— У тебя есть три законных сына, вот их и сажай на трон после себя, — ответил Эфриэл, не дав Бранвен и рта раскрыть. — Хватит пустых разговоров! Веди Айрмед, раз обещал!

— Я говорю не с тобой, — осадил его отец. — Что скажешь, Бранвен Аллемада?

— Конечно, милорд, — ответила Бранвен, — я сделаю все, как вы говорите. И не потому, что у меня нет выбора перед смертью. Я собиралась отпустить вашего сына и сжечь книгу, но слишком промедлила, за что и была наказана.

И она даже умудрилась покраснеть, несмотря на то, что до этого лежала бледная, как призрак.

— Она обещала! Скорее же! — взмолился Эфриэл.

Нуада коротко кивнул, по-прежнему не сводя с Бранвен глаз, и она вдруг заговорила:

— Подождите, милорд! У меня тоже есть к вам просьба. Прошу вас, принесите яблоки для бедной Гунтеки. Все это было сделано ради плодов из вашего волшебного сада… Пусть она убедится, что яблоки, возвращающие молодость — всего лишь красивая легенда…

Эфриэл едва сдержался, чтобы не встряхнуть ее, приводя в чувство:

— Что за глупости? После того, как старуха поступила с тобой, хочешь наградить ее золотым яблоком?

— Кто знает, что она сделает от отчаяния, если не получит желаемого? — ответила Бранвен. — На какие еще преступления отважится эта несчастная и кого погубит ради бесплодной мечты? Милорд, принесите яблоки. Вам это ничего не стоит, а ее душа спасется.

Нуада еще раз кивнул, что-то уясняя про себя. Потом встал — и словно его и не было, только брызнули в разные стороны золотистые искр.

Они ждали долго, и Эфриэл нашептывал Бранвен ласковые и ободряющие слова. Когда она впала в беспамятство, он не умолкал, потому что верил, что она слышит его, даже если блуждает душой по нездешним берегам.

— Все будет хорошо, — повторял он. — Вспомни, у нас были времена и пострашнее.

— Все будет хорошо, — произнес вдруг женский голос, и теплая мягкая рука легла на его плечо.

— Айрмед! — Эфриэл нервно рассмеялся. — Ты пришла! Не поверишь, как я счастлив тебя видеть!

— Поверю. А теперь отойди и дай мне посмотреть на эту смертную деву.

В своих снах Бранвен уже подошла к черной реке, чей второй берег был скрыт туманом. Безропотно и покорно она стояла у самой кромки воды, всматриваясь в сумрак. И вот из тумана выплыла лодка, и лодочник в плаще с капюшоном, скрывающим лицо, взмахнул веслом. «Он явился за мной», — подумала Бранвен, и тело от сердца до пяток охватил смертельный холод. Лодка приближалась, и не было слышно ни всплеска, ни шороха, но вдруг чей-то голос позвал девушку по имени, и видение реки и лодочника разорвалось, словно гнилая ткань.

Разлепив веки, Бранвен увидела, что вместо Эфриэла у ее ложа сидит необыкновенной красоты женщина с глазами, сияющими, как февральские звезды, и волосами такими золотистыми, что они светились в полумраке. Она-то и звала ее чарующим голосом, подобным звучанию арфы.

— Кто ты? — спросила Бранвен.

— Травница Айрмед, женщина из сидов, — с улыбкой ответила красавица, пощупала Бранвен лоб и оттянула девушке веки, разглядывая белки глаз.

Потом женщина из сидов приказала Бранвен открыть рот и осмотрела ее язык, а потом и ногти.

— Она хитра, твоя старуха-знахарка, — сказала Айрмед с усмешкой, похожей на усмешку Эфриэла. Только существа, наделенные нечеловеческим умом и огромными знаниями, могут так усмехаться — чуть презрительно и немного отстраненно. — Но я хитрее. Мне надо ненадолго вернуться. Не бойся, все будет хорошо, я знаю, как тебя вылечить, — сказала она Бранвен, погладив ее по голове, поднялась, а ее место немедленно занял Эфриэл.

— Ты слышала? — заговорил он, сжимая холодные руки девушки. — Она знает, как тебя спасти. Ничего не бойся и главное — не спи.

— Это она? — зашептала Бранвен.

— Она — кто?

— Твоя прекрасная возлюбленная, о которой ты мне рассказывал? Которая нежна и добра.

— Айрмед? — Эфриэл даже засмеялся. — Боги! Это — ревность, не иначе!

Бранвен замолчала, прикрыв глаза. Разве она могла признаться, что появление великолепной соперницы разом уничтожило все ее надежды. Как наивна она была, думая, что пережитые опасности сблизили ее с пришельцем из иномирья. Ей казалось, что он относится к ней как-то особенно, спасая всякий раз, когда она по собственной глупости попадала в беду. Но женщина с золотыми волосами одним своим видом дала понять, что надежды быть не может.

Травница-сида скоро вернулась и в руках у нее был деревянный сундучок с медными уголками. Эфриэл бросился к ней:

— Ты ведь правда знаешь, как ее спасти?

— Конечно, знаю. Сядь рядом и не суетись. Мне нужны пряди ваших волос.

Она достала из ящичка серебряный ножик и срезала по локону с головы Бранвен и Эфриэла. Потом соединила ладони, сжав между ними срезанные волосы, и что-то пошептала. Когда она раскрыла руки, на ладонях ее лежали две серебряные ложечки, длиной в пядь каждая. Ручки ложек были сделаны в виде обнаженных человеческих фигурок — мужской и женской, каждая поднимала руки над головой и держала вогнутый диск-чашечку.

Потом травница насыпала в чашку белого порошка из шелкового мешочка, разбавила водой, размешала и пошептала.

— Возьмите по ложке и отведайте из снадобье из этой чашки, — велела Айрмед, подавая Бранвен ложку с фигуркой женщины, а Эфриэлу — с фигуркой мужчины.

Они послушно зачерпнули по ложке белой каши и проглотили. Бранвен сразу же скрутило в приступе рвоты. Эфриэл схватил мокрое полотенце и принялся вытирать ей лицо. Бранвен отдышалась, и Айрмед продолжала:

— А теперь обменяйтесь ложками.

Когда молодые люди выполнили и это приказание, ложка с фигуркой мужчины, оказавшаяся у Бранвен, осталась светлой, а ложка с фигуркой женщины, которую взял Эфриэл, потемнела. Светлым остался лишь самый краешек чашечки.

— Что это значит? — спросил Эфриэл.

— Яд отравил почти все ее тело, — сказала целительница. — Скорее, зачерпни из тарелки снова и окропи снадобье своей кровью, — она подала Эфриэлу ножик. — Но будь осторожен! Ты уже не так неуязвим, как в Тир-нан-Бео. Не поранься слишком сильно.

Эфриэл ничего не говоря полоснул себя лезвием повыше локтя. Открылась широкая рана и хлынула кровь. Он щедро окропил снадобье в ложке, и вопросительно посмотрел на Айрмед.

— Дай ей съесть.

Сид поднес к губам Бранвен волшебное лекарство и увидел страх в ее глазах.

— Доверься, — сказал он, — Айрмед знает, что делает.

Она приоткрыла губы, и он осторожно вложил ей в рот ложечку, подхватив полотенце, если снова начнется приступ рвоты.

— Теперь остается только ждать, — сказала Айрмед, ободряюще кивая Бранвен.

Вскоре Бранвен задремала. Чтобы не беспокоить ее, сиды отошли в сторону и устроились на камнях возле камина.

— Как странно, что ты прикипел к ней. Она наивна до глупости, — сказала Айрмед.

Эфриэл поморщился, сравнение ему не понравилось.

— Я бы назвал это святой простотой, — сдержанно сказал он.

— Святая простота?! — Айрмед рассмеялась. — С каких это пор ты уверовал в святость? Неужели жизнь среди людей может так изменить? Похоже, тебе здесь просто понравилось, поэтому и назад не торопишься.

— С чего ты решила? — ответил Эфриэл. — Я живу тут, как девственник на пустынном острове. Только и мечтаю, что вернусь домой и оприходую всех красоток в Финнеасе.

— Так ты стосковался не по семье, а по любви? Бедненький…

— Пять месяцев воздержания, — криво усмехнулся Эфриэл. — Можешь поверить, что я способен на такое?

— Это легко исправить, — Айрмед распустила вязки на рубашке и оголила высокую белую грудь. — Мы же с тобой друзья, должны помогать друг другу.

— Прикройся, — Эфриэл машинально отвернулся.

— С каких это пор ты стал стыдливым? — травница натянула на плечи рубашку и с утроенным любопытством посмотрела на спящую Бранвен. — Неужели, это ее заслуга? Ох уж эти смертные девы! Их чары опаснее, чем заклинания!

— Не смейся, — буркнул Эфриэл. — Мне вовсе не до шуток. Она, эта девушка — она другая, понимаешь? Она не похожа на нас, она не похожа на своих. Она добрая. Она верит людям даже после того, как столько раз была обманута, предана, унижена. И всегда думает о других, а не о себе. И еще она улыбается. Понимаешь ли ты, что это значит? Она прыгнула с обрыва, едва не погибнув, и тут же улыбнулась мне. Она делала вид, что ей совсем не страшно, когда ее чуть не изнасиловал бык на потеху публике. И даже теперь, чувствуя смерть, она улыбалась и утверждала, что хочет умереть в моих объятиях и желала только одного — чтобы я вернулся в Тир-нан-Бео. Такая слабая — и такая сильная. И с ней тепло. Тепло вот здесь, — он постучал кулаком себе по груди, слева. — С остальными тепло в другом месте, а с этой… Сначала рядом с ней я умирал от страсти, а теперь чувствую, что умираю от нежности. И это такая сладкая смерть. Если этой девушки не станет, я буду тосковать вечно.