Подумала малость Государыня, почесав пальчиком кончик носа, и вдруг приказала:

— Пущай сего капитана сюда доставят, дабы он свои наглые речи в моем присутствии произнёс!

Последствия этого желания стали самыми невероятными.

Обольщение

В ту же ночь под караулом трёх стражников славного красавца и воина Богатырёва, связанного по рукам, повели из крепости во дворец к Государыне.

Молоденький пехотный лейтенант — командир конвоя, но фамилии Лагуткин, родившийся в Рязани, тяготившийся нынешней службой и мечтавший о баталиях с барабанным боем, свистом ядер и о славных викториях, — завистливо вздохнул:

— Вы, господин капитан, хоть и под арестом, а вот повезло же вам, нынче же станете беседовать и зреть нашу Императрицу!

—Да, матушкаИмператрица вообще без меня жить не может — бодро начал врать Богатырёв. — Бывало, призовет меня, сокрушается: «Что ж ты, Матвеевич, все холостой ходишь? Желаешь, так я за тебя любую камер-фрейлину отдам! Или сама за тебя пойду, не все ж мне во вдовьем состоянии находиться!»

Лейтенант тяжело засопел. Ему начало казаться, что капитан говорит правду.

Вдруг Богатырёв, приблизив усы к уху собеседника выдохнул:

— Я желаю подарить вам золотую табакерку и пять червонцев. Только выполните единственную просьбу...

— Что вы, сударь, желаете? — В голосе лейтенанта появилась заинтересованность.

— Я обязан уничтожить записки, ну, понимаете, мне порой писали некоторые знатные дамы. Иначе содержание сих амурных эпистол дойдет до их мужей и случится большой афронт. Вы сами, я вижу, мужчина бравый, поэтому меня поймете: честь дамы превыше всего!

Лейтенант засопел сильнее прежнего. Спросил:

— Где ваш дом?

— Это близко и как раз по пути: возле театра Манна, на Мойке. Мы быстро все сделаем: одна нога здесь, другая там.

Лейтенант решился:

— Пусть будет так, да про табакерку, сударь, не запамятуйте.

Побег

Возле театра Манна, возникшего шестью годами раньше вместо канцелярии главной полиции, стоял небольшой двухэтажный домишко. Богатырёв долбанул ногой в дверь.

— Савелий, хватит дрыхнуть, уши оторву! Отчиняй!

Тут же дверь отлипла, гостей окатило теплом и запахом жареной баранины, упревшей каши и ещё чего-то аппетитного. На пороге стоял денщик. Увидав командира, бросился ему на грудь, запричитал:

— Наконец то, батюшка! А что ручки веревочкой стеснили вам? Ай беда какая? Богатырёв весело произнёс:

— Сие для безопасности империи необходимо! У нас мало времени. Быстро накорми и напои служивых, — и он стряхнул на руки денщика медвежью шубу, наброшенную ему на плечи.

Смекалистый денщик быстро поставил на стол жареного гуся, капусту квашеную, гречневую кашу с бараниной и салом, грибки, штоф водки.

— Развяжи руки господину арестанту, — распорядился лейтенант.

Богатырёв потер затекшие запястья. Не садясь за стол, выпил чарку водки, положил в рот капусту. За ним выпили и остальные. Началась трапеза.

Конвойный лейтенант вопросительно посмотрел на Богатырёва:

— Где обещанное? Да скорее свое дело делайте — эпистолы жгите и пойдемте, доставлю вас к Государыне.

— Подымимся наверх, в мой кабинет! — предложил Богатырёв.

Лейтенант заколебался: оставаться с глазу на глаз со здоровяком гвардейцем не хотелось, но принимать взятку при других не мог. Тогда он решился, приказал конвоирам:

— Перекрыть двери, смотреть у меня, чтоб чего не вышло! — и затопал за Богатырёвым.

Кляп

Конвойные поставили лавку возле дверей — спокойнее так будет! — пододвинули туда же стол и начали гулять — по настоящему. Штоф (1,2 литра) быстро осушили.

Лейтенант с арестантом не возвращались.

Денщик вынул из поставца ещё бутылку. Выпили её, съели всю кашу, от гуся остались лишь косточки, — лейтенант не шел.

Тогда один из конвоиров крикнул:

— Господин лейтенант! Вы слышите нас?

В ответ — тишина.

Высокий застучал сапогами, побежал вверх по лесенке, толкнул дверь — она была закрыта изнутри. Закричал: «Господин лейтенант, вы тут?»

И снова — без ответа. Высокий надавил плечом, крючок изнутри отскочил. Конвоир увидал забавную картину: окно открыто, лейтенант, таращивший глаза, обрывком кожаных вожжей привязан к кровати, рот заткнут кляпом.

Капитан Богатырёв бежал.

Жажда крови

Началась паника.

Все пикеты и караулы были предупреждены о побеге. На улицах Петербурга и дорогах осматривали каждую повозку, приглядывались к каждому пешеходу: не тот ли преступник капитан, что бежал?

Трижды был допрошен несчастный конвойный лейтенант и посажен на гауптвахту:

— До сурового суда!

Матушка Государыня гневалась. Миних, до русских людей жестокий, нагло выговаривал Императрице:

— При вашем покойном муже все как шелковые ходили, потому что три шкуры с виновных спускал. А вы, Государыня, добротой своей нацию русскую ослабляете. Я бы, по доброму обычаю старины, сего преступного Богатырёва колесовал или — ещё лучше — на костре сжег.

* * *

Так целый день минул в бесплодных поисках. Богатырёв что в воду канул. Пришла ночь, а вместе с ней нечто ошеломляющее.

В путь

Богатырёв целый день отсиживался у приятеля, командира третьей роты Невского полка Чердынцева. Когда наступила глухая полночь и часы на Адмиралтействе пробили двенадцать, к проштрафившемуся капитану пришел Чердынцев.

— Вот, Сережа, тебе шинель артиллерийского полковника, а мой писарь изготовил проходное свидетельство на фальшивое имя. Жаль, что не желаешь ещё день-другой посидеть у меня в роте.

Богатырёв решительно возражал, набрасывая на плечи шинель с чужого плеча:

— Прости, брат Чердынцев, недосуг мне на твоей печи лежать, да и не желаю, чтоб тебя по моей вине в солдаты разжаловали. Проведи ка лучше через полковой караул, а уж дальше буду уповать на Мать Царицу Небесную и собственное проворство. — Капитан осенил себя крестным знамением. — Вперед, нас ждет виктория!

Лунный свет

Полная луна серебристо освещала крыши домов и чешуйчатый снежный наст. На Полицейском мосту караул потребовал проходное свидетельство. Командир, подняв фонарь, долго всматривался в лицо Богатырёва, потом все же произнёс:

— Можете следовать дальше, господин полковник!

Богатырёв без особых приключений добрался до Зимнего дворца. (Напомню читателю, что нынешний Зимний сооружен по проекту Растрелли лишь в 1762 году, а прежде на его месте стоял старый, построенный Петром, куда более скромный по размерам.)

Дворец был о трёх высоких этажах с двумя флигелями. Парадный подъезд без козырька — точно посредине главного фасада, и к нему с двух сторон вела лестница. Обычно там стоял караул. Но теперь, как с радостью заметил Богатырёв, стражники, видимо продрогнув на морозе, ушли в помещение — погреться. Шесть высоких масляных фонарей — по три с каждой стороны — радужно горели.

Там, где была опочивальня Императрицы, окна желтовато светились.

— Прекрасно! — сказал себе Богатырёв.

Он все рассчитал загодя.

И уже было собрался подыматься по узкой пожарной лесенке, находившейся на левом флигеле, как вдруг его чуткое ухо уловило скрип снега под чьими-то ногами и голоса, хорошо слышимые в ночной тишине.

Он выглянул из-за угла: караул из шести человек обходил дворец.

Свидание

Сердце бешено заколотилось.

Спрятаться было некуда.

И как бывает в моменты наивысшей опасности, пришло единственно верное решение. Он подпрыгнул, зацепился за нижнюю ступеньку высоко отстоявшей от земли лесенки. Подтянув свое тяжёлое тело, он перехватился за следующую ступень и резво поднялся до третьего этажа.