Аль-Хаадат налил себе еще порцию виски. На трезвую голову у него, пожалуй, не хватило бы духа пуститься в опасное путешествие по кипящему, как адский котел, городу, население которого постоян­но сражалось против правительства и устраивало кровавые разборки между собой. Захват заложников и сжигание из огнеметов жилищ вместе с их обита­телями были обычной тактикой недовольных пра­вительством групп, возглавляемых бывшими воен­ными и уволенными чиновниками. Но особенно свирепыми были схватки между представителями различных кланов, а проще говоря, бандитами.

Вернувшись из поездки в лагерь Вигоро, Ставр узнал, что Советник приказал им с Шуракеном со­провождать какого-то типа в резиденцию верховно­го главнокомандующего республики генерала Аги-льеры. Все, что было связано с Советником, вызы­вало сейчас у Ставра приступы бешенства. Вначале он собрался ехать в том виде, в котором вернулся с полевых учений, выражая таким образом свое неува­жение к Советнику и его приказам. Но потом он ре­шил, что офицер, представляющий великую держа­ву, не имеет права выглядеть как бандит.

Ставр принял душ и побрился.

Спецы, стоящие у машины перед виллой россий­ской военной миссии, были одеты в камуфляжные штаны и разгрузочные жилеты.

— Представь, Шур, — рассказывал Ставр, кото­рый еще был под впечатлением истории с миной. — Я только что чуть на мине не подорвался. И знаешь, что меня спасло? Змея. Я увидел ее в колее и затормозил — не хотел давить. И вдруг меня прямо мороз продрал по хребту, я понял, что под змеей мина.

— Это ты что хочешь сказать? Змея тебе вроде как знак подала? — усмехнулся Шуракен.

— Змея лежала в колее, потому что там недавно копали яму для мины. Соображаешь? Земля в этом месте была немного прохладней, и змея улеглась там покайфовать.

— Может, так, а может, тебе просто повезло. Советник вышел из дверей вместе с невысоким

лощеным господином явно арабского происхожде­ния. Ставр и Шуракен повернулись в их сторону.

— Господин Аль-Хаадат, познакомьтесь, это мои сотрудники, — сказал Советник. — Ребята, это гос­подин Аль-Хаадат. Я передаю его на ваше попече­ние.

Аль-Хаадат внимательно посмотрел в лица спе­цам и протянул руку этим людям, от которых сейчас зависела его жизнь.

И Ставр, и Шуракен отметили решительное и крепкое пожатие его маленькой, изящной руки, но от клиента здорово несло алкоголем. На безымян­ном пальце ливийца сиял золотой перстень. Корот­кое пухлое запястье охватывал массивный браслет часов с утыканным крупными бриллиантами цифер­блатом. Аль-Хаадат был одет в дорогой летний кос­тюм, измявшийся в дороге. Он держал небольшой саквояж с цифровыми замками, других вещей у него не было.

Спецы автоматически зафиксировали все эти де­тали, по которым не составляло труда определить,

кто такой Аль-Хаадат и за каким чертом его принес­ло к генералу Агильере.

— Следуйте нашим инструкциям, господин Аль-Хаадат, и ничего плохого с вами не случится, — на беглом английском сказал Шуракен.

— Когда мы будем двигаться через город, мо­жете или молиться, или лечь на пол, — продолжил Ставр, открывая дверь пассажирского отсека «той­оты».

— Я сделаю и то и другое.

Пригнувшись, Аль-Хаадат влез в «тойоту». Окон в пассажирском отсеке не было. Свет проникал че­рез тонированные стекла водительской кабины и от­крытый люк в крыше.

— Одну минуту, ребята, — по-русски сказал Советник. — Принимай во внимание, что ваш ос­новной инстинкт — стрельба навскидку, я запоми­наю, что вы не имеете права открывать огонь на поражение до тех пор, пока не убедитесь, что вас действительно атакуют. Мы не воюем в этой стра­не. Я здесь — старший военный советник, вы — во­енспецы, и не более.

— Да мы вообще тут туристы по безвалютному обмену, — заметил Шуракен.

Ставр смотрел сквозь Советника и молчал. Обычно у него не было никаких проблем с выраже­нием собственного мнения, и в данном случае его молчание означало, что он разговаривать не хочет.

— Я обязан напомнить, что ваши подписи стоят под директивой о действиях в городе в условиях ог­раниченных правил открытия огня. Но вы, конечно, имеете право самостоятельно принять решение: стрелять или не стрелять.

— Это точно, — сказал Шуракен. — Советовать­ся там будет не с кем.

— Только помните, что вам придется отчитаться за каждый выстрел.

На плац перед офисом выкатил расхлябанный армейский «форд» с оравой национальных гвардей­цев в мятой и грязной форме, обвешанных оружием и с золотыми кокардами на темно-зеленых беретах.

— Е-мое! Это еще что такое? — опешил Шура­кен, когда «форд» встал вплотную за задним бампе­ром «тойоты».

— Ваше прикрытие.

За линзами темных очков в глазах Ставра сверк­нула молния бешенства. Но он молча обошел «той­оту» и залез в кабину.

— На черта нам такое прикрытие? — по-рус­ски, чтобы не понял «клиент» в пассажирском от­секе, сказал он, когда Шуракен уселся за руль. — Одни мы еще, может быть, проскочили бы влег-кую. Засвидетельствовали бы нам почтение десят­ком выстрелов — и все дела. А с золотыми бляха­ми на хвосте мы огребем по полной программе. Все бандиты будут палить в нас из всего, что стре­ляет.

Шуракен вдавил клавишу миниатюрного мони­тора на приборной панели. На экране появилось изображение газующего за ними «форда» и закры­вающихся внушительных ворот резиденции.

4

Через час у Советника была назначена встреча с президентом Сантильяны. Он принял душ и пере­менил сорочку. В здешнем климате даже при конди­ционерах одной белой сорочки на весь день не хва­тало.

Роскошный белый дворец президента окружали небольшие виллы, коттеджи жилого городка и ка­зармы. Все утопало в вечно цветущей тропической зелени, только плац, где довольно часто проводились пышные парады и показательные выступления на­циональной гвардии, целиком был во власти убий­ственного солнца.

Секретарь открыл перед Советником дверь ка­бинета президента. Давид Агильера был высокий, ху­дощавый, пахнущий духами негр в костюме от «Хью­го Босс». Он происходил из высшего клана местно­го племени воинов и охотников. За двести лет британского владычества вожди клана совершенно цивилизовались, их потомки стали получать в Евро­пе военное и юридическое образование. Из поколе­ния в поколение они занимали высокие посты в ко­лониальном правительстве. Обретя независимость, Сантильяна превратилась в очередную незаживаю­щую язву на многострадальной шкуре Африки. При­дя к власти, Агильера попытался дать стране новую конституцию и вернуть к жизни алмазные месторож­дения, которые повстанцы и бандиты привели в пол­ную негодность, разграбив их и уничтожив обору­дование. Но он никак не мог решить, строить ли ему национальную армию для борьбы с повстанцами или сконцентрировать усилия на создании президентс­кой охраны, чтобы защитить себя от личных врагов и скрытой внутренней оппозиции. Из всей дикой, плохо обученной армии президент мог рассчитывать только на тысячу национальных гвардейцев, состо­ящих под командованием его брата Джошуа Агильеры. Командиры остальных частей давно преврати­лись в удельных князей, преданность их была весь­ма сомнительна. Агильера держался у власти только потому, что главари повстанческих отрядов посто­янно грызлись между собой и были абсолютно не способны договориться о совместных действиях. Но в конце концов появился сильный лидер, страшный человек из тех, кто становится героями, — Фодей Мабуто, за свою исключительную, даже для Афри­ки, жестокость получивший прозвище Мясник. Ему удалось организовать Объединенный революцион­ный фронт, который пока не имел реальной силы, но уже существовал. Если бы Мабуто удалось скон­центрировать силы хоть на один удар, армия Агильеры не выдержала бы.

— Обстоятельства требуют от нас решительных действий, — сказал президент Агильера Советни­ку. — С Мабуто необходимо покончить немедленно.

— У Мабуто хорошая охрана, и он умеет путать следы. Но у нас есть агентура среди местного насе­ления. Как только мы установим, где он сейчас на­ходится, мои люди с ним покончат.