— Николай Васильевич! А можно мне с вами?
— Нет, Марина Александровна! Вы же знаете — гражданские лица не могут присутствовать при задержании заведомо преступного элемента. Во-первых, это опасно, Анненский — убийца. Кроме того, в каждом деле есть свои тонкости, вы можете помешать, не обижайтесь.
— Там же еще с мотивами не все ясно. И могут оказаться «говорящие» предметы. Пожалуйста!
— Николай Васильевич! А может быть, позволите Марине присутствовать при обыске, она действительно может быть полезной там, — вступился за Марину Краснов. — Вы же сами говорили, что мотивы кражи часов не совсем ясны, убийство подельника выглядит совершенно бесцельным.
— Обыск? Ну, что ж, присутствовать при обыске разрешаю. Только ничего не трогать без предварительного согласования. Жду утром в отделе. А теперь — всем до свидания.
Глава 10
Утром следующего дня Марина проснулась очень рано, за час до звонка будильника. на чувствовала, что заснуть вновь не удастся, сон как рукой сняло. Ожидание будоражило, она так ждала этого момента, когда все, наконец, встанет на свои места и справедливость восторжествует.
Конечно же, рецидивист Анненский не ждал оперативников в гости, но в своем деле он не новичок, и к тому же, скорее всего, вооружен. Марине вдруг стало по-настоящему страшно за тех, кто «брал» сейчас опасного преступника. «Правильно не взял меня Горячев, я бы только мешала. Главное, чтобы не забыл о своем обещании», — подумала она.
Прошло еще несколько томительных часов напряженного ожидания в офисе, прежде чем в начале одиннадцатого прозвенел звонок: Марину приглашали на осмотр квартиры Анненского. Услышав это, она готова была едва ли не бегом бежать через весь город в нужный район — что-то внутри не давало ей успокоиться, и хоть дело было уже практически сдано, ей не терпелось узнать, что Анненский сидит за решеткой, а Ремезов, наконец, отпущен на свободу. Но для этого еще очень многое должно быть сделано, и не последним делом был сам обыск.
Квартира Анненского совсем была не похожа на дачу научного работника Ремезова. Хотя Марина и знала со слов Горячева, что Анненский был благородных кровей, по его квартире она бы этого ни за что не предположила.
Дверь была приоткрыта. Прихожая, оклеенная дорогими обоями в стиле рыцарских времен, поражала скудостью мебели, а вернее, ее полным отсутствием. Марина шагнула в комнату, откуда слышались приглушенные голоса, и осмотрелась. Те же обои со щитами и скрещенными мечами, окна задрапированы темно-бордовыми тяжелыми гардинами, и множество шкафов, отделанных под старину. Вдоль стены вытянулся необыкновенно громоздкий диван с высокой спинкой, обивка из зеленого с красным бархата придавала ему сходство с огнедышащим драконом, еще больше нагнетая тревожности и усиливая впечатление о безвкусице. На диване, держась за руки, сидели две седые старушки в фартучках, вероятно — понятые. Посередине комнаты стоял стол с гнутыми золочеными ножками в виде львиных лап, обитый зеленым сукном с темными пятнами на нем, вероятно, от вина и пепла сигарет, возле стола — четыре стула с такими же гнутыми ножками. За столом сидели двое криминалистов, один перекладывал в коробку золотые изделия, рассыпанные на сукне стола в беспорядке, попутно описывая их сидящему рядом коллеге. Тот строчил в блокнотик, сопя от усердия и недовольства: количество исписанных листов и испарина на лбу говорили о том, что ему это все изрядно надоело, но горка золота на столе была внушительных размеров, и возможность передохнуть, по всей вероятности, светила еще не скоро.
— Здравствуйте, а Николай Васильевич здесь? Он разрешил мне присутствовать при осмотре этой квартиры…, — Марина не знала, с чего начать. А вдруг «шеф номер один» не предупредил о ее приходе, что тогда?
— Вы Лещинская? Николай Васильевич уехал, но скоро будет.
— Он с арестованным? Вы тоже были на задержании?
— Да. Нет, мы приехали позже, — на двойной вопрос последовал такой же ответ.
— Криминалисты стараются не участвовать в опасных предприятиях, мы Родине целыми нужнее, — второй попытался пошутить, но вышло натянуто.
— Да вы присаживайтесь, не бойтесь…
В это самое время в квартиру стремительно вошел Горячев. Пожав Марине руку, увлек ее в другую комнату.
— Вы говорили о часах. Тут мои пинкертоны кое-что отобрали для вас, посмотрите. А потом и по всей квартире можно будет пройтись.
— Спасибо. С чего можно начать?
— Да хоть вот с этого, — Горячев ткнул в сторону тумбочки у окна, на которой разместилось несколько коробок, сам же присел на табурет.
Марина подошла к окну. Тумбочка зияла пустотой: видимо, коробки, что стояли наверху, и были когда-то ее содержимым. Проводя тонкими чуткими пальцами по содержимому коробок, она ощущала холодное равнодушие человека, хранившего все это в своем доме. Он никого не любил, никому не сочувствовал, никому не сопереживал. Да и само богатство не вызывало отклика в душе, иногда даже тяготило. Но тяга к обретению этого самого богатства была как болезненное пристрастие, это явление напоминало наркозависимость, и Марина в какой-то момент даже пожалела хозяина квартиры. Но потом, вспомнив о Ремезове, об убитом Седове, смахнула жалость и погрузилась в поиск других ощущений.
В одной из коробок лежали среди прочих мелочей те самые золотые браслеты с эмалевыми вставками, о которых и рассказывала Екатерина. Часовые механизмы были на месте, но крышечки, прикрывающие их с обратной стороны, сняты. В коробке их не обнаружилось. Не оказалось и в других коробках. Марина по очереди брала в руки изящные браслеты и видела, как большая искренняя радость волной накрывает двух влюбленных, как эту радость сменяет тревога, недоумение, даже негодование, снова радость, и снова тревога и негодование. И все эти чувства перекрывает одно, неприятное, злорадно-алчное.
— Здесь нет третьей крышечки, — Марина обернулась к Горячеву. — Мне кажется, что именно она даст больше информации, чем все остальное.
— Ну, может быть, стоит подождать, пока криминалисты закончат осмотр и опись? Вдруг там у них найдется. Или, если хочешь, можно потом в следственный комитет подъехать, а то ждать долго придется.
— Наверное, я лучше все же здесь подожду, заодно настроюсь получше — здесь, как ни странно, и стены помогут. Я ведь не буду никому мешать?
Горячев кивнул и быстро вышел из комнаты — работы было много. Марина осталась в комнате одна. Прошлась туда-сюда по комнате, подошла к окну — мысли почему-то упорно разбегались в разные стороны, отказываясь настраиваться на рабочий лад. Было слышно, как в соседней комнате Горячев разговаривает с кем-то по телефону, голос его был строгим, требовательным и немного раздраженным. Рука Марины сама собой потянулась к сотовому в сумке. Пальцы словно по своей воле нажали на несколько кнопок — взглянув на экран, Марина на секунду удивилась выбранному из списка абоненту. Послышались гудки вызова, и Марина поспешно прижала крохотную трубку к уху.
— Привет, это Марина, не очень занят? Извини, что беспокою. Тебя на последней летучке не было, и я хотела узнать… — Марина замялась, не зная, как лучше выразиться, — в общем, все ли в порядке у тебя и твоего друга? Извини, если вмешиваюсь, но мне показалось, это что-то серьезное.
Марина и сама недоумевала, почему именно сейчас решила поговорить с Сергеем Скрипкой — но, в конце концов, у нее было сейчас свободное время, причем неопределенное его количество, а эта ситуация давно ее беспокоила. В трубке послышался смех.
— Да ну его, Димку! Он решил, что подхватил… кхм, кое-что. Мне звонит, всполошил, я к нему примчался, посмотрел на него — все в порядке у парня. То-то он тогда на работу свою ворчал, — Сергей снова рассмеялся. — Так, глядишь, и встанет человек на правильный путь. А что у вас там, я могу чем-то помочь?
Марина потерла пальцами висок. Если все налаживается, то почему ей так тревожно? Она поняла, что подсознательно ищет причину этой тревоги.