В нескольких шагах стоял Игорь, торжествующий, с непокрытой черной головой, и кричал:

— Смотри, Семен, избушка!

— Верно, паря, зимовье, — с невозмутимым спокойствием откликнулся Семен.

Разделить восторг Игоря ему не позволила прирожденная выдержка таежника: никогда ничему не удивляться.

— Дремовская избушка, — уверенно заявил Игорь.

— Больно ты, паря, прыток, — возразил Семен.

Не слушая его, Игорь со всех ног бросился к своей находке. Зимовье! С-тарое полуразрушенное зимовье с пустыми глазницами окон и двери. Крыша провалилась, стены сгнили — вот что увидел он, оглядев жилье.

Не обрадовал Игоря и внутренний осмотр помещения — на грубо сколоченном расшатанном топчане истлевшее тряпье. В безмолвном жерле каменки последний огонь угас несколько десятилетий тому назад, а ветер за эти годы начисто вылизал сажу и золу с пода и дымоходов, расшвырял по земляному полу бугры глины, высыпавшейся через щели в потолке.

— Да-а-а, — разочарованно протянул Игорь. — Пожалуй, здесь и правда делать нечего. Пошли, Семен.

— Вали, коли торопко, — услышал он равнодушный ответ. — А мне дело приспичило.

Игорь вышел из зимовья. Восторженное настроение сменилось унынием.

— Глянь-ка сюда, паря, — услышал он голос Семена. — Эвон чо я надыбал.

Глаза Игоря на минуту оживились. На дне картуза, который Семен обеими руками держал за козырек и околыш, Игорь увидел почерневшую стреляную гильзу, жестяную банку из-под консервов, черенок сломанного ножа, солдатскую пуговицу, коробку из-под табака.

— Пошли дальше, Семен. Нечего здесь терять время.

— Погодь малость. Срисуй-ка мне вот это еще.

Знаки, вырезанные острым ножом на стене, первоначально показались Игорю китайскими иероглифами.

Скопировав в блокнот линии точно так, как они были изображены автором, Игорь понял, что время, неумолимый корректор, стерло некоторые соединения черточек, трещины на бревне разделили детали рисунка.

«Да ведь это чьи-то инициалы!» — сообразил Игорь. Он быстро перерисовал изображение на другой листок и стал комбинировать различные соединения линий, чтобы получилось начертание букв. Две нарисовались довольно быстро.

— Те, Ге, — прочел из-за спины Игоря Семен, — Ловко работаешь, паря.

— Это чьи-то инициалы, начальные буквы имени и фамилии, — пояснил расшифровку Игорь. — А вот дальше что-то не по-русски выходит.

— Нерусских здесь не бывало, — уверенно заявил Семен. — Дале, однако, карта, как найти клад.

Неожиданная версия Семена поразила Игоря своей простотой и правдоподобностью. Воображение рисовало картину: старый набожный таежник, удачливый золотоискатель умирает в одиночестве в заброшенном зимовье. Еще немного — и тайну золотоносного месторождения он унесет с собой в могилу. «Только тебе, господи, доверю», — шепчут его чернеющие губы. Ага, вот и разгадка «Т. Г.». Это — «тебе, господи», а дальше стрелки и полукружье, указывающее путь к золоту.

— Ура, ура! — воскликнул Игорь, вызывая недоумение Семена, решившего, что студент свихнулся с ума.

— Айда, Семен, на табор, к профессору. Да запомни дорогу к зимовью.

Семен, пересыпав свои находки из картуза в охотничью сумку, бодро зашагал вперед. Следом за ним нетерпеливо семенил его спутник.

Вечером в областной центр была послана радиограмма.

Ответ на радиограмму профессора Котова пришел на второй день:

Приближалась осень.

В природе чувствовалась скованность, сонливость перед осенней вспышкой, когда березы и осины в последний раз взметнут яркое пламя листвы, разнесут огненное зарево по всему лесу, забрасывая его багрянец на высокие кроны сосен, на пологие плечи елей, к подножию порыжевших лиственниц. Долго еще будет бесноваться холодное лесное пламя, обретая силу при малейшем дуновении ветра, и только дожди, вездесущие дожди постепенно собьют с хвойных деревьев прилипшие к ним языки пламени, зальют ползущий по траве и кустарнику огонь, втопчут его в вязкие мхи, забросают корой, хвоей, сучьями…

Двое идут по лесу, не придерживаясь тропы. Сухой репейник цепляется за одежду, цветочная пыльца оставляет на ней желтые полосы.

На невысокий пригорок девушка взбегает первой, останавливается на нем и, сдернув с шеи косынку, машет ею, привлекая своего спутника.

— Сюда, Дима! — кричит она.

Как трудно привыкать к своему новому имени.

— Сейчас, Танюша, — наконец откликается Дмитрий. Не торопясь подняться на пригорок, он стоит спиной к его подножию и не сводит глаз с лесного окоема, вглядываясь в непроницаемую, плотно сдвинутую стену леса.

— Отсюда шли семеновцы, — восстанавливает он в памяти рассказ Губанова. — А там, на пригорке…

И вот он на вершине склона рядом с Таней, милой сестренкой, проводницей к забытому партизанскому окопу.

Перед ними яма, густо поросшая травой, которая ничем не напоминает военный окоп. Будто вывернуло здесь ветровалом сосну вековую вместе с корнями, обнажилась земля, да ненадолго. В первую же весну принес сюда ветер семена разнотравья, и зацвела розовым первоцветом плодородная земля.

А вот и сарана.

Словно капли крови среди сплошных зарослей голубого востреца, горит алая сарана, как в той старой легенде, по которой растет сарана только там, где люди пролили кровь свою в борьбе с несправедливостью.

Твоя кровь и кровь друзей твоих, Дмитрий Дремов, на вьющихся локонах сараны. Десятки лет питает ваша кровь, словно живая вода, корни и стебли цветка. И никто не смеет сорвать или сломать его, как не смеют забыть подвиг героев.

Саперной лопаткой Дмитрий осторожно снимает растительный покров со дна окопа, не задевая цветка. Стреляные гильзы, медная пряжка, дужка солдатского котелка — вот все, что земля подарила молодому искателю. Металлические предметы нагрелись на солнце. Дмитрий чувствует их теплоту. Кажется, что они через десятилетия пронесли и сохранили тепло человеческих рук, горячие прикосновения своих владельцев. А среди них был и дед Дмитрий.

Глубже копай, Дмитрий Дремов! Как ни тяжело было твоему деду, партизану Дремову, прятать свое сокровище, нельзя было не скрыть его от случайных людей. Знал он, что рано или поздно вырастет молодое поколение, вспомнят о героях гражданской войны, каждую пядь земли, политую кровью отцов, как святыню поднимут и перенесут в музейные залы. Вот тогда и откроется им тайна золотого водопада, скрытая в земле.

— Дима, ой, что это? — спрашивает Таня, увидев блеск стеклянного горлышка бутылки.

Дмитрий разбрасывает рыхлую землю, и вот драгоценная находка перед двумя парами любопытных глаз. Бутылка, и в ней что-то запрятано.

Профессор думал сосредоточенно и долго, переводя взгляд с копии изображения, сделанного Игорем в старом зимовье, на тетрадочный листок с радиограммой, сообщающей имена Голикова и Шмидта, перебирая в руках таежные находки Семена Сумкина. Сомнений не оставалось — загадочные буквы расшифровывались просто: «Т. Г.» — это Тихон Голиков, а черточки и полукружья при соединении их между собой давали немецкие буквы FSCH, что соответствует инициалам Фридриха Шмидта. В зимовье жили служащие купца Лопухова и в память о пребывании в тайге вырезали на стене свои инициалы.

Бесплодный прииск у ручья также, по всей вероятности, открыли они, только значительно позже, когда вторично пришли в тайгу в сопровождении красноармейцев Грекова и Задорожного и проводников братьев Дремовых. Солдатская пуговица могла принадлежать одному из красноармейцев, клеймо на гильзе подтверждало, что оно сделано в первые годы Советской власти, а вот коробка из-под табака была явно дореволюционного происхождения.