Другой рабочий в газете показал одно место, там был упомянут Горький, а потом Сталин. «Понимаю, — сказал первый, — Горький выше Сталина, Горький на место Ильича. Провожали так, а встречаем вот как. Конечно, Ильич его выгнал: «уезжай от греха!» А теперь встречаем, почему же мы так его встречаем? Вот уж кости-то у Ильича, наверно, как прыгают!»

Этот рабочий стал мне рассказывать свою жизнь. Отец его был пьяница, мать рано умерла. Три дня отец, бывало, пьет, а сын ходит, высматривает деревню, где больше подают. Три дня сын кормит отца, а потом три дня отец кормит сына. «Я жизнь имел сам, как Максим Горький». — «Не пробовали писать?» — «Нет, не пробовал, я не люблю писать, я люблю жить в производстве с работами, люблю наблюдать и читать, главное, наблюдать».

Это значило следить за жизнью, понимать. Был два раза фабкомом, но недолго: это очень вредно для себя, человек быстро портится: то я ничто, на меня плюют, а то вдруг шапку снимают, в пояс кланяются. Он указал бесчисленные примеры порчи, будто бы с детей начинается, детей одевают, отделяют от рабочих, они бегают уже с детьми инженеров.

Так много мы говорили. О названиях фабрик, что надо бы давать имена не по временному — фабрика имени Троцкого, а Троцкого нет! — а как, напр., французы давали имена месяцам по вечному — «сбор урожая» и т. д. И опять во временном тоже надо разбираться и понимать его: так, напр., Троцкий, что же, разве у Троцкого нет своей правды?

— Так вот и Горький, — вставил я.

— Горький! да я же на его книгах и воспитывался, — я говорю только против раздувания: что раздувают его теперь незаслуженно. Он уехал от нас в Италию, жил с фашистами. Теперь приехал русский Горький.

Моя точка зрения о роли Германии в деле обучения русского народа организации производства и о строительной силе, из жажды всех нас, всего народа личного благополучия. На это Горький возразил: «Нет, это не пройдет, так нельзя. — Но когда же маленький человек выйдет из своей нищеты? — Это разрешится когда-нибудь техническим путем».

В свете этого разговора мне предстала, во-первых, моя собственная жизнь; я оставался на своем месте, все выносил, но чужд был переживаниям таких людей, как этот. А их было много, это была масса. Я не замечал этого основного, а те существа, которые на мгновенье отделялись от массы этой для управления, сыграв минутную роль, во вторую минуту становились бюрократами и мало-помалу извращали дело революции.

Во-вторых, на фоне этой рабочей массы, воспитанной в революционные годы, нынешнее выступление Горького представилось выступлением чисто интеллигентским.

Любопытно было, когда кто-то из рабочих во время осуждения юбилейных манифестаций сослался на деньги, что это дорого стоит, тот первый рабочий сказал: «Пустяки, не в том дело, наш рабочий прост, он это не считает, он готов последнюю копейку отдать, если его это затронет».

<На полях> Рабочий Горькому: «Приходите, поговорим без начальства».

<На полях> 1) Самокритика и критика со стороны.

2) Встречи мыслей.

3) Потолкование.

Гречневая крупа.

Работа на личное благополучие («как-нибудь технически»). Горький постарел и подобрел. Провокация. Клопы. Используй юбилей. Груздев: прекрасно душе. Сговорился. Тихонова речь (остров культуры). Воронский увлекается. (Секретарь). Пароход «Клара Цеткин» — нет, в <1 нрзб.> а клопы привыкают.

Рабочий: «Приходите без начальства».

4 Июня. Духов день.

Начиная с субботы (2-го Июня) повернуло на холод с дождями. Сегодня становится несколько лучше. Зелень, еще нежная, образовала густель. Вчера мы были у Григ, (именинница Елена). Все рассказывали, начиная со старших, кончая юношей Левой о своем первом поцелуе.

Профессор. 4 фонаря. Все прекрасно. Я ей сказал. Поцеловались и живем 42 года.

Козья матка. Я его защищала, как собака…

Она его проглотила со всей его ученостью. Скрыто в идиллии старосветских помещиков — личная трагедия (слышал о ней, что раз чуть не удавилась).

Григорьев. Умствование о поцелуе: стремление к целому (полов): «вырвал бы фонарный столб». Целое невозможно в этот миг, и потому первый поцелуй иногда не выходит. Переходя от Елены к Елене, пришел к последнему поцелую, это настоящий, но тут же и смерть.

Григорьев не может осилить теорию: много думает…

Я — о христианском и языческом поцелуе (не мог в такт попасть с «дамой» в танцах).

(Дуэль с Григорьевым.)

Золотые зубы. Что-то расстроило свидание.

Его жена старуха. Настоящим поцелуем в первый раз поцеловала внука.

Ефрос. Павл. — «У меня этого не было».

Старая дева. Она пожалась и ничего не сказала. Очередь быстро перекинулась к художнику (само собой понятно: дева). И неловкость быстро обошли.

Художник Пичугин. Не только целоваться, но даже близко сидя, робели. Уговорились, что в солдаты за него пойдет брат. Но вышло ему. После того пришел к ней и сказал: «Мне нельзя: я иду в солдаты, а ты теперь свободна». Тем и кончилось.

Лева. Сочинял недурно по Алпатову, хотя на него легло бремя истории.

Вот этим при случае и можно воспользоваться: изобразить первый поцелуй в истории: от патриархальных времен до наших.

Затея: собирать рассказы о первом поцелуе.

В ожидании разрешения критики. Надо иметь в виду трагедию массы, жаждущей вождя и вместо вождя получающей «начальство».

<На полях> Проба пера: никуда не годятся первые советские. Черт-е-что! Выбирал одно, другое и бросил…

Польза алкоголя: все искренне о себе рассказали.

Сама Елена. Поцеловала, но тут же узнала о нем что-то (не то обманывал, не то…) и отказала. Таких много: глуповато-капризна.

6 Июня. Продолжаются холода, начало которых 2-го Июня.

Вчера отправил Леву в Москву, в четверг или в пятницу он уезжает на Сахалин. Петю для подготовки в Лесной решил направить в Царское к Разумнику.

Все подумываю о том рабочем, который, опасаясь сделаться бюрократом, остается в производстве, сказать иначе: веруя в творчество массы, не хочет быть личностью(?) или: желая одухотворить своей личностью массу, остается при ней.

Всеобщая боязнь вручить дело массы личности.

Вопрос о социализме: соц-м — это вера в самотворчество массы (материи), выделяющей личность (понятную, подотчетную и… любимую: пример — когда один рабочий сказал, что юбилей Горького дорог, другой ответил: «нет, наш рабочий прост, он с этим не считается, он готов для своего (вождя) отдать все»). (Ленин — вождь — за то, что посмел идти впереди и до конца, Горький — не пошел до конца и остался с интеллигенцией). Личность культуры у рабочего, враждебная ему (Христос), но трагедия невежды: часто она враждебна только потому, что непонятна по невежеству; нельзя довериться, хотя надо бы. Вместо доверия гордое (наглое): «мы сами создадим» и создают бюрократа. Явление бюрократа есть следствие разрыва «народа» с интеллигенцией (культурой). Тут вся заковыка. Речь Тихонова Горькому об умирающей интеллигенции, последних «могиканах», — это вопль творческой личности в истории. Ему противоположен вопль рабочего о съедающем его бюрократе, вместо вождя бюрократ. Таким образом, между творчеством рабочей массы и культурной средой стоит неизвестный тем и другим бюрократ (а впрочем, бюрократ в другом плане есть детище диктатуры).

<На полях> Почему писатели не читают друг друга.

Друг мой, теория является на помощь творчеству, она ставит вехи на пути к будущему. Но теория не может заменить творчество. А мы теперь именно как будто поставили рекорд: «до какой-нибудь теории над творчеством». Вот почему теперь мы засмыслились и ничего не можем создать.

Современный тип всезнайки — комсомолец создался из наследственно русской писаревщины и еврея. (Замечательно, что у Горького, когда я пришел к нему, было в столовой два секретаря, один русский и другой еврей: очевидно, и Горькому без еврея невозможно обойтись.)