— О да, но можно развлечься и померить с ними хитростью, — казалось, хозяин дома доволен тем, что у нас выходит диалог. — Ты будешь удивлен результатом. Сделай ум своим оружием. Сделай слабость своим щитом.

Мне стало смешно — Оружейник пытался исправить то, что сделал в самом начале, разрушив еще не заладившееся между нами общение.

— Ты видел нашу сегодняшнюю тренировку, верно? — хозяин дома повеселел. Я повернулся и взглянул на него. — Да что ты, в самом деле, так въелся на меня? — усмехнулся он. — Я попробовал тебя на зуб, неужели ты обижен? Лучше скажи что-нибудь о человеке, который дрался со мной?

Я повел плечами, потому что мне вдруг стало холодно, а потом спросил о другом:

— Я все верно понял: он дрался, с вами, но вы с ним… — нет?

Глубокая задумчивость тенью скользнула во взгляде хозяина дома. Я прекрасно понимал, что сейчас он занят тем, что оценивает меня.

— Что ж, кажется, вопросом ты ответил на мой. Но еще раз прошу, отбрось ты эти условности. Обращайся ко мне проще, и я, быть может, стану твоим другом…

Нет, спасибо, — чуть вслух не произнес я. Думаю, на моем лице это ответ отразился, потому что Оружейник фыркнул и попросил:

— Ну поясни, что ты имел в виду?

Он сделал большой глоток вина, пристально глядя на меня. Он хотел знать наверняка, был ли это просто вопрос или ответ.

Я сам вдруг подумал, хочу ли я, чтобы Оружейник изменил свое первоначальное мнение. Может, лучше пусть он считает меня трусоватым дурачком? Тогда мне проще будет от него отделаться — я уже понял, что отношения у нас не заладятся. Вряд ли опытный боец захочет иметь дело с таким, как я. Пустив пыль в глаза, я смело смогу сказать Мастеру, что причина моего бездействия не в том, что я не желаю учиться, а в том, что Оружейник не желает учить меня…

Определенно, я мог бы попытаться разыграть какую-нибудь комедию, но для обмана Оружейника понадобится настоящий талант. К демонам все, скажу как вижу!

— Северный проиграл, когда решил, что это бой, а не тренировка. Отнесись он по-другому к тому, что делал, его бы не огорчила потеря оружия. Нет ни проигрыша, ни победы, когда смысл в самом действии.

Казалось, Оружейник расстроен. Он допил свое вино и потер лоб.

— Что же, ты прав. Он сверх меры корыстен и горделив. Как ты думаешь, ты такой же?

И опять вопрос с подвохом. Оружейник смотрит на меня внимательно, он очень доволен, что я не ушел. Неужели ему здесь действительно так скучно? Ладно, пусть развлечется.

— Скорее я несмел, чем корыстен, — проговорил я глухо. — Они все меня пугают, и я пришел к Оружейнику за ответами, но вместо этого только и делаю, что отвечаю…

— А как же гордость? — казалось, Оружейник не слышал, о чем я ему говорю. — Мастер говорил, ты так и не смирился с положением пленника.

— Вопрос был в том, похож ли я на Северного. Нет, со всей уверенностью.

— Вопрос был в другом, — Оружейник наставительно погрозил мне коротким пальцем.

— Хорошо, — наиграно покорно согласился я. — Я не такой, как он и не могу позволить себе все это. Мне уже доказали, что не в моем положении проявлять характер, и сделали это слишком настойчиво.

Я потер шею и этот жест был настоящим.

— Никто не может запретить человеку что-либо чувствовать. Ему можно запретить что-нибудь делать, но не заставить измениться, не находишь?

— Тогда получается, что человека нельзя изменить? — я хотел, чтобы Оружейник отвечал на вопросы, вместо того, чтобы задавать их. Впрочем, ему на мои вопросы отвечать было более, чем легко:

— Ну конечно, — не терпящим сомнений голосом заявил он. — Человека может изменить лишь он сам. Так как на счет ответа?

— Нет, — ровно ответил я, стараясь, чтобы мой голос был бесстрастным. — Я всего лишь пленник.

— Я слышал, ты хотел покончить с собой…

Мне вдруг ужасно захотелось придушить Мастера, чтобы он перестал рассказывать всем обо мне. Есть вещи, так я считал тогда, которые должны были принадлежать мне одному. Вместо этого, казалось, о них знал уже весь чужой и незнакомый город.

— Да, — едва слышно согласился я.

Оружейник засмеялся. Басисто и глубоко. Пожалуй, я испытал удивление, а потом досаду.

— Мальчик, — отсмеявшись сказал он. — Зачем же понимать мои слова буквально?

Я резко встал:

— Ну назови меня на ты, — торопливо попросил хозяин дома. — Я чувствую себя старше, когда ко мне обращаются уважительно, а это неприятно. Мне конечно нравится, как ты строишь фразы, но уже пора понять, что я не желаю тебе зла. Сделай слабость своим оружием и метни его в старого Оружейника. Как-то это не по приятельски.

Я помедлил, а потом мое возмущение вырвалось наружу.

— Ты же получил те ответы, которые хотел?

— Я хотел правды, — возразил хозяин дома.

— А я всего лишь хотел понять, что это за город, в который меня привезли! Что здесь за люди живут и как мне самому тут жить.

— И разве ты не понял? — устало осведомился мой собеседник. — Уймись и не раздувай из искры пожар. Разве я угрожал тебе? Твоей жизни? Твоим тайнам? Не порть впечатление, владей собой.

Ну и правда, что это я вспылил? Никто меня тут не держит, кроме собственной глупости и любопытства. Ведь я в любой момент могу уйти!

Некоторое время мы молчали, я снова сел, взял бокал и принюхался к вину. Оно было с пряностями или травами, букет был мне незнаком. Наконец Оружейник с нажимом проговорил:

— Ты не пил вина…

— Я легко пьянею после наркотиков, которыми меня здесь пичкали.

— Ты не любишь состояние опьянения?

— Боюсь сболтнуть что-то, что здесь говорить не принято, — я смело посмотрел на хозяина дома.

— Это очень хорошо, что мне придется работать лишь над твоим телом, если, конечно, тебя это не испугает, — Оружейник смотрел на меня как можно смотреть на вещь, которая тебе нравится. — Мозги у тебя что надо, парень. Кто-то очень хорошо поработал над ними.

— Жизнь? — предложил я, ожидая, что Оружейник возразит, но он лишь сказал:

— События всегда работают над нами, но одних они укрепляет, а других уродует. Никогда не говори людям, что ты трус — это проявление храбрости. Тот, кто по настоящему боится, никогда и никому в этом не признается, даже себе. Человек предпочитает не замечать свои недостатки и упивается своими слабостями. Такие люди — пустышка, их вокруг множество.

Тот раб, что готов лизать сапог Рынцы за то, что ему не отвесят лишнего удара, или пресмыкающийся перед силой иного мага человек, желающий быть ближе к тому, чего он не понимает.

Не путай это с мудростью, которую ты сегодня проявил, когда не полез в драку с противником, который мог размазать тебя по мостовой. Придет время, ты сможешь говорить с ним на равных, но всему свое время.

Удивительно, но Оружейник был в курсе всего.

— Разве это не то же унижение, о котором ты только что говорил? — признаться, я не видел особой разницы между своим постыдным бегством и попыткой кого-то задобрить Рынцу.

— Это тонкая грань, ее нужно чувствовать сердцем. То, что ты ушел от неприятностей, тебя не унизило, уж поверь.

— Думаю, этот Горан считает как раз наоборот, — отозвался я.

— Маги тоже видят то, что хотят. Быть может, они больше других подвержены собственным иллюзиям, — в словах Оружейника скользнула горечь. — Но в тебе я вижу бурю. Пока ты не научишься хладнокровию во всем, будешь попадать в глупые ситуации и также как Северный станешь взвиваться от неудачи, истончая ту пользу, которую мог бы принести урок.

— Дельный совет, но невыполнимый, — хмыкнул я.

— Но надо стараться, — мягко пожурил меня Оружейник. — Избавься от иллюзии, что твоя персона неприкосновенна. Одного упоминания о Мастере хватило, чтобы ты начал сжимать и разжимать кулаки. Он раскрыл мне нечто, что ты хотел бы утаить, но зачем? Чтобы казаться лучше?

— Есть вещи, которые для меня важны, — признался я, подумав. — Другие считают их мелочами и мне это неприятно.

— Быть может, ты сам преувеличиваешь их важность? Будь всегда честен с самим собой, здраво оценивай свои силы и в этом ты выиграешь. Твоя слабая сторона — маг ночи, я уже заметил это. Ты вынужден быть при нем и не можешь отстраниться. Он — то самое красное полотнище, от которого у тебя застилает взгляд.