Утром Дмитрий не вышел из-за сопки. Игорь вынужден был все-таки поискать его. Он боялся, что прилетевший профессор обвинит его в непорядочности: отпустил товарища одного и не пошел его искать. Обойдя отвесную скалу, Игорь увидел ручей и рядом с ним вросшее в землю охотничье убежище. Это же зимовье! Может быть, Дмитрий остался там и заночевал? Но в обвалившейся избушке никого не было. Игорь решил вернуться к костру, падать вертолет, не отлучаясь далеко от стоянки.

Вертолет с профессором прибыл вскоре после полудня. Игорь сидел у слабого костра растерянный. Труднее всего было объяснить профессору, что за одну ночь он потерял где-то товарища.

— Что ж, — с тяжелым вздохом промолвил профессор. — Поиски золота временно прекращаем, будем искать человека. Прямо-таки одно событие за другим…

С вертолета сошли Люба и Семен. Они не могли поверить, что за одну ночь Дима потерялся.

Природа не только создает, но и беспощадно разрушает свои творения. Еще вчера здесь были отвесные скалы, до глянца отполированные временем и ветрами. Сегодня перед нами хаотическое нагромождение каменных обломков, на сотни метров искалеченный лес, ручьи, запруженные осыпями и завалами.

Рука Максима Харитоновича описала широкий полукруг и застыла с вытянутым указательным пальнем.

— Там зимовье Дремова, — профессор опустил руку. — Здесь мы вчера оставили его правнука. Ведите нас, Игорь. Мы не можем медлить ни минуты. Покажите, куда ушел Дмитрий.

Игорь вышел вперед. На каменистом подножии скалы редкая растительность, никаких следов. В низких ложбинках тонкая березовая поросль, прутики осинника и те побиты камнепадом. Люба торопливо шагает рядом с Игорем. Она молчит: прежняя непринужденность и веселость отступили перед надвинувшейся бедой. «Милый неуклюжий энтузиаст, дорогой мой человек, только бы найти тебя живым». Мысли наплывают одна на другую. Собственно, других мыслей и нет, в сознании только одна-единственная тревога: где ты, отзовись?

— Ди-ма! — крикнула она, и только эхо отозвалось на ее зов.

Игорь неуверенно оглядывается кругом: никаких примет. Me мог же Дмитрий уйти слишком далеко, а если он погиб от какого-либо зверя, то останутся следы… Вот ручей, поваленная осина, разбитая каменной глыбой.

— Вот здесь он перепрыгнул ручей и скрылся в ольшанике, — сказал Игорь.

— Ну, в олбшанике-то он от нас никуда не денется, — ободрился Семен и первым бросился туда, куда указывал Игорь. Теперь Люба не отставала ни на шаг уже от Семена.

Опытному таежнику найти человека там, где давно не ступала человеческая нога, не очень-то уж и трудно. Они шли, и Семен увидел на травянистом грунте, засыпанном камнями, на тонких стволах и ветвях ольхи следы.

— Был обвал, — сказал Семен, — может быть, его зашибло камнем?

Семен шел первым, а Игорь замыкал шествие, придерживаясь шага профессора.

— Парень пер напролом, что твой сохатый, — отметил Семен, разглядывая следы. — Тут он был здоров и невредим.

— Только где он? — забегая вперед, воскликнула Люба.

Семен уже и сам видел пестрый лоскут, словно вымпел развевающийся на ветке ольхи. И странное дело, густой ольшаник в этом месте словно подрезало одним широким взмахом гигантской косы. Последним подземным толчком взбугрило каменистую площадку, будто при извержении вулкана взмыла в высоту многотонная масса земли и камня, рассыпалась на сотни метров и обрушилась на землю тяжелым градом.

— Обвал тут, верно, не поздоровилось, бедняге, — печально сказал Семен. — Порвал рубаху, перевязал раны и пошел дальше… Значит, был жив…

Все четверо двинулись дальше.

И снова Люба первой заметила какие-то знаки:

— Семен, смотрите! Ужас!

Все отклонились на несколько шагов в сторону от следа. Рядом с истлевшей колодой лежал череп и кости. Трава проросла через впалые глазницы, проглядывает сквозь обнаженные ребра, прикрывает густой зеленью очертания скелета.

— Это старые кости, — сказал Семен.

Сколько раз зеленела трава, сколько раз выпадал и снова таял снег, сколько раз дожди поливали кости Покойного, свершая над ним человеческий обряд обмывания? Кто что — случайная жертва властной и беспощадной тайги? Охотник-соболятник, соблазнившийся легкой добычей дорогого зверька там, где до него никто не промышлял, и потерявший обратную дорогу? Или неудачник золотоискатель, не рассчитавший своих сил и сложивший голову в бесплодных поисках «дремовского клада»? Или беглый каторжник, которому неведомая тайга стала злей мачехи?

Бессильным оказался он бороться с суровым норовим тайги. Согнула, смяла она его своими цепкими лапами, придавила к сырой земле, чтобы больше не отпускать.

Слабых тайга не терпит.

Геологи быстро собрали останки неизвестного в одну кучу, придавили каменным плитняком, молча постояли около могильного холмика и опять пошли дальше. Мертвым помощь не нужна, она нужна живому.

— Тяжело ему. — Семен читает Любе следы. — Смотрите, он шел, уже не разбирая дороги, видать, не в памяти, заблудился или сильно ранен. Крови потерял много… Здесь ягоду брал, да все на четвереньках ползал, стало быть, голова раненая, наклоняться трудно… Отдыхал… Что это? Дальше полз. Сбился с пути. Вот он здесь лежал. Всю ночь лежал… Он где-то близко!

И в ответ на отрывистый зов ее невдалеке раздается тоже крик. Все четверо настороженно остановились, ожидая, какую еще злую шутку сыграет с ними тайга.

…Ни кедровка, ни бурундук, ни хариус не помогли Дмитрию Дремову избавиться от беды, не привели ему на помощь людей. Хоть и мягкие подушка с периной — зыбкие пружинистые мхи, да недолго улежишь на них, когда солнце греет и без того горячую голову, а мошкара разъедает обнаженные свежие раны. Тяжело поднялся Дмитрий на ноги, освежился ледяной водой из таежного ручья, плеснул воду на голову, на грудь, а когда успокоилась вода в прибрежном заплеске, долго смотрел на свое отражение в глубине ручья, не узнавая обезображенного лица с рассеченными бровью и подбородком, синими подтеками под глазами, лохматыми волосами и. густой щетиной на щеках. И все это на фоне прозрачного неба и береговой растительности, перевернутых вверх ногами, отраженных в водяном зеркале.

«Сейчас я, наверное, здорово похож на своего прадеда в худшие времена его скитаний, — подумал Дмитрий. — Да и положение у меня сходное с ним: один в тайге… И в какой стороне Игорь, не знаю. У прадеда были и ружье, и таежная сноровка, а я вечный горожанин, да еще с пустыми руками. Проверим-ка, что осталось в карманах. Ровным счетом ни шиша. Даже сухой корочки мет. Постой, а это что?.. Да! Схема «дремовского клада»! Ома совсем ни к чему. Какой тут клад в глуши? И с чего это я взял, что я одинок? Это прадед был одинок, а у меня друзья: профессор, Люба… Они скоро прилетят и станут меня искать. Как болит нога! Если бы не нога, то я бы сам отыскал дорогу. По ручью к подножию скалы, а потом вдоль нее вправо до места катастрофы, там остался Игорь. Что же с ним? Он, наверное, ищет меня. И как это меня нелегкая толкнула прямо под каменный ливень? Прадеду в сто раз было труднее, и то выдюжил. Крепись, Димка, если ты дре-мовского роду, крепись и не уходи далеко, а то не найдут…»

Каждый шаг давался Дмитрию с огромным трудом. Кажется, пройдено много верст, а оглянешься — видишь, что за спиной остались лишь сотни метров.

До сумасшествия болит нога, и пить хочется смертельно. Дмитрий снова увидел свое отражение в воде. Та же варнацкая морда, лихорадочный блеск в глазах. Да нет же, это не блеск в глазах, это на дне ручья живыми искорками сверкают маленькие камушки, едва заметные песчинки. Дмитрий протянул руку к загадочному камушку. От резкого движения с берега осыпалась земля, вода помутнела, видение исчезло.

«Что за фокусы? — удивился Дмитрий. — Сроду не видел такого. Может быть, это золотые самородки? Наверное, они. Собственно, ради чего вы, аспирант Голубев, ныне кладоискатель Дремов, оставили академическую тишь ученых кабинетов и очертя голову бросились в поиски? Вам не дает покоя зов предков! Но ведь зов предков — инстинктивное влечение, свойственное животным, а не разумному существу, каким являетесь вы. В общем, кончай, Дремов, разводить философскую антимонию, вода отстоялась, и золотые зрачки со дна ручья смотрят на тебя с укоризной, как только смотрят на законченных дураков».