В 30-е годы география путешествий Сименона расширяется. Желание понять людей, живущих на разных широтах и в разных условиях, увлекает его в Африку, в те ее районы, которые менее всего были затронуты цивилизацией. Он проникает в глубь мате­рика, добирается до селений, многие из которых даже не были тогда отмечены ни на одной карте. Пораженный жестокими соци­альными контрастами континента, масштабами пропасти, отделяю­щей коренное население от белых колонизаторов, расовой дискри­минацией, поддерживаемой бюрократическим аппаратом колониаль­ной администрации, Сименон публикует обличительные репортажи; название их можно было бы перевести как «Час негров наступит».

Поездка в Африку, совершенные несколько лет спустя большие путешествия в Центральную и Южную Америку, на острова Тихого океана дали писателю богатый материал и для нескольких очень сильно и ярко написанных произведений. Романы «Лунный удар», «Негритянский квартал», «Жаждущие», книга небольших очерков- репортажей «Под несчастливой звездой» заняли существенное место в современной антиколониальной литературе.

Главным завоеванием Сименона в эти годы стали его социаль­но-психологические романы, которые сам он называл «трудными». Трудными отчасти потому, что они требовали не бездумного про­чтения «ради отдыха», а сопереживания со стороны читателя, неко­торого усилия, чтобы понять их до конца: ведь так легко увлечься умело построенной интригой, динамично развивающимся действием и пропустить нечто главное, серьезное и важное для автора.

Если в части романов цикла о Мегрэ Сименон оставался верен определенным канонам жанра, ограничивающим объект внимания писателя, то в этих произведениях нужна была значительная пере­стройка художественного метода, новые изобразительные средства. Сименон обращается к новым, ранее не исследованным им обла­стям жизни, стремится к более глубокому постижению человеческой психологии. Широко используя опыт своих предшественников, мастеров реалистической прозы XIX века, Сименон вместе с тем идет своей собственной дорогой. В его «трудных» романах нет ничего вторичного, он не следует какой бы то ни было литературной моде, продолжая отстаивать реалистические принципы.

Писателя часто упрекали за отсутствие в его произведениях ярких примет нашей быстротекущей жизни. Упрекали, в общем, справедливо: в них действительно почти никогда нет даже упоми­нания больших политических событий, выдающихся достижений и открытий научной и технической мысли, относящихся к области освоения космического пространства, биологии или новых средств связи, которые стали вехами в истории человечества за последние несколько десятилетий. Все это в лучшем случае остается у Симе- нона как бы за кулисами основного действия.

Напомним, однако, еще раз, что, как внешне ни просты романы Сименона, их тоже нужно уметь читать, перестраивая свое сознание с ожидания захватывающих дух приключений, неожиданных сюжет­ных поворотов на вещи значительно более серьезные. В них, осо­бенно в тех, где речь идет о судьбах молодежи, писатель с тревогой ведет разговор об общечеловеческих ценностях, чувствах, нравствен­ных представлениях, существованию которых угрожают не только разрушительные войны, но и вся современная цивилизация Запада с ее ложью и лицемерием, извращающая, ломающая нормальные человеческие отношения. В годы, когда человек как персонаж литературного произведения отступает под натиском окружающих его вещей, когда оптимистический антропоцентризм литературы прошлого поставлен под сомнение враждебными человеку силами отчужденных от него науки и техники, «трудные» романы Сименона в ряду произведений прогрессивной литературы приобретают особый смысл, и читать их следует, не изолируя от контекста современно­сти, от общего процесса развития литературы Запада.

Время создания Сименоном наиболее значительных произ­ведений совпало с периодом распространения во Франции различ­ных модификаций так называемого «нового романа» с его услож­ненной модернистской техникой письма, выведением человека за пределы исторических и социальных связей. Романы Сименона отчетливо противостоят по многим линиям этой модернистской прозе, вписываясь в иные гуманистические и реалистические традиции.

Во внимании Сименона к «маленькому» человеку критика справедливо видела влияние русской литературы. Сам писатель охотно признавал это, когда говорил о том, что его всегда больше всего интересовал «несчастный и чудесный маленький человек, ис­полненный героических порывов, надежд и — так часто — повсе­дневного мужества, которое ничто не может истребить». Движение литературы к изображению «рядовых», заурядных людей Сименон рассматривал как некий закономерный процесс, затронувший в исто­рическом плане и изобразительные искусства: от изображения бегов, полководцев и императоров художники, говорил Сименон в прочитанной им в Брюсселе лекции «Роман человека», шли к че­ловеку как он есть, свободному от одеяний-оболочек, в которые его с детства наряжают семья и школа, казарма или университет, завод или контора, лишая его подлинности, «естественной» индиви­дуальности. В обращении к освобожденному от искусственных обо­лочек «глубинному» человеку — сила Сименона-романиста, мастера лаконичного и точного психологического рисунка. И одновремен­но— его слабость, ибо такой человек неизбежно оказывается не субъектом, а лишь жертвой истории, судьбы, обстоятельств. Он — вне политики, вне возможных коллективных действий. В лучшем случае он способен на индивидуальный бунт или... на преступ­ление.

То, чего Сименон не может простить современному обществу, — постоянное унижение человеческого достоинства, сложившиеся в нем условия, при которых одни не просто эксплуатируют дру­гих — их доверчивость, слабость, достоинства или пороки, но и от­казывают им в праве быть людьми, превращая их в покорных своей воле марионеток. Сцены унижения, насилия над человеческой личностью присутствуют во многих романах Сименона, и подчас они сильнее действуют на воображение читателей, чем сцены убийств, физической расправы, которых писатель, за редкими исключениями, тщательно избегает.

Реакция человека на его унижение, ощущение им собственной неполноценности по отношению к другим — более сильным, цинич­ным, ловким людям — одна из важнейших тем в творчестве Симе­нона. Примечательно, с какой настойчивостью писатель возвра­щается к ней в разных произведениях, иногда точно воспроизводя уже ранее описанные им ситуации, но каждый раз углубляя их психологическую разработку, проникая к скрытым пружинам чело­веческих поступков.

Неприятие человеком угнетающей его действительности можег вылиться и в бегство от нее: вот еще одна постоянная тема в твор­честве Сименона, которой посвящен десяток, если не больше, его романов.

«Всю нашу жизнь, с самого раннего детства, от нас требуют принадлежности чему-нибудь и, следовательно, быть похожими на других. Нас последовательно помещают в различные человеческие группы», — говорит Стив Адамс, герой романа «Переход через ли­нию» (1958). Своеобразный парадокс заключается в том, что при­надлежность к такого рода «коллективам» в буржуазном обществе не избавляет человека от чувства одиночества, но лишает индиви­дуальности, замыкая в изолированные клеточки общественного организма, разделенные прочными перегородками. Жертвуя мате­риальным благополучием, порывая с семьей, с устоявшимися при­вычками, человек бежит прочь от опостылевшей ему жизни и чаще всего попадает из одной клеточки в другую, иногда — на несколько ступенек ниже, и пополняет ряды бездомных клошаров. Среди этих бродяг — бывшие врачи и адвокаты, инженеры и нотариусы...

Люди ищут выход из гнетущего одиночества, стремясь к себе подобным, чтобы иметь возможность «почувствовать локоть других в толпе, чтобы видеть их, слышать хотя бы обрывки их разговоров на улице, в бистро, в лавке». Это желание сименоновского героя перекликается со страстным желанием затерянной на парижских улицах Терезы Дескейру в романе Ф. Мориака «Конец ночи»: «Не один час, не один день, но во все вечера жизни иметь возможность прислониться к чьему-то плечу.... каждую ночь и до смертной гра­ницы засыпать в верных объятиях, неужели это не дано большин­ству существ? »