Женя смотрела на него с нежностью и сожале­нием.

— И все же, как бы там ни было... Женя, я прошу тебя стать моей женой.

— Саша... — Глаза Жени наполнились слеза­ми. — Саша, мне так плохо. Тоска, и сердце так бо­лит невыносимо...

Шуракен пересел к ней на кровать, обнял за пле­чи и нежно притянул к себе. Женя, измученная сво­ими переживаниями, затихла в кольце его рук.

— Саша, — попросила она, — не торопи меня сейчас.

— Я буду ждать столько, сколько надо.

....В этот вечер генерал Осоргин приехал с дачи в московскую квартиру. Он увидел, что в окнах горит свет, и обрадовался тому, что сын дома. Егора он об­наружил в гостиной, тот сидел в старом кресле в углу между книжным шкафом и роялем, занимавшим весь эркер.

— Вот так картина! — оценил Осоргин, увидев лицо сына. — Портрет можно вывешивать в музее в галерее кубистов. Кто автор?

— Сашка Гайдамак. — Когда Егор заговорил, Осоргин понял, что сын к тому же пьян, да и стояв­шая на крышке рояля полупустая бутылка коньяка недвусмысленно подтверждала эту догадку генерала.

— Так, — нахмурившись, протянул Осоргин, — у нас тут рецидив детских болезней. Я думал, ты уже выяснил свои отношения с алкоголем и потерял ин­терес к бессмысленному мордобою.

— Мордобой был более чем осмысленный. Мо­рально-этический, если хочешь. Но я сейчас не хочу об этом говорить. Прости, если испортил тебе на­строение. Я сейчас уеду.

Егор вылез из кресла и стал искать в карманах ключи от машины. Генерал увидел ключи, они валя­лись на обеденном столе, стоявшем в середине гос­тиной. Отец и сын одновременно протянули к бре­локу руки, но Осоргин успел взять связку раньше, чем Егор.

— Машину ты не получишь. Хватит с меня и... — Осоргин осекся на полуслове. Тонкая сеть мускулов напряглась под бледной кожей.

— Мамы? Ты хотел сказать, того, что случилось с мамой?

— Егор!

Парень повернулся к отцу спиной и нетвердой походкой, горбясь, направился к выходу. Это случи­лось впервые — он посмел, пускай намеком, но все-таки упрекнуть отца в той своей детской потере. На пороге комнаты Егор все же остановился; он обер­нулся и увидел гордое лицо отца. Генерал Осоргин ни за что не позволил бы ему увидеть свою боль и одиночество. Но сын знал, что скрывается за стоической маской. Он вернулся, обнял отца и поло­жил ему голову на плечо.

— Папа, прости. — И вдруг пожаловался: — А у меня так рука болит. Мне Сашка плечо вывихнул.

— Вы что, из-за вашей афганской девушки под­рались? — смягчился Осоргин.

— Все не так просто, отец.

Осоргин прошел в кабинет, Ставр последовал за отцом, сел на диван. Генерал опустился в старое ко­жаное кресло, стоявшее возле бюро. В этом кресле генерал любил читать.

— Пап, Женя — девушка из тех, на ком женят­ся, — попытался объяснить ситуацию Ставр. — А я не гожусь для брака. И потом, ну не всем же быть почтенными отцами семейства, можно потратить свою жизнь на что-то менее банальное. Жизнь, она ведь предоставляет столько возможностей. Ты, кста­ти, тоже никогда не держался за юбку.

— Я не стал бы так говорить о том, до чего ты еще просто не дозрел. Что касается моей жизни, то она могла сложиться по-другому, но вышло вот так.

— Знаю. Ты безнадежно любил одну женщину, не мог быть счастлив с другой. А мама в тебя влюби­лась как сумасшедшая.

В словах сына скрывался упрек. Между ними не принято было говорить на эту тему, но Осоргин по­нимал, что когда-нибудь сын станет достаточно взрослым, чтобы понять, что в жизни очень мало слу­чайного. В последнее время Осоргин много думал о том, не был ли он, сам того не желая, виноват в ги­бели Риты. Может, он всегда знал, что не сможет лю-

бить ее так, как любил ту, другую. Может, где-то в глубине души он желал, чтобы она ушла из его жиз­ни? Своей молодостью и любовью она вносила не­кий диссонанс в строгое течение его жизни. Может, после того как родился сын, она стала ненужной в его мужском мире? А Егору не хватило ее любви, и сейчас не хватает? И наконец, может быть, сын.прав, упрекая его? Но Осоргин не ожидал, что говорить об этом придется сейчас.

— Сейчас неподходящий момент для такого раз­говора, — сказал он.

Егор с упреком покачал головой.

— Если ты имеешь в виду это, — он щелкнул себя по горлу, — то напрасно. Я не пьян. Я, пап, в ссоре. В жесткой ссоре с самим собой. И я не знаю, что мне делать. Женька могла погибнуть из-за меня. Если бы не Сашка, она попала бы под машину. 

— Теперь я понимаю, почему ты вспомнил о ма­тери. Грехи отцов. Я действительно никогда не про­щу себе, что купил ту проклятую «Волгу», что позво­лил ей гонять, что не смог защитить твою мать от ее сумасбродства. Но я любил ее. Если бы не любил, она никогда не стала бы моей женой. Да и тебя бы не было.

Если Осоргин и не ответил самому себе, то он ответил сыну. Его мальчик мог не сомневаться — он рожден в любви.

— А может, мне жениться на Женьке, а? — ус­мехнулся Егор. Он получил ответ на тот вопрос, что мучил его, и он понимал, что больше говорить с от­цом на эту тему не следует.

Осоргин печально улыбнулся:

— Если у этой девушки есть голова на плечах, она пошлет тебя к черту. Чего от всей души желаю. Ты относишься к женщине, как к игрушке. Тебе лучше иметь дело с куклами вроде Леры.

— Хороший совет.

— Это не совет, а точное описание ситуации. Если хочешь услышать совет, то вот он: отойди в сто­рону. Дай Сашке шанс.

— Вот совет вполне в твоем духе! Благородство превыше всего. Только вот беда, пап, в любви каж­дый за себя. Соперничество — это врожденный ин­стинкт. Я проиграл, но у меня есть право на реванш.

Вернувшись из увольнения, Шуракен узнал, что его вызывает Командор. Ставра он увидел у штаба, тот курил, поджидая своего друга-соперника. Они молча сошлись, демонстрируя друг другу непроницаемые лица — оба старались скрыть свои чувства, мысли и намерения. Пауза затянулась, ни тот ни дру­гой не хотел первым нарушить молчание. Наконец Ставр предъявил свою фирменную улыбку — оскал веселого волка.

— Ты помнишь условие Командора: мы или сню­хаемся, или вылетим из подразделения оба? Он сло­во сдержит. Что ты об этом думаешь?

— Как твое плечо?

— Болит.

— Я не хотел тебя поломать.

— Саня, мы должны разобраться здесь и сейчас. На ковре у Командора будет поздно.

— Я был у нее. Сказал, что хочу, чтобы она выш­ла за меня. Она не сказала ни да, ни нет. Так вот, Егор, я тебя предупреждаю — я сделаю все, чтобы она ста­ла моей женой. Что же касается работы, то... в об­щем, можешь на меня положиться.

— И ты можешь. Но имей в виду, Шуракен, за тобой матч-реванш. ,

Они вошли в штаб и поднялись на второй этаж в кабинет Командора. Здесь была грозовая атмосфера. Командор только что вернулся из поездки к руковод­ству, на нем был протокольный костюм с галстуком. Он убрал в сейф одну папку с документами и выта­щил другую. Положив папку на стол, Командор сел и только тогда удостоил своих «орлов» взглядом.

— Советую скинуться на бутылку хорошего ко­ньяка для Подшибякина. Он спас ваши задницы. Правда, и лечить вас времени уже нет. Вы отбываете в командировку.

— Афганистан? — спросил Шуракен.

— Африка. Президент республики Сантильяна обратился к нашему правительству с просьбой пре­доставить инструкторов и военных специалис­тов... — Командор открыл папку, лежавшую на сто­ле, и показал Ставру и Шуракену дипломатический документ, украшенный замысловатой гербовой пе­чатью, — «...для подготовки молодых сантильянцев к защите завоеваний революции на основе чувства патриотизма». Вот этим вам и придется заняться.

Ставр и Шуракен с недоумением переглянулись.

— По-моему, тут нужны комиссары, — уточнил Ставр.

— Старший военный советник полковник Ши­ряев изложил суть дела более конкретно. Под его ру­ководством вам предстоит заниматься подготовкой универсального подразделения по борьбе с террориз­мом. Согласно рапорту Ширяева, — Командор стал зачитывать какой-то документ, — «...захват заложни­ков и сжигание посредством огнеметов жилищ вме­сте с их обитателями — обычная тактика недоволь­ных правительством групп, возглавляемых бывши­ми военными и уволенными чиновниками».