внезапно возвращается из командировки. Только в моём случае мама. Встали с кровати и начали одеваться, стараясь не смотреть друг на друга. Стыдно. Я прикидывал в уме, убьют меня сразу или заставят помучиться. По телу пробежала нервная дрожь. Родька притянул меня к себе и обнял, нежно поцеловав в макушку.
— Не трясись! Я не дам тебя в обиду. Даже твоей маме, — я, что было сил, прижался к нему. От него шли волны уверенности и силы, я сам поверил, что всё будет хорошо. Чуть отстранился и взглянул на его лицо. Он улыбался. Вот, черт возьми! Нас сейчас расстреливать будут, а он улыбается. Родька как будто прочёл мои мысли, и его улыбка стала ещё шире. Он взял мою руку, поцеловал тыльную сторону и, переплетя свои пальцы с моими, потянул на выход:
— Пошли. Перед смертью не надышишься.
Зря он так, я бы ещё подышал. Выползли на кухню и остановились на пороге. Мама сидела за столом и отрешённо размешивала ложечкой чай в бокале.
— Что встали? Проходите, садитесь, — она кивнула на стулья, стоящие напротив неё.
Я опустился на свой стул очень осторожно, стараясь не морщиться. Не хватало ещё накалить и без того взрывоопасную обстановку.
Прошло уже минут пять. Мы так и сидели молча. Мама продолжала размешивать несуществующий сахар в бокале с чаем. Я молчал, потому что не хотел нарваться. Первым тишину нарушил Родька:
— Лариса Викторовна, — он слегка откашлялся, потому что его голос предательски дрогнул. — Не наказывайте Олежку. Лучше меня, это я во всём виноват.
— В чём? — мама пристально и с какой-то брезгливостью посмотрела на моего любовника.
— Во всём, — Родька опустил глаза.
— Неправда это, — перешёл в наступление я. — И ничего он не виноват. Я сам этого хотел. Потому что люблю его. А за любовь наказывать нельзя. Ты сама говорила, что когда люди любят друг друга не важно, кто они. А теперь у тебя такой вид, будто мы прокажённые.
— Олег успокойся, — попытался остудить мой пыл Родька.
— Не буду успокаиваться. Если бы она застала меня с девчонкой, то ничего бы не было. Сделала бы вид, что всё нормально. А потом посмеялась, мол, не заметила, когда ты вырос, сынок. Ведь именно так бы и было? Так ведь, мама?
Я увидел, как её взгляд становится потрясённым. Было полное ощущение, что она не ожидала от меня такого напора и такой агрессии. Так я и сам от себя не ожидал. Но мысль о том, что меня разлучат с Родькой, придавала мне сил. И вообще, лучшая защита — это нападение.
— А ты зачем оправдываться начал? — накинулся я на Родьку. — Виноват он, видите ли. Я что, тебе маленький ребёнок, который не понимал, что он делает? Играл себе такой весь невинный в песочнице, а тут пришёл злой дядя Родя и лишил бедного мальчика этой невинности.
— Олег, — ого, а они уже хором говорить начали!
— Что Олег? Я что, что-то неправильно сказал? Ты, мама, говоришь одно, а как до дела так совсем другое. А тебе, Родька, я уже тысячу раз говорил, не смей считать меня ребёнком. Хотя бы потому, что я умней.
— Я бы этого не сказала, — подала голос мама. — Был бы умным, не стал бы этим дома заниматься. Где в любой момент застукать могут. Не я, так сестра.
Именно в это время в замке повернулся ключ. Из прихожей послышались два возбуждённых весёлых голоса и через секунду к нам присоединились Марина с Мишей. Увидев наши лица и, пусть не разъярённую, но удручённую маму они сразу поняли, что произошло.
— Всё-таки спалились? — Маринка всегда отличалась прямолинейностью.
— Блин, предупреждал же вас, — Мишка грустно посмотрел на нас.
— Так, — мамин голос не предвещал ничего хорошего. — Я вижу все в курсе, одна я в неведении. Правильно, зачем ставить в известность родителей?
— Мои знают, — нет, ну кто Родьку за язык тянул. Со злостью наступаю ему на ногу. Только поздно, слово не воробей.
— И как к этому отнеслась твоя мама? — ой, не люблю я эти сахарно-приторные интонации. Они значат, что мама уже на грани. Ещё чуть-чуть и сорвётся.
— Нормально. Она меня любит и сказала, что примет меня любым, — я падаю лбом на белую столешницу. Сейчас начнётся извержение вулкана, который носит имя Лариса Викторовна.
— Значит, вокруг вас все такие понимающие и добрые одна я мегера? Поэтому мне рассказывать не надо? Я что, монстр что ли какой?
— Мы, пожалуй, пойдём, — Маринка потянула своего друга за руку, и они поспешили убраться с линии огня. Предатели.
— Нет. Ты не монстр. Для монстра ты слишком красивая, — бурчу я, не поднимая головы. — Мама, прости меня. Я виноват. Я бы тебе обязательно рассказал... со временем.
— И когда бы это время наступило? Лет через сто?
— Прости, мам. Я, честное слово, больше так не буду, — ну вот, а ведь только пять минут назад орал, что я не маленький мальчик. А теперь сижу и лепечу что-то невразумительное.
— Ладно, то, что ты Родиона любишь, мы выяснили. А вот какие у него относительно тебя планы? — мама выжидательно смотрела на моего друга, а я вздохнул с облегчением. Из её глаз пропало выражение брезгливости и где-то очень глубоко появились весёлые искорки. Скажу честно, последний мамин вопрос меня тоже очень сильно интересовал.
Родька вздохнул и выпалил:
— Лариса Викторовна, я его очень люблю.
— Я не об этом. То, что любишь, я поняла, когда ты его защищать ринулся и всю вину на себя брать. Я спрашиваю, что вы собираетесь делать дальше?
— Жить, — ответил я за Родьку. — Просто жить и любить друг друга. Разве это не самое главное?
Эпилог 1. Четыре года спустя.
Олег.
День моего восемнадцатилетия начался на редкость стрёмно. Начну с того, что шёл июнь и Родька досдавал хвосты в институте. Я, естественно, все экзамены сдал досрочно и мог наслаждаться законными каникулами. Мы с ним уже более двух лет жили в Москве. Снимали двухкомнатную квартиру. За это время с помощью отца Леона я создал свою фирму, которую пришлось регистрировать на Родьку, он тогда уже был совершеннолетним. Фирма процветала, я оказывал услуги по программному обеспечению компьютеров. Некоторые программы писал сам, а вообще у нас на фирме был уже устоявшийся штат сотрудников. Родька занимался всеми финансовыми вопросами, недаром учился на экономическом факультете. Наверное, стоило сходить на работу, но трудоголизмом я не страдал, поэтому в день рождения решил на неё забить.
Родя встал как всегда рано и тихо, чтобы не разбудить меня, собирался в универ. Я терпеливо ждал, когда любимый начнёт поздравлять меня с праздником. Как, оказалось, ждал напрасно. Родька склонился надо мной и, поцеловав в лоб, проворковал.
— Я ушёл. Долго в постели не валяйся, а то пролежни появятся.
Меня словно подбросило на кровати, метнулся за ним в прихожую и схватил за рукав рубашки:
— А ты ничего не забыл?
— Да вроде бы нет, — любимый похлопал себя по карманам. — Студенческий на месте, портмоне взял, ключи от машины тоже тут. Нет, ничего не забыл. Ладно, одуванчик, не скучай, — он ещё раз чмокнул меня в лоб и вышел.