вьюгою патриаршею

поэамело капот

в новом непотерявшееся

старое настает

будто репатриация

я закопал шампанское

под снегопад в саду

выйду с тобой с опаскою

вдруг его не найду

нас обвенчает наскоро

белая коронация

с первого по тринадцатое

с первого по тринадцатое

ВОЙНА

С иными мирами связывая,

глядят глазами отцов

дети —

широкоглаэые

перископы мертвецов.

ПАМЯТНИК

Я — памятник отцу, Андрею Николаевичу.

Юдоль его отмщу.

Счета его оплачиваю.

Врагов его казню.

Они с детьми своими

по тыще раз на дню

его повторят имя.

От Волги по Юкон

пусть будет знаменито,

как, цокнув языком,

любил он землянику.

Он для меня как бог.

По своему подобью

слепил меня, как мог,

и дал свои надбровья.

Он жил мужским трудом,

в свет превращая воду,

считая, что притом

хлеб будет и свобода.

Я памятник отцу,

Андрею Николаевичу,

сам в форме отточу,

сам рядом срою лавочку.

Чтоб кто-то век спустя

с сиренью индевеющей

нашел плиту «6а»

на старом Новодевичьем.

Согбенная юдоль.

Угрюмое свечение.

Забвенною водой

набух костюм вечерний.

- 147 —

В душе открылась течь. И утешаться нечем.

Прости меня, отец,

что памятник не вечен.

Я — памятник отцу, Андрею Николаевичу.

Я лоб его ношу

и жребием своим

вмещаю ипостась,

что не досталась кладбищу,—

Отец. — Дух. — Сын. —

ПОЭМА

Летом 1977 года я побывал в Якутии. Там-то и

было найдено мясо мамонта, пролежавшее в вечной

мерзлоте 13 тысяч лет и сохранившее дыхание жизни.

Мясо дали попробовать собакам. Те ели с удоволь-

ствием. С подаренной мне шерстью этого мамонта я

вернулся в Москву, где в июле проходила встреча с

американскими пи с а тел я ми.

Н по щ.-. '.и/, к и шиши, понятно фантастика " Ш§~

/пню,-гранича! < и-ры'.шым И пытиич соединить в пей

ис.кхшку якутского и русского эпоса.

ПРОЛОГ

1.

Псы 20-го века рвут мамонтово мясо.

1го извлекли из мрака нефтяники, роя трассу.

Свидетельствуют собаки, что мясо живое. Ясно?

В том мясе розовато-матовом таилась некая странность,

едва его нож отхватывал, оно на глазах срасталось.

Чем больше рвали от мамонта — тем больше его

оставалось.

Да здравствует вечное мясо, которое жрут собаки!

Тринадцатитысячелетняя кровь брызжет на бензобаки.

Но несмотря на тварищ, жизнь полнится от прироста —

чем больше от нее отрываешь, тем более остается...

Посапывал мамонтенок, от времени невредимый...

Оттаивал, точно тоник, на рыжих шерстинках иней.

Водители пятитонок его окрестили Димой.

2.

Зачем разбудили Диму?

На что ты обиделся, Дима?

Зачем, аксельрат родимый,

растоптал ты Заготпушнину

и взялся за Дом колхозника?

Он ответил: «Ищу Охотника,

что мне порвал сочленение

в третье тысячелетие».

Зачем ты бушуешь, Дима?

Громишь галереи картинные

усопших основоположников

и здравствующих кусошников?

Он ответил: «Ищу Художника,

что дал мне в скале бессмертие

в третье тысячелетие».

3.

Мамонт пролетел над Петрозаводском,

трубя о своем сиротстве.

— Олохолуу! —

Чем больше от сердца отрываешь,

тем больше на сердце остается.

Холодно одному.

1. ПРОХОРОВ

Завбазой Димитрий Прохоров

тоже мясца попробовал.

«Я мамонт, — вопит, — я мамонт!»

Жена его не понимает:

«Мундук ты, муж, а не мамонт,

все не просыхаешь, Прохоров.

Принес бы вечного мяса,

мы стали б ударной базой,

родне бы послали оиорои,

НВ рЫИОМ ВОЗИЛИ б — ПЛОХО ЛИ!

I до порох мужской твой, Прохоров

Месяц меня не касается».

Но Прохоров не внимает.

Из хобота в душевой обливается.

«Я мамонт, — вопит, — товарищи,

в семье и на производстве.

Чем больше от себя отрываешь,

тем больше на сердце остается».

И в глазах у него истома.

Так Прохоров ушел из дома.

2.

Мамонт пролетел над Воронежем,

как будто память злосчастная,

чем ее больше гонишь,

тем больше она возвращается.

— Олохолуу! —

Мамонт пролетел над Аризоной,

трубя по усопшим предкам —

«Как захолустно, ау!» —

его принимали резонно

за непознанные объекты:

«Олохолуу!»

3. НА БАЗАРЕ

Трубач Арлекин Тарелкин,

аллергик,

труба мирового класса,

не взял на базаре мяса.

(7 р. показалось ему странным.)

Оскорбился трубач ресторанный,

покрутил ключом от «мерседеса»,

и задумал трубач паскуду:

«Мои легкие — безразмерны.

Я вдую в себя атмосферу,

а выдувать не буду».

После первой затяжки

он ростом стал со слоненка,

после второй затяжки

глаза вылетели как шампанское,

после третьей затяжки

на рынке дефицит кислорода.

А трубач взлетал над народом,

раздувался все больше, больше,

подымался все выше, выше,

и все меньше в глазах становился.

Ключик с небес свалился.

4.

Или это лже-Дима?

5.

Мамонт пролетел над Россией,

не слоник из мармелада —

помните, беда разразилась,

когда вскрыли гроб Тамерлана.

Не трогайте мир мемориальный.

Олохолуу!

6. КАССИРША

Кассирша авиакассы

тоже вкусила мяса.

Кавалеров не забь.вает,

а любовь в ней все прибывает.

Какая она красивая!

Пышнее киноактрисы.

Ей тесно в тужурке синей,

с косой золотой австрийской!

Диспетчерша острит, точит лясы:

«Проверяйтесь, не отходя от кассы».

Но на сердце у девушки — проголодь.

Пролетал ее шурин, Прохоров,

пролетал Тарелкин, мужчина,

Омский хор пролетал на Вену.

Сына ей надо, сына...

Мамонт мой, маленький комарик,

царевич — неубиенный!

7.

Мамонт пролетел над Коломенским,

загнувши салазки бивней —

олохолуу! —

чем больше друзей хоронишь,

тем память их неизбывней.

Сколько я хороню...

8. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Прямо с аэродрома,

шерстью мамонтовой бахвалясь,

накрутив, как кольцо, на палец,

я явился в Дом литераторов.

Там в сиянии вентиляторов

заседало большое Лобби:

Ваксенов, Прохоров, Олби,

Макгибин с мелкокалиберкой

и отсутствующий Лоуэлл,

бостонец высоколобый,

что некогда был Калигулой.

Я им закричал: «Коллеги!

Охотники и художники!

Отныне мы все задолжники

бессмертно вечного мяса.

Мы живы и не во мраке,

пока нас грызут собаки!»

Лоуэлл не засмеялся.

Лишь колечко растер перстами,

будто пробовал лист лавровый...

Ты умрешь через месяц, Лоуэлл,

возвращаясь в такси оплошном

от семьи своей временной — к прошлой,

из одной эпохи в другую!

Закрутились нули таксиста

где-то в области метафизики,

мимо Рима, Москвы, Мемфиса,

мамонт белый и мамонт сизый,

пронеслась и на том спасибо —

жизнь золотая тайна мирозданья

милостыня мирозданья.

9.

Мамонт пролетел над Волгоградом,

мамонт пролетел над Ворошиловградом,

мамонт пролетел над Царьградом,

мамонт пролетел над становьем Кы,

с хвостиком, как запятая Истории,

за которым последует столько.

За 13 тыщ лет до Маркеса,

за 11 до христианства

и в печенке вечного мяса,

вгрызаясь, висли собаки.

Мамонты разлетались, однако.

Покидая мир многошумный,

он летит к стеклянному чуму,

где сидят Олох и Олуу 1—

Время льют в пиалу.

Увидавши тень на полу,

отбившуюся от эпох,

«Он мой», — говорит Олуу.

«Ух тебе», — говорит Олох.

10. ВЕРНИСАЖ