Не мои действия как таковые соответствуют моим высказываниям, но, означенные, мои действия соответствуют моим высказываниям, впрочем, в этом случае уже нельзя говорить о соответствии, ибо они [высказывания] – суть эти означающие, означающие это действие.

5.1322 То, что мои высказывания сопровождают какие-то мои действия, не свидетельствует о том, что они [высказывания] – причина этих действий (допустить обратное, значит полагать, что контекст означающих не замкнут в себе самом, что нелепо), но они [высказывания] – лишь сопровождение.

5.1323 То, что мои высказывания объясняют те или иные мои действия, не свидетельствует о том, что мои действия соответствуют моему высказыванию, поскольку действия [существование] и высказывание [контекст означающих] не ограничивают друг друга, ибо замкнуты сами в себе.

Отсюда также понятно, что любое мое действие может получить любое объяснение [высказывание], а критериев, позволяющих признать какую-то интерпретацию [высказывание] соответствующей или несоответствующей этому моему действию, нет, за исключением разве только условности, которая – суть условность, и не более того.

5.133 Отношение фигуры и фона, которое определяет меня (т. е. всякую мою активность), – суть контакт моей схемы мира и моей схемы меня, который – суждение.

5.1331 Из сказанного выше следует, что суждение и высказывание – не одно и то же.

При этом мое суждение, действительно, определяет всякое мое действие [континуум существования], поскольку оно и есть это действие, т. е. контакт моей схемы мира и моей схемы меня.

Ничего подобного о высказывании [компиляции означающих] сказать нельзя, поскольку последнее принадлежит моей лингвистической картине мира.

5.1332 Если понятно, что мое высказывание [компиляция означающих] не определяет и даже не соответствует моему действию [континууму существования], то понятно также и то, что высказывание само по себе – также мое действие, т. е. как вещь [значение] высказывание принадлежит континууму существования.

5.1333 Отсюда ясно, что суждение [континуум существования] воздействует на высказывание [моя лингвистическая картина мира], но «обратного действия» эта акция не имеет.

Впрочем, это не свидетельствует о том, что воздействие суждения на высказывание порождает феномен соответствия между первым и вторым. Отнюдь.

То, каким будет высказывание [компиляция означающих], если помнить об условности связки «означаемое – означающее», зависит не от моего суждения [контакта моей схемы меня и моей схемы мира] самого по себе, но от того, какие изменения это суждение вызовет в моей лингвистической картине в целом.

Так или иначе, но всякое высказывание [компиляция означающих] определяется условностями моей лингвистической картины мира [толкованием], а не континуумом существующего собственно и непосредственно.

5.2 Мое существование как вещи [значение] определяется моим отношением [контакт моей схемы мира и моей схемы меня] с другими вещами [значениями].

5.21 Поскольку слово (или другой знак, его заменяющий) было явлено мне Миром как вещь, оно [слово (или другой знак, его заменяющий)] бытийствовало как имя и существовало как значение в отношении со мной [именем, значением].

5.211 Таким образом, слово (или другой знак, его заменяющий) принадлежало моей схеме мира, будучи вещью [значением].

5.2111 Поскольку слово (или другой знак, его заменяющий), будучи вещью, принадлежало моей схеме мира, следовательно: я [значение] был с ним в отношении.

5.2112 Отсюда: я не могу не верить слову (или другому знаку, его заменяющему) как вещи [значение], поскольку в моей схеме меня существует значение, комплементарное проявленному мною слову [значению].

5.2113 Однако, как существующему, я верю слову (или другому знаку, его заменяющему) как вещи [значение], явленной мне Миром, но не как означающему.

5.212 Таким образом, я могу не верить означающему как таковому, и сомневаться в моем суждении [отношение значений] у меня тоже нет никакой возможности.

5.2121 Поскольку слово (или другой знак, его заменяющий) стало исполнять роль означающего посредством связей, мною установленных, между означаемым и означающим, оно более не является мне Миром вещью, но наличествует в моей лингвистической картине мира на правах «представителя» [означающего] другой вещи [означаемого].

5.2122 Итак, я верю слову (или другому знаку, его заменяющему) как вещи, поскольку нахожусь с ним [значение] в отношении [контакт моей схемы меня и моей схемы мира], я также верю суждению [контакт моей схемы мира и моей схемы меня], которое определяет это слово (или другой знак, его заменяющий) как означающее.

Отсюда: я не могу заметить условности в связи, мною устанавливаемой, между означающим и означаемым, если не рассматриваю эту связь как условность, т. е. не рассматриваю означающее как означающее [«представительство»].

5.2123 Однако, в ряде случаев моя лингвистическая картина мира не позволяет мне усмотреть условность связки «означающее – означаемое» так, чтобы это сомнение не противоречило значению вещи для меня [суждение].

(Например, я могу сомневаться в означающем «Бог», поскольку единственным значением [моя схема мира], которое я свидетельствую собственным [комплементарным] значением [моя схема меня], является мое религиозное чувство [существующее], которое и следует так означивать: «религиозное чувство», но не «Бог». Однако, как я могу сомневаться в означающем «тяжело», если мне действительно тяжело [значение моей схемы меня]? Я могу допустить, что данное значение моей схемы меня может быть означено как-то по-другому, но это значение существует, а следовательно, может быть так означено.)

Иными словами: в одних случаях, когда я не нахожу значения [означаемого] соответствующего, как мне кажется, моему означающему, я, рассматривая связь между означающим и означаемым как условность, могу усмотреть эту условность; однако, в других случаях у меня нет никаких оснований рассматривать эту связь как условность (кроме теоретических, т. е. умозрительных), т. е., даже сомневаясь в том (отрицая то), что «тяжелое» тяжело, я не могу поверить тому, что это не так, поскольку мое суждение [контакт моей схемы мира и моей схемы меня] свидетельствует об обратном.

5.213 Таким образом, посредством кажущегося соответствия некоторых моих суждений [контакт моей схемы мира и моей схемы меня] некоторым моим высказываниям [компиляция означающих] возникает прецедент веры означающему [слову (или другому знаку, его заменяющему)], хотя теоретически (т. е. умозрительно) это соответствие и может быть подвергнуто сомнению, фактически для меня они – означающие, высказывания – несомненны, поскольку, как мне кажется, соответствуют моим суждениям, означаемым.

5.2130 Такие означающие [высказывания], в которых я не могу сомневаться иначе, как только теоретически, я буду впредь обозначать «форпостами веры».

5.2131 Все случаи, когда мои означающие [высказывания], как мне кажется, соответствуют моим суждениям [существующее], – это результат работы моего способа существования.

Иначе: все случаи моей веры моему высказыванию [форпосты веры], по сути – вера суждению [существующему], которое [суждение] (будучи сколь угодно сложным по «генезу») может быть редуцировано до моего способа существования, опровергнуть который я как существующий никак не могу, не уничтожив при этом самого себя [существующего].

5.2132 Впрочем, вывод о подобном соответствии означающего [высказывания] означаемому [суждению] может быть и результатом ошибки, когда я означиваю означаемое просто неверно (см. вышеприведенный пример с «Богом» и «религиозным чувством»).

Однако, эта ошибка, которую следует считать «ошибкой в точке обзора», может быть прояснена посредством определения принадлежности означаемого [суждения] моей схеме мира или моей схеме меня: поскольку «помнится», «видно», «слышно», «больно» и т. п. – должно кому-то, то верным следует считать только то означение [высказывание], где точно определена точка обзора, т. е. тот, кому принадлежит суждение [значение], развернутое в способе его существования.