— О, — сказала она, улыбаясь уголком рта. — Вот теперь вы заговорили, как все.

Она не забрала руку. Вместо этого она посмотрела ему глаза, и он понял, что она обдумывает его слова. А потом он перестал мыслить логично. Ему захотелось согреть ее маленькие, холодные ладони. Согреть ее всю, своими губами, в своей постели.

Его глаза потемнели от желания. Заметив это, она отстранилась и, чтобы занять руки, принялась снимать с дублета невидимые ворсинки.

— Я никогда не выйду замуж.

— Почему?

— Потому что не хочу.

Она словно пыталась убедить в этом не только его, но и себя.

— Из-за того, что произошло?

— А что вы об этом знаете? — спросила она резким тоном, и таким же сделался ее взгляд.

— Я знаю, что женщины и раньше теряли отцов, но не хватались за меч и не начинали шарахаться от мужчин. — Как он может быть уверен, что в ту ночь не случилось чего-то еще, гораздо худшего? Он уже спрашивал, и она все отрицала, но…

— А мужчин и раньше отсылали к чужим людям, но они не отказывались от своей семьи.

Он вздрогнул. Она умела дать отпор не только мечом, но и словом.

— А что Роб? Он согласен кормить и поить вас до конца ваших дней? — Жестокий вопрос, о котором он немедленно пожалел.

Она гордо вскинула голову.

— Я отрабатываю свой хлеб.

Вскинутый подбородок, закованное в броню сердце — внезапно он понял, что она воспринимает жизнь как поле битвы. И это открытие отозвалось в нем больнее, нежели любые ее колкости.

— Ох, Кейт, но в жизни есть место не только трудностям, — напомнил он не только ей, но и себе тоже.

— Вы говорили, что король не примет вас назад, если вы не оправдаете его ожиданий. Похоже, жизнь при дворе тоже сложна, если там прощают так же редко, как на границе.

— Так и есть. Но мужчина и женщина могут подарить друг другу счастье. — Прекраснее всего были те любовные связи, в которых находилось место не только страсти. В его голове всплыли давние воспоминания: приглушенный смех за дверями родительской спальни, обмен улыбками через стол. — Вдвоем можно смеяться и петь, и быть счастливыми, даже если жизнь тяжела.

Она изучала воинскую куртку в своих руках, как будто высматривала там ответ, потом подняла глаза.

— Если это правда, тогда я желаю вам обрести такое счастье.

— Но я хочу, чтобы и вы были счастливы.

Ее глаза вспыхнули. Рот приоткрылся в немом удивлении.

— Неужели вам никто никогда не желал счастья? — спросил он.

Она покачала головой.

Он вздохнул. Роб и Бесси давали ей пищу и кров. Но счастье? Они и себе самим едва ли могли его гарантировать.

— Есть много способов сделать друг друга счастливыми. Я могу показать вам, только позвольте, — вырвалось у него прежде, чем он успел понять, кого хочет осчастливить — себя или ее.

— Как тогда у реки?

Он кивнул и задержал дыхание, не смея надеяться.

— То есть, для вас счастье заключается в женском теле? — с некоторым разочарованием спросила она.

— Нет! Я хотел сказать… — Что же? Он столько раз заводил бессмысленные интрижки и провел столько счастливых часов в дамских объятьях. — Вы не такая, как остальные женщины.

Она тряхнула головой.

— Зато вы, Джонни Брансон, абсолютно такой же, как все остальные мужчины.

И Кейт ушла прочь, прежде чем он успел признаться — в основном самому себе — что желает обладать не только ее телом.

Она придвинула стол поближе к окну и, отмерив пальцами ткань, вырезала две полоски одинакового размера. Потом взяла пластину стали от сломанного меча и обшила ее тканью, добавив внутрь клочки шерсти.

Кропотливо прокладывая стежок за стежком, она простегивала ткань, помещая между слоями кусочки будущей брони. Не больше одного за раз. Совсем небольшие. Обломок кости. Осколок сломанного оружия. Ничего красивого. Ничего целого. Крупицы, которые она приносила домой, прятала и копила — как птица, которая уносит в свое гнездо все, что может понадобиться для того, чтобы выжить.

Так выжила и она сама. День за днем собирая себя по частям, она окружила себя броней. Научилась скрывать страх.

Мужчина и женщина могут подарить друг другу счастье.

Возможно ли это в ее случае? Есть ли у нее шанс стать обычной женщиной?

Что будет с вами, когда он умрет?

Когда он умрет, все должно измениться. Но она, как ни старалась, не могла вообразить для себя никакой другой жизни, чем та, которой она жила сейчас. Не могла представить, что соитие сможет доставить ей радость.

До того, как она поцеловала Джона, она и не подозревала, что способна ощутить желание. Возможно, сейчас самое время выяснить, можно ли хотеть мужчину, не испытывая при этом страха?

Она прогнала эти мысли, но они то и дело всплывали в ее подсознании, пока она, подбирая терпеливыми пальцами кусочки ткани, молча трудилась над его курткой.

Она приучила людей держаться на расстоянии. И пусть Джон говорил, что она не такая, как все, все равно он продолжал воспринимать ее как женщину, которую можно ласкать, можно целовать…

И даже больше.

Она сказала, что он не похож на остальных, но это была неправда. Точнее, она не была уверена в том, что до конца понимает его, этого мужчину, упрямого, как все Брансоны, но такого нежного наедине с ней. Его глаза, его руки и губы были так настойчивы и нежны, так много ей обещали.

Когда он целовал ее у реки, то всего на мгновение, пока не вернулся страх, во всем мире остались только Джон и Кейт. И еще радость. Неужели такое бывает в жизни каждой обычной женщины?

Если она разрешит себе… Если она разрешит ему еще раз поцеловать ее, то сможет понять, способна ли она исцелиться. Возможно ли исцеление в принципе.

А если нет, тогда она останется Храброй Кейт, а он может возвращаться к королю и придворным дамам, чтобы своим присутствием не напоминать о ее провале.

Она надеялась, что эта мысль утешит ее, но этого не случилось.

Поздним вечером Джон заступил на пост. Там, на парапете крепостной стены, его и застала Кейт. Сквозь туман тускло светила луна, ночь стояла холодная и сырая, словно зима раньше времени решила заявить о своих правах.

Она плотнее запахнулась в плед.

— Хорошая ночь для дежурства.

Он поднялся с места дозорного и прислонился к теплому дымоходу, чтобы согреться.

— Замок Стерлинг не может похвастаться такой роскошью.

В свете фонаря блеснула его улыбка. Вот что ей нравилось в нем больше всего — умение улыбаться вопреки мрачному миру.

— Как ваша рана?

— Заживает. — В доказательство он помахал рукой.

Не зная, что сказать дальше, она посмотрела за парапет. Туман, обнимая холмы, обещал спрятать любого, кто осмелится выехать в рейд этой ночью, и в то же время казался щитом, надежно скрывающим их самих.

Можно дарить друг другу счастье. Возможно ли это в ее случае?

— Вы сегодня просили прощения… — начала она и осеклась. Как же трудно складывать слова, когда он стоит так близко, излучая тепло и силу. — За то, что поцеловали меня.

— Да, — осторожно признал он, будто боялся, что она начнет требовать новых извинений.

Она всматривалась в темноту, пытаясь уловить выражение его глаз.

— Вы дали мне слово. Я освобождаю вас от него.

— То есть, мне можно до вас дотронуться?

— Да. — Она протянула руку.

Поколебавшись, он заключил ее в свои ладони.

— Вот так?

Она кивнула.

— И еще… вы можете поцеловать меня. — Она безуспешно попыталась расслабить напряженные мышцы на случай, если он приступит к делу сейчас же.

Он медленно кивнул, но не двинулся с места.

— Ясно. Что же изменилось, если теперь мне можно прикасаться к вам без опасения за свое мужское достоинство?

Одно из двух: или он смеется над ней, или же всерьез опасается за себя. Что ж, она дала ему оба повода. Она сжала его горячую руку.

— Вы говорили, что мужчина и женщина могут сделать друг друга счастливыми.