Где-то внизу, под облаками, бежит электричка. В полупустом вагоне, также прижавшись друг к другу, мчатся навстречу судьбе капитан с вьющейся шевелюрой и девушка, очень похожая на Людмилу — ее сестра.

Лейтенант думает о Горском. Это он помог им сыграть свадьбу. Он и Василий Васильевич, стареющий парикмахер,сосед Людмилы, Горский тоже хотел жениться, но Василий Васильевич заявил: вначале надо выдать замуж старшую.

Горский умолял лейтенанта:

— Ведь ты любишь ее. Любишь. Так женись! А затем — я.

— Я-то люблю,— смутился Пулатов. — А Людмила?

— Любит, любит! — сказал обрадованный Горский.

— Ладно,— согласился Пулатов. Он совсем потерял голову. Потом — ЗАГС, оформление документов в пограничную зону...

Солнце ударило в хвост самолета, провело золотистую линию вдоль фюзеляжа. Такие же золотистые полосы—на бокалах в дорожном ресторане южногорского аэровокзала. Из этих бокалов перед вылетом они распили бутылку шампанского на счастье.

 И вот уже позади Ташкент. Теперь осталось лететь немного. Небо васильковое, чистое. Самолет рассекает его могучими крыльями. Пропеллеры слились в прозрачный круг.

Потом, где-то за Сыр-Дарьёй, к самолету потянулись горы. Он равнодушно плыл над ними, не забираясь выше и не меняя курса.

Тогда горы отступили, и взору открылась цветущая долина.

Кряжистые вершины издали ревниво следили за самолетом. Он летел над обширными хлопковыми полями, дышал ароматом урюковых садов, заглядывался на созревающий виноград.

— Смотри, Люся-хон,— заволновался Пулатов,— вот моя родина.

Она прильнула к стеклу.

Маленький юркий самолетик где-то далеко внизу привидением скользил по зеленым полям, проходил сквозь здания, скашивал деревья. Он никак не хотел отстать от большой белокрылой птицы и старательно повторял все ее движения.

Людмила смотрела на этот невесомый самолетик, который точно фиксировал ее внимание на самом интересном.

Вот он побежал полем, перегнал один трактор и потянулся за другим.

Вот пронесся тенистой улицей поселка и, раздвинув листву, открыл длинный ряд аккуратных белых домиков.

Сверкнула шустрая змейка реки, выгнула спину горбатым мостом и растворилась среди кустарника.

Затем, рядом с заводскими трубами, выросли огромные бунты хлопка. Людмиле захотелось поближе рассмотреть их. И, словно угадав ее желание, самолет снизился.

Она видела, как залитое солнцем поле заиграло вдруг всеми цветами радуги, и невольно зажмурилась.

Она забыла, что находится в самолете. А Пулатов ревниво следил за ней и ждал, когда она посмотрит на него.

Она, наконец, вспомнила, что он рядом. Он увидел в ее глазах восхищение.

— Я тебе расскажу! — радостно заговорил он.— Вот эта рубаха — из хлопка... И гарнитоль. И марля. И линолеум. И клей для обуви... Да что клей! А небьющиеся искусственные стекла... Переплеты книг... Лак, которым покрывают кузова легковых автомобилей... Подумаешь, лак!.. А дамские туфли из ворсита — искусственной кожи? Ну, и само собой разумеется, порох, вата, тончайшая бумага для папирос... Покрышки для автомашин — всё это из хлопка.

— И ацетатный шелк,— подсказала она нежно,— ты забыл...

Конечно, она — ботаник, и ей хорошо известно, что делают из хлопка, но всё-таки он хотел ее удивить:

— Ладно. А вот по морю несется торпедный катер. Его корпус сделан из очень прочного материала. Из чего, как ты думаешь?.

Она пожала плечами.

— Ты правда не знаешь?

— Правда.

— Из текстолита!

Она невольно улыбнулась его горячности. Но он воспринял это по-своему:

— Ты мне не веришь?

— Верю, конечно.

Он взял ее за руки.

— Но ведь сырьем для создания сверхтвердых пластин текстолита тоже послужил хлопок... Вот почему мы считаем его своим национальным богатством.

...А самолет летел дальше, и вдруг ландшафт изменился. Теперь под крылом лежали пески, безжизненные, суровые, как застывшая лава.

Людмила закрыла глаза.

Пулатов окликнул ее, когда вновь начались сады.

Блеснула на солнце железная крыша. Одна, другая, третья. И снова густые кроны деревьев. Портальные краны. Опять — блестящая крыша... Краны. Деревья. Крыши. Заводские трубы... Краны... Тополевая аллея. Крыши...

Людмиле стало плохо: самолет пошел на посадку. Она откинулась в кресло. Лейтенант ласково дотронулся до ее нежных льняных волос.

— Потерпи немножко, Люсенька-хон!

Ей была приятна его забота. Вот так бы и сидеть рядом. Пусть кружится голова...

А самолет уже коснулся бетонированной площадки и бежал навстречу притаившемуся среди густой зелени аэровокзалу.

СЛЕД ОБРЫВАЕТСЯ

На заставе вспыхнули огни.

— Тревога!

Когда майор Серебренников спустился в канцелярию, там уже находился капитан Ярцев.

— Что случилось? — спросил Серебренников.

— След!

— Едем?

Начальник заставы кивнул и окликнул дежурного:

— Ковалдина ко мне!

— Есть!

Петр вбежал, пряча под фуражку рыжую шевелюру.

— «Амур» может идти по следу? — спросил Ярцев.

— Так точно.

— Но он давно не ходил по следу.

— Возьмет, товарищ капитан.

— Выводите.

— Есть!..

— Начальнику отряда сообщили? — спросил Серебренников.

— Сейчас выезжает,— ответил Ярцев.— И тоже со служебной собакой. Только наш путь короче. Прибудем раньше.

Снова вбежал дежурный:

— Кони поданы.

— Хорошо.

— Личный состав построен.

— Идемте, товарищ майор.

Ярцева словно подменили. Это опять был командир, у которого каждый человек и каждая секунда на учете.

— Занимать места согласно боевому рас-чету. Тревожные^[10] ждут указаний. Коней подседлать. За меня остается старшина Пологалов.

— Я — старшина Пологалов!

— Разойдись!..

Строй пограничников рассыпался.

Поскакали втроем: Ярцев, Серебренников и Ковалдин с «Амуром» на поводке.

Ярцев думал: Моряки предупредили: образовалась мель. Что я предпринял? Выслал к этому месту дополнительный наряд сержанта Назарова... Но как я мог отправить с ним Бородулю?.. Сон на границе... ЧП! ...Куда ведет след?..

Назаров боялся, что Бородуля снова уснет, и залег рядом с ним, оставив удобное для наблюдения место. Теперь река за поворотом тропы была ему не видна. Назаров весь обратился в слух и заставлял слушать Бородулю.

Река шумела. Потом в ее монотонный гул вплелось сердитое рокотание мотора. Дозором шел пограничный катер. У мели катер развернулся, ощупал фарами камыши и самосплавом пошел по течению.

Теперь, пожалуй, можно было несколько минут лежать спокойно.

Назаров смотрел на притихшего Бородулю: тоже мне — воин.

— Следите за мной! — шепнул он спустя некоторое время и пополз на старое место, откуда граница отлично просматривалась.

Все спокойно.

Он вернулся к Бородуле.

— Не спишь?

Бородуля засопел.

Неожиданно налетел ветер. Разметал комариное войско. Назаров выждал немного и сполз в ложбину. Ветер трепал камыши. Ничего не видно и не слышно: сплошной гул вокруг.

Назаров решил, что в такую погоду лучше патрулировать. Подал условный сигнал. Бородуля откликнулся.

Пошли дозорной тропой к отдельному дереву. Назаров светил фонариком. И вдруг увидел едва заметные бесформенные вмятины. Он похолодел: неужели кто-то прошел?

При тщательном исследовании вмятин Назаров пришел к выводу, что они оставлены человеком, ноги которого были обмотаны тряпками. На рыхлой земле кое-где сохранился бледный узор ткани.

Назаров достал сигнальный пистолет и выстрелил...

Капитан Ярцев соскочил с коня. Склонился над следом.

След несомненно был ухищренным.

Серебренников тоже спешился.

— Вы как считаете, товарищ майор? — спросил Ярцев.

— Очень возможно.

До реки было каких-нибудь сто метров. Каменистая почва между рекой и дозорной тропой следов не сохранила.

Младший сержант Ковалдин отдал повод своего коня Бородуле и погладил овчарку.