4.4311 Предполагается, что означающие означивают существующее [содержательность].

4.4312 Однако сами означающие [слова (или другие знаки, их заменяющие)], поскольку они вещи (явлены мне Миром), относятся к континууму существующего [содержательности], а следовательно, они [означающие], в таком случае, должны были бы означивать еще и самих себя.

4.4313 Таким образом, они [означающие, слова (или другие знаки, их заменяющие)] должны означивать сначала сами себя, а затем и то, что означивает их самих, и так далее, далее – сколь угодно долго.

(Такая попытка, действительно, предпринимается при сведении означающих в классы, но подобное решение кажется, по меньшей мере, комичным.)

4.432 Моя лингвистическая картина мира – это замкнутая в самой себе целокупность неограниченного множества «представлений» [целых].

4.4321 Если я использую означающие [слова (или другие знаки, их заменяющие)], то могу пояснить [толковать] их лишь означающими же [словами (или другими знаками, их заменяющими)] при помощи различных их [означающих] компиляций.

Иными словами, используя означающие, я оказываюсь замкнут в контексте означающих [моя лингвистическая картина мира].

(Допустим, я встречаю некое слово (или другой знак, его заменяющий) на неизвестном мне языке.

Кажется, что достаточно перевести его на известный мне язык, и мне сразу станет понятно, о чем идет речь.

Однако, это «понимание» возникнет за счет толкования данного слова известными мне словами (или другими знаками, их заменяющими) [означающими], имеющимися в моей лингвистической картине мира, т. е. другими означающими [словами (или другими знаками, их заменяющими)].)

4.4322 Допустим, что я могу выйти за пределы моей лингвистической картины мира [контекст означающих], назвав некое слово или же просто знаком указав на вещь, значение которой, как мне кажется, это слово (или другой знак, его заменяющий) «представляет».

Однако, я указываю на эту вещь, заранее зная ее значение, а потому я не могу знать, отвечает ли мое слово (и/или этот жест) этому значению. (Предположим, что кто-то указывает мне на «мазок» на полотне и сопровождает его неизвестным мне словом.

Во-первых, почему я решил, что этот жест – «указание»?

Во-вторых, что дало мне основания считать, что мне указывают (если это указание) на «мазок», а не, например, «цвет» его «краски»? Чтобы показать мне «мазок», а не «цвет» (или что-то еще), указывающий должен сопроводить свое указание словами (или другими знаками, их заменяющими), которые были бы мне «понятны», чтобы создать во мне определенное «лингвистическое основание», которое позволит понять его жест и видеть в «мазке» – «мазок», а не «цвет» (например, «желтый»).)

4.4323 Таким образом, перевод с одного языка на другой (слова и любого другого знака, его заменяющего) ровным счетом ничего не меняет: там, где в ход идут означающие [«представительства»], для их понимания [толкования] мне нужны другие означающие [«представительства»].

4.433 Мои компиляции означающих [слов (или других знаков, их заменяющих), «представительств»] в моей лингвистической картине мира – суть мои компиляции.

4.4331 Однако, в моей лингвистической картине мира – всякий элемент [слово (или другой знак, его заменяющий)] кажется мне означающим, что, впрочем, не свидетельствует о том, что оно [означающее] что-то [существующее] «представляет».

4.4332 Если же компиляции означающих [«представительств»] в моей лингвистической картине мира производятся мною, т. е. независимо от отношений моей схемы мира [контактов моей схемы мира и моей схемы меня], следовательно, я не могу ожидать, что у моих означающих [слов (или других знаков, их заменяющих)] есть означаемые [«представляемые» значения].

4.4333 То, посредством чего я компилирую разные означающие [слова (или другие знаки, их заменяющие)], – это означающие [«представительства»] без означаемого [«представляемого»], т. е. мнимо-означающие.

Но отличить одни от других (тех, что имеют под собой хотя бы условное означаемое [«представляемое»], от тех, что вовсе никакого означаемого [«представляемого»], пусть даже сколь угодно изменчивого, под собой не имеют) у меня нет никакой возможности, поскольку моя лингвистическая картина мира замкнута в самой себе.

4.5 Я определен контекстом.

4.51 Означенный, я оказываюсь в контексте означающих [моей лингвистической картине мира].

4.511 Поскольку контекст означающих замкнут в самом себе, а я [означающее] определен контекстом, то я оказываюсь замкнут в моей лингвистической картине мира.

4.5111 Поскольку любая проявленная мною вещь имеет значение, следовательно: любая проявленная мною вещь [значение] может быть означена.

4.5112 Я могу оперировать означающим [словом (или другим знаком, его заменяющим)], используя компиляции моей лингвистической картины мира (и только так), что создает желанную мною иллюзию определенности.

Однако, компиляции моей лингвистической картины мира [компиляции означающих] – не связи между означаемыми [«представляемым»] и означающими [«представляющими»], а также и не отношения вещей, равно как и не Мир, а связи контекста [компиляции означающих].

4.5113 Иными словами, любая проявленная мною вещь [значение] посредством означивания получает своего рода «проходку» в контекст означающих [«представлений»], где нахожусь и я [предмет], будучи означенным.

Однако же, «проходит» в мою лингвистическую картину мира, где я замкнут, не Мир, не вещь, не ее имя или значение, но только лишь означающее, подменяющее собой то, что есть, то, что бытийствует, и то, что существует.

Иными словами: в мою лингвистическую картину мира «проходит» означающее [«представительство»], которое – мои связи его [означающего] с означаемым [«представляемым»], и мои компиляции его [означающего] в контексте означающих (т. е. с другими означающими [«представительствами»]).

4.512 Я означиваю вещь, т. е. устанавливаю связи [ мои связи] между означаемым и означающим, чтобы иметь возможность компилировать «представительства» условно означенных.

4.5121 Если бы я не означивал вещь, то как бы я мог ею оперировать?

Впрочем, ни вещью, ни ее именем или значением нельзя оперировать (скорее, они сами отношениями и контактами оперируют мной [акции]).

Однако, можно оперировать словами (или другими знаками, их заменяющими) [означающими], что, впрочем, не оперирование вещью, но «представительством» [означающими].

4.5122 Однако, даже если я понимаю всю абсурдность и бесперспективность моих попыток считать означающее «реальным» и «полномочным» представителем означаемого, я вынужден поступать таким образом, ибо я сам означен [предмет], в противном случае я окажусь в совершенно дурацком положении.

Итак, я нуждаюсь в означении означаемого, чтобы ориентироваться самому в «себе» [моя схема меня] и «мире» [моя схема мира].

4.5123 Почему же я нуждаюсь в том, чтобы ориентироваться в «себе» [моя схема меня] и «мире» [моя схема мира] с помощью означающих, вместо того чтобы быть Миром [есть] или, в крайнем случае, существовать [континуум существования]?

Здесь мы в очередной раз имеем дело с досадным недоразумением, поскольку иных поводов к подобной «нужде», кроме того, что я сам означен и потому замкнут в контексте означающих, у меня нет.

4.513 Однако, наличие меня в контексте моих означающих создает иллюзию моего (с разными оговорками) управления «миром».

4.5131 Отказываясь определять [означивать], я испытываю страх, так, словно бы «мир» потеряет тогда управление и отправится в тар-тарары.

Однако же, разве я контролирую Мир или хотя бы мою схему мира? Нет, никоим образом.

4.5132 Я контролирую только мою лингвистическую картину мира, и то лишь номинально, ибо установленные в ней условности распространяются и на меня, меня собой ограничивая.

4.5133 Очевидно, что я отношусь к себе не так, как к тому, что есть, не так, как к тому, что существует, но лишь так, как к тому, что наличествует [предмет].