Он встал, подошел к столу и, взяв лист, принялся читать:

— «Городам, правителям и народу Италии.

Слава всевышнему, свершилась воля господа! Рим освобожден от тиранов. Святой дух призвал нас к единству и согласию, воспламенил к желанию свободы, мира и справедливости, просветил к спасению себя и вас…»

Нина взволнованно слушала мужа.

— «В целях постоянного соблюдения доброй воли к святому и праведному порядку, римский народ в полном единодушии на открытом и торжественном народном собрании вверил и предоставил мне, недостойному, полную исполнительную и законодательную власть в названном городе и в Римской области… Мы же хотя и сознаем, что плечи наши слишком слабы, чтобы нести столь тяжелое бремя, однако ясно понимая, что это совершено господом богом, и, полагаясь на чудесную в наших глазах милость апостолов, на суд и волю всего народа, с набожным сердцем и мужественным духом приняли вышеуказанную власть и направили очи нашего разума на преобразование и обновление права, свободы, на укрепление безопасности и мирного порядка города Рима и всей области… Мы и дальше думаем идти смело и решительно, в соответствии с законом древнего права, путем справедливого и твердого правления…»

Дальше от имени римского народа трибун просил города и правителей Италии поддержать новый справедливый порядок и послать в Рим послов. Затем следовало обращение ко всем истинным патриотам принять участие в «божьем деле» преобразования и объединения родины.

Дочитав лист, Кола вопросительно взглянул на жену.

— Хорошо, — сказала Нина.

Стефано Колонна-старший, прислушиваясь к разговорам друзей и вассалов дома, молча расхаживал по оружейному залу замка в Палестрина. Здесь, в неприступной горной цитадели вдали от Рима, можно было чувствовать себя в безопасности. И все же смутная тревога не покидала барона. С той роковой минуты, когда пришлось, переодевшись в чужой плащ, бежать из собственного палаццо, он не знал покоя.

Почти каждый день из города доходили невероятные слухи. Рассказывали, что Кола ди Риенцо чуть было не стал королем. Народное собрание предложило ему корону, но он отказался и принял древний титул трибуна. Теперь этот сын трактирщика и прачки один управляет Римом. Говорят, он навел порядок. Бандиты и воры в панике бегут из города. Впервые за много столетий дороги в округе очищены от грабителей.

Старый барон подошел к своему родственнику Пьетро ди Агабито, недавно выпущенному из капитолийской тюрьмы. Бывший сенатор, бледный и сильно осунувшийся, с дрожью в голосе, заикаясь, описывал свои злоключения собравшимся вокруг грандам.

— М…меня водили по римским улицам с доской на шее. Чернь глумилась как хотела. Но еще хуже было потом: заперли в общую камеру с ворами. Чего только я не натерпелся!

— Я слышал, вы своими глазами видели казнь Мартино ди Порто?

— Окна нашей камеры выходили на Patibolo, — вздохнул Пьетро ди Агабито. — Я в…видел, как вешали барона.

— Предать подобной смерти бывшего сенатора, племянника двух кардиналов, человека из столь древнего рода! На такое не осмелился бы и папа, — пробормотал префект.

— Мартино заслужил свою участь, — заметил Стефанелло Колонна. — Давно пора проучить Орсини. Теперь у них спеси поубавится.

— Позорная казнь барона — оскорбление для всех нас, — возразил один из грандов.

— Кола рассчитывает запугать нас, — подхватил другой.

— Пожалуй, он своего добился, — усмехнулся Лукка Савелли. — Граф Бертольдо дель Ангвилера, обвиненный в потакании грабителям, по первому его требованию уплатил четыреста флоринов штрафа. И другие начали выполнять приказы трибуна.

— Поговаривают, он намерен отменить подорожные сборы. Тогда мы лишимся большей части доходов, — сказал Якопо Савелли.

— Риенцо не зря был папским нотарием. Знает, дьявол, с какого конца овец стригут.

— Ну, я овцой быть не собираюсь, — отозвался Джованни ди Вико. — Если сунется в мои владения, встречу как следует.

— С Колой надо быть осторожным, — задумчиво произнес Стефанелло Колонна. — Выступать против него сейчас рискованно.

— Он разослал всем эдикт явиться в Рим для присяги новому правительству, — сдвинул брови префект. — Уж не собираетесь ли вы идти к нему на поклон?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Стефанелло. — Слова остаются словами. Мы должны выиграть время.

— Пока открытая борьба опасна, лучше переждать, — согласился Лукка Савелли.

— Неужели и вы так думаете? — обратился Джованни ди Вико к старому барону, до сих пор не принимавшему участия в беседе.

— Чтобы порыв урагана не свалил вас, приходится порой сгибаться, — мрачно произнес Стефано Колонна. — Но такой ветер не может дуть долго.

— Риенцо удалось заразить своими бреднями чернь. Однако удовлетворять ее прихоти ему будет не под силу, — подхватил Стефанелло. — Скоро пыл римлян пройдет. Тогда настанет наш час.

— Трибун — глупый мечтатель. Он верит, что слова всегда становятся делами, — тихо сказал Лукка Савелли. — А они могут стать и навозом.

— Этот мечтатель не так уж глуп, — возразил префект. — Вспомните его поездку в Авиньон. При панском дворе он проявил себя как умный политик.

— Как бы ни был умен этот плебей, головы ему не сносить, — уверенно сказал старый Колонна. — Он затеял игру, в которой легче все потерять, чем что-нибудь выиграть.

— Ты хорошо выглядишь и побрился, — сказала Нина, помогая мужу надевать тонкую миланскую кольчугу, — давно не видела тебя таким.

— Да, сегодня я отдохнул, отоспался, кажется, за целую неделю, — отозвался Кола. — Иначе нельзя, нынче я должен быть свежим. Предстоит разговор с грандами.

— Думаешь, явятся?

— Придут! Иначе я объявлю их изменниками. Кто откажется присягнуть, будет лишен римского гражданства.

— Будь осторожен. От баронов можно ждать любой подлости.

— Не беспокойся, отряд квартала делла Регола уже на площади. Наши следят за каждым. Вряд ли бароны рискнут поднять на меня руку. Они еще не забыли судьбу Мартино ди Порто.

Из соседней комнаты выбежали дети трибуна, Лоренцо и маленькая Маддалена. Увидев отца, они устремились к нему.

— Опять будет суд? Разреши нам пойти на площадь, отец, — попросил Лоренцо.

— Сегодня нельзя, там будет слишком много народа, — сказал Кола. — Я принимаю присягу у баронов.

— Это должно быть интересно! — воскликнул мальчик. — Жаль, что придется сидеть дома. Но мы посмотрим все из окна.

В дверях появился Чекко Манчини в сопровождении Паоло Буффа и нескольких солдат.

— Народ собрался. Пора идти. Знамена уже вынесли, — сказал художник.

— Явились ли римские бароны?

— Многие гранды на площади. Савелли и Аннибалдески привели с собой даже свиту.

— Что епископ? Неужели опять не придет? — озабоченно спросила Нина.

— Его преосвященство, как всегда, предпочитает отсиживаться в своем палаццо, — усмехнулся Чекко.

— Бог с ним, управимся и одни. — Кола поцеловал дочь и осторожно поставил ее на пол. — Пошлите к францисканцам за братом Андреа. Я заставлю синьоров клясться на Библии.

Трибун направился к выходу. Народ встретил Колу радостными криками. Пройдя к портику Капитолийского дворца, где у развернутых городских знамен собрались тринадцать «добрых мужей», члены коллегии суда, синдики и другие представители нового правительства, Кола ди Риенцо подал знак к началу церемонии.

На колокольне Капитолия трижды ударил большой колокол. Затем глашатай объявил о вызове римских баронов к присяге. На площади воцарилась тишина. Тысячи горожан замерли в ожидании. Несколько минут длилось тягостное молчание. Но вот у церкви святой Марии Арачели возникло оживление. Сквозь почтительно расступающуюся толпу с той стороны быстро шел человек в рыцарских доспехах.

— Стефанелло! Стефанелло Колонна! — шепотом сообщали друг другу римляне.

Весть мигом облетела площадь. Все с напряженным вниманием следили за именитым грандом. Стефанелло, сын Стефано Колонна, отличался той же силой и ростом, что и отец. К тому же его считали искусным политиком. Приблизившись к трибуну, стоявшему возле знамени свободы, рыцарь снял шлем и медленно опустился на колени. Вздох облегчения вырвался у толпы.