Айрмед слушала его откровения с грустной, понимающей улыбкой.

— А я и не смеюсь над тобой, глупый малыш, — сказала она, когда Эфриэл замолчал. — Да, малыш! Не забывай, что я старше тебя лет на семьсот, если не больше. Древние говорили, что мужчина помнит только трех женщин — первую, последнюю и единственную. Не знаю, кто был твоей первой женщиной, не знаю, кто будет последней. Но вот эта… Кажется, она как раз твоя единственная. Смотри, единственных дважды не встречают.

Бранвен проснулась, и Эфриэл тут же подбежал к ней, и склонился, всматриваясь в лицо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, волнуясь.

— Лучше, — с удивлением ответила она.

— Посмотри на ложку, — сказала Айрмед.

— Она посветлела! — воскликнул Эфриэл, поднося ложку к пламени костра.

Фигурка женщины и вправду посветлела больше, чем наполовину, и чернота продолжала уменьшаться на глазах. Вскоре темной остались лишь голени, потом пятки, а потом и вся ложка засияла чистым серебряным светом.

— Хвала богам! — объявила Айрмед и присвистнула тихонько, складывая в сундучок ложки, чашки и остатки снадобья.

Тут же появился Нуада и склонил седую голову к плечу, разглядывая спасенную.

— Надо перенести их отсюда, — сказала травница. — Старуха может устроить еще что-нибудь, у нее сильные яды и много злобы, как я погляжу.

— Так и сделаем, — Нуада прикоснулся к ошейнику, удерживающему Бранвен, замочек щелкнул и открылся.

Эфриэл немедленно поднял девушку на руки, а Айрмед помогла завернуть ее в плед. Еще одно касание — и замок с двери свалился, жалко звякнув. Эфриэл пинком распахнул дверь, и в лицо им ударил ветер пополам с колючим снегом. Нуада ткнул пальцем в сторону елей, и ветер утих, а деревья гостеприимно приподняли лапы, словно пропуская путешественников в чащу. Сиды долго шли по снегу, и их глубокие следы сразу же затягивало снегом. Наконец Айрмед остановилась, указав на тихую лощину, где можно было укрыться. За несколько минут был разведен костер, который горел без дров, а под елью, на куче слежавшейся хвои, устроена постель для Бранвен.

— Теперь условие выполнено. Девушка здорова и в безопасности, — молвила Айрмед. — Не забудь же о своем обещании, Бранвен из Роренброка.

— Ни за что не забуду! — сказала Бранвен, чувствуя, как смертельный холод отпускает ее. — Я выполню обещание, чего бы мне это ни стоило. Но скажи, оставили ли бедной Гунтеке золотые яблоки?

— Ты чудом осталась жива, и первым делом вспомнила об этой отвратительной старухе! — заворчал Эфриэл.

Бранвен взяла его за руку, призывая не сердиться.

— Пусть они не вернут ей молодость, но скрасят старость, — сказала она мягко. — Кто знает, может, эти яблоки спасут еще чью-нибудь жизнь. Получив желаемое, она не станет губить людей, заставляя их отправиться в ваш волшебный край.

— Яблоки попадут к старухе, добрая дева. Вижу, теперь вы поладите и без нас. Тогда мы исчезаем.

Золотые искры брызнули в разные стороны, и на том месте, где только что стояла женщина с золотыми волосами и седовласый мужчина остался нетронутый снег.

Эфриэл несколько секунд смотрел на сполохи, осветившие лесную опушку, а потом перевел взгляд на лежащую девушку.

— Эй! Почему плачешь? — спросил он с непривычной нежностью. — Все позади. Теперь тебе ничего не угрожает.

— Я не успела поблагодарить их, — сказала Бранвен.

А где-то за дубравой, к маленькой лачуге подошла, ковыляя, сморщенная седая женщина. Обнаружив, что дверь клетки распахнута и пташки улетели. она вскрикнула от досады и злобы, вбежала в хижину, увидела на столе три заветных яблока и вскрикнула уже от радости. Мелкими шажками, потирая сухонькие ладошки, она приблизилась к столу, на котором лежало ее заветное сокровище, взяла в руку один из плодов, замерла — и вдруг заплакала, уронив яблоко из волшебной страны на пол. Старуха плакала, закрывая лицо руками, и что-то бормотала сквозь слезы, словно просила у кого-то невидимого прощения.

Они не рискнули оставаться в опасной близости от дома травознаи. Бранвен была еще слишком слаба, чтобы идти, и Эфриэл взвалил ее на закорки, а мешок с пожитками повесил на шею. Скупое зимнее солнышко пригревало путешественников, и с каждой лигой Бранвен чувствовала себя все лучше и лучше. Она болтала без конца, вольготно расположившись на спине у сида, обхватив его руками и прижавшись щекой к щеке. Задавала вопросы — и сама же на них отвечала, смеялась над собственными шутками или обращала внимание Эфриэла на дивные пейзажи.

На первом же привале, когда Эфриэл развел костер, Бранвен вытащила из сумки заветную книгу и вооружилась ножом.

— Подумай еще раз, — посоветовал Эфриэл. — В этой книге — огромная сила. Вы, люди, собирали эти знания по крупицам в течение столетий.

— Я обещала твоему отцу сжечь книгу, и я это сделаю.

— Упрямица, — вздохнул Эфриэл.

— Что такое колдовство? — рассуждала Бранвен, кромсая книгу на кусочки и бросая их в огонь. — Колдовство — это покорность чужой воле. Если я решила стать свободной, то почему должна отказать в этом другим? Ты тоже получишь свободу — и это уже награда для меня.

Попадая в огонь, клочки книги начинали шипеть и извиваться, как живые. Бранвен не могла видеть своим простым, человеческим зрением, но Эфриэл заметил, как вокруг них начинают кружиться тени с уродливыми и изменчивыми личинами. На всякий случай, он придвинулся ближе к Бранвен. Она посмотрела на него и вдруг прижалась к нему, приникнув всем телом. И тени тут же отшатнулись и удрали в чащу, кувыркаясь и хлопая крыльями. Эфриэл даже услышал, как они злобно подвывали.

— Эй, малышка! — не утерпел и спросил он. — Ты разве нашла мощи святой Голейдухи?

— Нет, они остались на Хальконовой круче, — Бранвен с сожалением вздохнула. — Жаль, мне подарила их матушка Инегунда из монастыря святой Виды. Драгоценный подарок, которого я не сберегла.

— Неужели ты думаешь, что дело в мощах? — раздался голос над их головами.

Среброрукий Нуада стоял над ними и смотрел, прищурившись, в пламя, где догорали останки колдовской книги.

— Ты зачастил появляться без приглашения, — не удержался от колкости Эфриэл.

Бранвен незаметно ткнула его локтем под ребра.

— Пришел напомнить, что теперь смертной деве осталось только отправить тебя домой.

— Да, конечно, — залепетала Бранвен, — я как раз…

— Я не оставлю ее, пока она не доберется до родового замка.

— Здесь уже недалеко, я дойду и сама…

— Вернусь, когда она будет в замке, — повторил Эфриэл.

— Это довольно долго, — Нуада подергал себя за бороду. — Что ж, если таков твой выбор — желаю вам поменьше приключений на пути.

— Не легче ли перебросить нас сразу на западное побережье?

— Это против правил.

— Сам-то ты постоянно шастаешь туда-сюда, — дерзко заметил Эфриэл.

Бранвен показалось, что Нуада с трудом удержался от смеха.

— Будь по-твоему, непочтительный сын, — сказал король сидов.

Эфриэл уже много раз испытывал подобное, а для Бранвен все было впервые. Ей показалось, что сердце сжалось до размеров горошины, а на голову надели металлический тесный обруч, но уже в следующее мгновение железная хватка отпустила ее, а прямо перед ней, за излучиной знакомой реки, появились башни Роренброка.

Первой, кого Бранвен увидела во дворе замка, была Тигриша. Бранвен хотела позвать сестру, но от радости дыхание пресеклось. Тигриша шла задумавшись и держала в руках пустую корзину. Заметив краем глаза фигуру в лохмотьях, она поморщилась и нелюбезно сказала:

— Мы сегодня не подаем, иди с миром.

— Тигриша… — Бранвен застыдилась собственного убогого вида. — Ты не узнаешь меня?

Сестра остановилась, глаза ее изумленно расширились, но она не стала ничего спрашивать, а схватила Бранвен за руку и быстро-быстро повлекла за собой в замок. Они прошмыгнули мимо кухни, поднялись к жилым комнатам и юркнули в комнату Тигриши.