— Открытие Сашка интересно, — высказал профессор свое заключение после первого осмотра брошенных приисков, — но это не то, что нам нужно. Налицо следы, оставленные одной из многочисленных партий, проводивших поиск задолго до нас. Возможно, что это работа Голикова и Шмидта… Если это так, то район наших действий суживается, и мы почти у цели. В этом случае я еще раз буду настаивать на изменении метода поисков. Григорий Петрович, какие будут ваши предложения? — спросил профессор.

— Вы правы, профессор, нам нужно точно установить принадлежность разработок. В первую очередь исследуем все, что нас окружает, а дальнейшее решим в зависимости от результатов.

В тот же день табор перенесли на место прииска и всей экспедицией принялись за изучение окрестности. Работали дотемна. Через несколько суток Максим Харитонович с грустью отмечал, что с каждым днем поиски сокращаются на три-четыре минуты: дни становились короче.

Григорий Петрович с Сашко брали пробы грунта по ручью и в его песчаных берегах, копали приисковые ямы, промывали бесчисленные груды песка. Семен и Игорь осматривали ближние таежки, взбирались на крутые гольцы, искали новые приметы посещения этих мест людьми. Максим Харитонович поочередно присоединялся то к той, то к другой группе. Вечерами, собираясь за ужином у костра, ели молча, сосредоточенно, вглядываясь в темный таежный океан, в головни, шипящие от воды, льющейся на них через край котелка, избегая встречаться взглядами друг с другом. Угнетала не усталость, а неудачи.

Чаще других задумывался профессор. Если нынешняя экспедиция не принесет желанных результатов, не обнаружит хотя бы каких-нибудь намеков на существование «дремовского клада», вряд ли ему удастся еще раз доказать целесообразность поисков на следующее лето. Такого удара по самолюбию ему не перенести — придется подать в отставку, забыть о таежных привалах у ночных костров, которые еще сохраняют задор молодости в начинающем дряхлеть теле, и, стало быть, придет пора, когда, погрузившись в кабинетную тишь, он будет днями корпеть над никому не нужными мемуарами и геологическими статьями.

Григорий Петрович после встречи с медведем у ручья работал хотя и старательно, однако без инициативы, во всем соглашался с профессором. Чувствовалось, что он ждал окончания экспедиции, как избавления от неприятной, силой навязанной ему работы. Именно теперь он убедился, что время берет свое и куда спокойнее сидеть в геологическом управлении в кабинете, не подвергать опасности свою жизнь.

Такое с людьми случается нередко. Особенно когда человека на каждом шагу поначалу подстерегает удача, чуть ли не насильно передает ему в первые руки щедрые дары. Так было с Головиным. Окончив геологический институт с отличием, Гриша Головин не польстился заманчивым предложением остаться в аспирантуре института, а со свойственным ему молодецким задором запросился в геологическую партию, согласившись поначалу из-за отсутствия вакансий на должность младшего коллектора.

К осени партия, успешно выполнив задание, вернулась в управление. Начальник партии сдал образцы пород и письменный отчет с картами и схемами, толково составленный младшим коллектором. Специалисты партии получили солидные премиальные, а Головин — благодарность в приказе.

Последующие годы Головин не поступал так опрометчиво, он уже знал себе цену как специалисту, за несколько лет вырос до начальника партии. Особенно успешно прошли его изыскания в Якутии, подтвердившие версию о сибирской алмазной платформе.

В геологическое управление Головин перешел, задавшись целью получить кандидатскую степень. Работа над диссертацией приближалась к концу, геолог неопровержимо доказывал, что алмазы на окраинах Сибири, в районах вечной мерзлоты, есть. Он рассчитал направление поисков алмазов, районы залегания, ориентировочные запасы. Казалось бы, как это часто бывает в научных диссертациях, посвященных геологическим находкам, исследования Головина настолько точно предсказывали место алмазных россыпей, что можно идти туда, брать лопату и грести драгоценные камни.

Пока Головин писал диссертацию, его соратники — геологи не дремали, а шли к алмазам.

Незадолго до защиты Григорий Петрович, собираясь в институт на консультацию, в утренних последних известиях по радио услышал сообщение, которое с великой радостью восприняли все радиослушатели страны, кроме него самого: в Якутии, в районе Нюрбы, задымила алмазная «трубка мира». И хотя в этом была немалая заслуга и поисковых партий, руководимых некогда им, Головиным, диссертация его терпела крах. И не потому, что гипотезы, высказанные в ней, были ошибочными, а потому, что, подтвердившись, они стали уже не открытием, а историей. Кому нужна диссертация, потерявшая новизну, практическую ценность, изжившая себя на корню! Головин на время покончил с научной работой, вернулся в геологическое управление, с алмазов переключился на золото.

Изучая геологическую карту Восточной Сибири, Головин искал закономерность расположения очагов месторождений золота и уже подумывал попросить для себя тему научной диссертации, касающейся этой, на его взгляд, актуальной проблемы. Крупнейший специалист Сибири по золоту профессор Котов, к которому обратился геолог Головин за поддержкой утверждения выбранной им темы на ученом совете, хитровато сощурив глаза, спросил:

— А вы о «дремовском кладе» что-нибудь слышали?

Головин, зная фанатическую увлеченность профессора легендами и старыми преданиями, знакомый с его публицистическими выступлениями в печати о сокровищах и кладах, скрытых в земных недрах, в том числе и о «дремовском кладе», ответил утвердительно.

— Как вам известно, на геологической карте место клада Дремова не обозначено, — сокрушенно сказал профессор. — А что может об этом сказать ваша будущая диссертация?

— Видите, Максим Харитонович, — в унисон профессору повел разговор Головин, не забывая при этом и о своих выгодах, — я думаю, что, выведя графическую закономерность залегания коренного золота, можно выйти и на «дремовский клад», и на другие доселе неизвестные клады.

— То есть вы хотите сказать, что можно обойтись без поиска, а прямо на карте, путем домысла и расчетов, указать точку и скомандовать: «Копай здесь».

Профессор недоверчиво посмотрел на Головина.

— Не совсем так, Максим Харитонович, — чувствуя, что он вызвал недоверие профессора, возразил Головин. — Все это значительно сложнее. И дело не в домысле, а в научной разработке идеи, с привлечениями многочисленных компонентов, продиктованных наукой и подтвержденных практикой.

— Вы мне совсем запылили мозги, — рассердился профессор. — Я возглавляю небольшую экспедицию по розыску «дремовского клада». Не согласитесь ли вы сопровождать меня в ней в качестве опытного помощника? Думаю, это не повредит, как вы говорите, научной разработке идеи.

После уточнения некоторых условий и обстоятельств Головин дал согласие.

Теперь он сожалел об этом, как человек, обманно втянутый в опасную авантюру и узнавший об этом тогда, когда уже ничего нельзя поправить и к отступлению дорога закрыта. Он охладел к своим идеям, и хотя действия его нельзя было отнести к саботажу, но и активными их тоже назвать было невозможно.

Исправно выполнял свои обязанности проводник Семен Сумкин. Ему шел приличный заработок; такого он не имел, промышляя охотой. А Сашко и Игорь на все события смотрели удивленными глазами, каждый день приносил им новое, тайга не скупилась, открывая перед молодыми практикантами новизну.

— Интересно, кто же тут побывал до нас? — продолжал спрашивать сам себя профессор.

Коротким свистом Игорь подозвал Семена к себе. На свист его откликнулись веселым чириканьем чечетки, передавая с куста на куст по всей тайге звуковую эстафету пробуждающегося дня. Солнце еще было заметно только на буреломных просеках и полянах, а в чащобу его косые лучи не проникали, запутавшись в сплошной листве, в переплетении хвои. Не торопясь, вразвалочку Семен вышел на опушку леса и встал между двумя стволами сосен, словно в открытых воротах, устроенных природой для выхода на поляну.