Быстро спустившись в лощинку, гитлеровцы добили его прикладами.

Одетый в зелено-коричневый маскхалат, молоденький фашист отнял у Маруси флягу и сумку с красным крестом. Он встряхнул флягу и сейчас же ударил санитарку в живот. Маруся упала. Иван видел, как, поднимая пыль, подошвы сапог сверкали железными шипами и пластинками.

«Фашистская жаба, палач, ты тоже получишь!» — Иван собрал последние силы, схватил мину и ударил об опорную плиту.

Держа наготове автомат, Тихон Селиверстов выглянул из траншеи. Взрыв заставил его пригнуться. Колючая, как хвоя, пыль ударила в лицо. Он протер глаза, приподнялся.

От гитлеровцев одни клочья, кажись, сами на фугас напоролись!

— Здесь фугасов не ставили…

— Так на мины.

— Некогда расследовать!

— Туда им и дорога!

К месту прорыва уже спешили сержант Телушкин с Шатанковым и Сотниковым. А за ними комроты Бунчук с небольшой группой солдат. Они несли мины.

— Снаряжай, минируй! — Бунчук заметил Селиверстова и подозвал его: — Тихон, твоего брата недавно в санбат отправили.

«Ванюше крепко досталось… Выживет ли?!» — снаряжая мины, мрачнел Тихон. Он решил не писать домой о ранении брата. Эта весть могла убить больную старушку-мать. «Деду Авилу можно сообщить, тот сам в кавалерии служил, семнадцати ранений имел». Одна мысль успокаивала Тихона: «Такого силача, как Ванюша, смерть не должна одолеть».

Тихон сразу забыл о брате, как только выскочил из окопа. В лощинке посвистывали пули. Под градом осколков он с Шатанковым и Сотниковым, лежа на животе, копал ямки, устанавливал мины, маскировал их.

Бунчук торопил гвардейцев. Он понимал: минутное затишье — и удар грома. Враг подтягивал резервы, перестраивал свои боевые порядки. Он добился небольшого успеха и теперь на этом направлении будет наращивать удары. «На каждый яд есть противоядие. «Тигры» прорвутся, а мы пехоту отрежем. Танки покрутятся и уйдут. Разве не видел с НП Федотов, как мы отразили все натиски? Но приказ есть приказ, и надо отходить… А зачем? Странно. Сами врагу указываем дорогу, ворота открываем. Заезжай! Напрасно отдаем лощинку. Слишком опрометчиво поступает Федотов, — приходил к выводу Бунчук. — «Тигры» могут прорваться к перекрестку дорог и обойти с флангов укрепленные высотки».

— Товарищ лейтенант, несут кого-то, — крикнул Телушкин.

— Что, ранило?

— Нет, подобрали…

Тихон втащил в окоп окровавленную санитарку. Гвардейцы потеснились.

— Она жива еще… Мы у ручья мины ставили… Смотрим, дышит.

— Маруся! Как же так? — воскликнул Бунчук. Он обратился к рослому гвардейцу. — Возьми ее на руки и крой, как козырь, на медпункт… Она немало нашего брата спасла. — Заткнув за пояс гранаты, Бунчук пополз вперед.

— Минное заграждение готово… На совесть сделали… Можете не проверять, — остановил его Тихон.

— Не загораживай дорогу. Я должен убедиться сам…

Бунчук ползком выдвинулся за противотанковое заграждение. Тихон не отставал от него. Комроты достиг ручья, локтем толкнул Селиверстова.

— Где Марусю подобрал?

— На этом месте.

У ручья сажа покрыла намытый песок. Он запекся вокруг воронок, блестел, как слюда. Бунчук подполз к убитым.

— Кого вы разыскиваете? — спросил Тихон.

— Смотрю, всех ли забрали раненых. Думал одного бойца найти…

— Мы все закоулки обшарили. В разбитые блиндажи заглядывали. Нет!

«Я с Марусей Ивана Селиверстова в санбат отправил. Фашисты прорвались и настигли их. Сказать ли Тихону сейчас? Скажу потом, после боя», — решил Бунчук.

Сотников и Шатанков с нетерпением поджидали лейтенанта. Им хотелось, чтобы он оценил их работу. Неожиданно, подобно горному обвалу, загрохотала дальнобойная артиллерия. Короткий, мощный огневой налет взметнул степную пыль, тучей поднял ее высоко в небо.

— Наши бьют. Это ДОН.

— Что?

— Дальнее огневое нападение, понимаешь? Где-то «тигры» скопились, а их засекли. Смотри, комроты возвращается… — И Сотников доложил Бунчуку: — Заминировано.

— Ни одного подозрительного бугорка… Свежей земли не видно… — Бунчук снова взглянул на минное поле. — Хорошо!

— Установить — чепуха, а вот заманить на мины — это фокус. Фашист хитрый, он обходит. — Сотников пригнулся, выхватил из-за пояса гранату. — К бою!

— Отходить перебежками! — крикнул Бунчук. — Давай заманим!

«Пусть думают, что мы отступаем», — с этой мыслью Тихон сделал короткую перебежку. Потом еще два стремительных броска. До окопов осталось метров десять, но Тихон зацепился за какой-то обнаженный корень и упал.

Близко потрескивали разрывные пули. Тихон заметил ход сообщения, но сделать перебежку было рискованно. Кто-то догадался, бросил дымовую гранату, выручил его.

Вскочив в ход сообщения, Тихон увидел Шатанкова. Тот поспешно доставал из кармана завернутые в носовой платок запалы.

— Не торопись!

— А ты смотри…

В лощинку с треском, с шумом ворвались вражеские мотоциклисты. Они строчили из пулеметов и разведывали дорогу. Заухали бронебойки. Головной мотоцикл перевернулся. Пулеметчик вылетел из коляски и распластался у самой воды. Водителю удалось убежать. Мотоциклисты-разведчики дерзко развернулись под огнем и умчались.

— Видал-миндал?!

— На съедение их бросают, смертники они, действуют нагло. — Тихон присмотрелся к дальним кустам и заметил радиоантенны. — Танки! Подошли и ведут разведку, сейчас двинутся…

Но танки не двигались. В лощинке забушевал огонь.

Словно огромные металлические собаки, свирепо залаяли шестиствольные минометы.

«Накроют, подорвут наше минное поле», — и Тихон прижался к стенке хода сообщения.

После огневого налета в лощинку осторожно спустились два легких танка. За ними шел бронированный тягач. У входа в лощинку показались зеленые и светло-желтые тяжелые боевые машины. Они заняли огневые позиции и выжидали. На башнях и на бортах виднелись темно-коричневые полосы и пятна. Стальные громадины становились почти незаметными от этой маскировки. В кустах, в пыли и в дыму она искажала их очертания.

У ручья головной танк наскочил на мину. Услышав грозный треск, Тихон, торжествуя, осторожно приподнялся.

Сработала, голубушка, уцелела!

С перебитой гусеницей танк, словно гигантский волчок, крутился на месте. И снова под гусеницей взлетел огонь. Танк остановился. К нему подбежали гитлеровцы.

Ни Тихон, ни Шатанков не смогли их срезать автоматной очередью. Танки шквальным огнем прижали гвардейцев к земле.

«Где же наши бронебойщики, почему они замолчали, не видят? Запрятались в норы!» — злился Тихон.

Но бронебойщики не могли поддержать пехотинцев. После первого залпа пыль выдала их позиции. Обнаружив бронебойки, «тигры» повели огонь прямой наводкой. Бунчук приказал расчетам ПТР уклониться от боя, по ходам сообщения обойти с фланга танковый клин и ударить.

В это время в лощинке к поврежденному танку подъехал тягач, оттащил его в сторону. Сейчас же выдвинулся новый легкий танк. Он подорвался на мине за ручьем. И его отбуксировал тягач. К ручью медленно подполз третий танк.

«Мы вам, черти полосатые, устроили водопой», — и Тихон сдул песок с автомата.

Фашисты упорно пробивали дорогу через минное поле. Их танки шли колонной. Поредевшая рота Бунчука отступала.

— Бунчук! Ты, отходя, маневрируй, используй разветвленную сеть траншей и ходов сообщений, иначе тебя раздавят…

На этом телефонная связь с КП батальона прервалась. Из лощинки выползли в маскхалатах фашистские автоматчики.

«Проверяют дорогу», — Бунчук губами сорвал лепесток дикой гвоздики.

— Телушкин, дай дрозда!

«Дроздом» Бунчук называл короткую пулеметную очередь. Указав сержанту цель, он проследил, как легли пули.

— Хорошо взял. Пускай полежат чужаки. Молодец, не промазал! — И комроты шагнул вперед. — Сотников, возьми ребят, заминируй выход из лощинки. Быстрей!

К Сотникову присоединились Тихон и Шатанков. Гвардейцы, скрываясь в густой траве, подобрались к лощинке. Едва они установили четыре мины, как услышали рокот моторов.