Только тут, заперев изнутри дверь, Тигриша позволила себе обнять Бранвен и облобызать ее чумазое лицо.

— Хорошо, что ты не попалась на глаза маме! Немедленно умойся и переоденься, а потом я скажу ей, что ты вернулась. Что произошло? Почему ты в таком виде, и где твой муж?

Вопросы посыпались, но Бранвен не спешила отвечать, наслаждаясь встречей, покоем и тем чувством, которое испытываешь, возвращаясь домой и убеждаясь, что здесь ничего не изменилось.

В комнате Тигриши, как и прежде, царил разгром — книги валялись вперемешку с чулками и нижним бельем, стол был захламлен скомканными листами папируса, пергаментными свитками и перьями, заточенными до самого опахала, постель не прибрана и на ней валялись три платья из числа отвергнутых при утренней примерке.

Умывшись, одевшись, как подобает благородной девице, съев два ломтя свежего хлеба и выпив кружку молока, за которыми услужливо сбегала на кухню сестра, Бранвен рассказала о том, что ей пришлось пережить за последние месяцы, опустив наиболее ужасные и постыдные моменты. Тигриша слушала ее, ахала, причитала и разражалась проклятиями, а Эфриэл пристроился в кресле у окна, пережидая, пока сестры наговорятся. От нечего делать, он водил огрызком пера по пергаменту, валявшемуся на столе.

— Теперь ты расскажи. Как мама и Киарана? Как Найси? Уна и Делма? Как толстушка Мод? — начала расспросы Бранвен. — Когда я уезжала, Делма мечтала о свадьбе с сэром Вулфриком. Сбылись ли ее мечты?

— Дома ничего не изменилось. Матушка как обычно хандрит и важничает, бранит Киарану и балует Найси. Ты не поверишь, — Тигриша прыснула в кулак, — но сэр Вулфрик женился на Уне, а Делма осталась с носом. И это после того, как она всем растрезвонила, сколь многозначительно он смотрел на нее.

— Бедняжка, — посочувствовала Бранвен. — Ей сейчас нелегко.

— О да, — согласилась сестра. — Нрав у нее стал совсем змеиный — шипит на всех, только не жалит. Уна уже на сносях, а у Мод весной свадьба. Жених не особенно хорош собой, но богатый. Мод он нравится, она сама говорила.

— Я рада за нее. Она заслуживает хорошей судьбы. А что Айфа? Прислала ли она письмо для меня?

Бранвен сразу заметила, что Тигриша замерла, явно обдумывая ответ.

— Что-то случилось? Что с Айфой?

— Пока мы ничего не знаем, — ответила она, пряча глаза.

— Как это? Почему не знаете?!

И Бранвен услышала невероятную историю — замок мужа Айфы подвергся нападению и был разрушен. Погибло много людей, погиб и сам лорд, а его жену не нашли. Завалы замка разобраны не до конца, может статься, ее тело еще будет обнаружено.

Бранвен бессильно опустилась на кровать, сминая платья Тигриши.

— Не могу поверить, — промолвила она потрясенно. — Какое нападение? В центре Эстландии? Разве у нас объявлена с кем-то война?

— Там было не простое нападение, — сказала Тигриша. — Говорят, всему виной черное колдовство. Расследование засекречено, сам король занят этим. Матушка сильно сдала, а теперь еще ты огорчишь ее разводом.

— Не верю, что Айфа могла бы вот так погибнуть, — покачала головой Бранвен. — Надо надеяться, Тигриша. Наша Айфа — она как камешек, ее не расколешь и не разотрешь в пыль. Уверена, она спаслась и надо только подождать.

— Будем надеяться, во имя яркого пламени, — согласилась Тигриша.

Она подошла к столу, рассеянно передвинула листы, и вдруг покраснела, как рак, сминая один из них.

— Что там? — спросила Бранвен.

— Ничего, — ответила Тигриша.

— Она уничтожила мой самый лучший рисунок, — пожаловался Эфриэл. — Вы, девицы, ничего не понимаете в искусстве.

Встреча с леди Роренброк была отложена до вечера. В комнату к Тигрише несколько раз забегала Киарана — целовала вернувшуюся старшую сестру и плакала, узнав о несчастьях выпавши ей. Перед вечерней трапезой близняшки долго и осторожно готовили леди Дерборгиль к встрече с любимой дочерью. Когда Бранвен появилась пред материнские очи, леди Дерборгиль плакала не таясь.

— Иди, я обниму тебя покрепче, моя милая, — раскрыла она объятия, и Бранвен бросилась к матери, уткнувшись лицом в складки ее платья. — А теперь расскажи все по порядку. Тигриша трещит, как сорока, а Киарана, наоборот, бубнит, как отец Фурса на утренней службе. Ничего не понятно.

Она удалила близняшек, и Бранвен смогла излить душу, ничего не скрывая. Или почти ничего.

Свой рассказ она закончила просьбой подать королю прошение о признании брака недействительным.

— Ты хочешь этого? — мать гладила Бранвен по голове. — Герцог — кузен короля, не думаю, что Его Величество будет в восторге.

— Я уже все решила, мама.

— С другой стороны, — начала рассуждать леди Дерборгиль, — наш род не менее древний и славный, чем Аллемада. Стерпеть такое оскорбление? Нет, это невозможно. Да и он кузен Адельгерду всего лишь по материнской линии. Подумаешь, герцог! Наши предки тоже носили корону. Мы ничуть не хуже этих южных выскочек. Завтра я прикажу подготовить прошение и отправлю его в столицу.

— Благодарю, что вы все понимаете, — Бранвен поцеловала матери руку.

— Ах, если бы я еще знала, что с Айфой, — пожаловалась леди Дерборгиль. — Моим дочерям не везет в этот год. Надо пожертвовать храму воска и золота. Да, завтра же отправлю воск и золото.

После ванны и ужина Бранвен выпроводила служанок и привычно загасила свечи, кроме одной. Как будто она и не уезжала никуда из родного замка. Эфриэл следил за ней взглядом, но Бранвен делала вид, что не замечает его внимания.

Наконец, свечи были потушены, угли в камине давно прогорели, и бродить по комнате уже не было причин.

Бранвен села на постель и перебросила косу на грудь, заплетая и расплетая пряди.

— Я готова, — сказала она еле слышно.

— Ты хорошо подумала?

— Я же обещала.

— Мне плевать на твои обещания! — сказал он сквозь зубы. — Хочу вот о чем спросить. Мы с тобой столько пережили, и теперь ты так легко меня отпустишь?

— Я должна, — ответила Бранвен тихо.

— А я и забыл, что «должна» — любимое слово Бранвен из Роренброка, — криво усмехнулся Эфриэл.

В комнате повисло тягостное молчание. Эфриэл стоял у окна, Бранвен сидела на постели, и впервые за последнее время между ними разверзлась пропасть еще глубже, чем омуты под Хальконовой кручей, и еще шире, чем арена в Тавре.

— Почему ты медлишь? Мне казалось, ты только и мечтаешь, что вернуться в свой мир.

— А ты считаешь, что знаешь мои мечты? — спросил сид неожиданно зло.

Бранвен вскинула на него глаза, не понимая причины злости.

— Я хоть что-то для тебя значу? — спросил. Теперь в его голосе не было злобы, а одна только горечь. Он старался выглядеть невозмутимым, но отчаянно боялся того, что мог услышать сейчас от маленькой леди.

— К чему такие расспросы? Разве они что-то изменят?

— Разве нет?

— А что они могут изменить? — Бранвен вскочила, пылая праведным гневом. — Ты хочешь, чтобы я обняла твои колени и плакала, признаваясь в любви? Не выйдет! Для тебя, наверное, впервой, когда смертная дева не потеряла голову от очарования сида? Тебе мало того, что я согласилась на грех, обязанная позаботиться о тебе. Ты хочешь, чтобы этот грех был совершен во имя тебя. Хочешь растревожить мое сердце, а потом вернуться в свой мир и смеяться, вспоминая имя той, что имела глупость полюбить звезду небесную. Это гордыня, Эфриэл ап Нуада! Это обыкновенная гордыня!

Эфриэл скользнул к ней от окна, как тень. Теперь они стояли лицом к лицу, и Бранвен воинственно выпятила подбородок, показывая, что уступать не собирается.

— Если это и в самом деле так, как ты говоришь, я не могу принять твою жертву, — сказал Эфриэл. — Придется мне остаться в твоем мире навсегда. Как забавно — звезда небесная упала на землю и сгорела дотла.

— Почему это ты не можешь принять?.. — пробормотала Бранвен, разом теряя смелость. Она потупилась и затеребила конец косы, пальцы ее дрожали.

— Разве я могу взять женщину, если противен ей?

— Ты не противен… — ответила Бранвен еле слышно. Она уже сто раз пожалела об опрометчивых словах. — Не противен, совсем наоборот…