— Ты лучше меня, — сказала она ему. — Я слишком любопытна.
Уайетт повернулся ко мне, очевидно, такой же назойливый, как и Молли.
— Не хочешь поделиться?
— Я чувствую себя странно, говоря это, но думаю, что сегодня вечером он доволен.
Я перечитала записку ещё раз, ожидая, что найду там душераздирающий подтекст, но так и не нашла его. Это не самая приятная вещь, которую я когда-либо читала, но в ней не было стандартной вспышки Киллиана, достаточной, чтобы отправить меня на терапию. Он даже предложил мне свою помощь.
Уайетт фыркнул.
— Ему нравится всё, что ты делаешь.
Я оторвала взгляд от записки и посмотрела на Уайетта с сомнением в его здравомыслии.
— Само собой, он любит всё, что я делаю. Вот почему он всегда оскорбляет меня. Я уверена, что именно так его крошечное холодное сердечко проявляет свою привязанность.
— Вера, серьёзно. В прошлом месяце он уволил мойщика посуды, потому что тот переключил кухонную радиостанцию на кантри во время уборки. Он не терпит всякой ерунды.
— Он не уволил человека за то, что тому нравится кантри-музыка.
Губы Уайетта дрогнули.
— Ладно, правда. Он постоянно опаздывал и трижды не появлялся. Возможно, он сам напросился на это. Но история с кантри-станцией стала последней каплей.
Я долго обдумывала свою месть, прежде чем решилась на что-то столь же неприятное, как и Киллиан. Перевернув бумагу, я нацарапала ответ. Было бы лучше, если бы я могла написать это в вырезках из журналов, но времени не было!
"Соль хочет, чтобы я сказала, что меня не держат против моей воли".
"Хочу сказать, что люблю, когда меня держат против моей воли".
"В смысле, я люблю соль".
"Думаю — это стокгольмский синдром".
"Пришли помощь".
Я передала записку обратно Уайетту и закрыла ручку колпачком, прежде чем засунуть её куда-нибудь в опасную пучину своих волос.
Он посмотрел на записку, потом на меня.
— И это всё?
— Это всё.
— Никакого дьявольского подарка? Никакой маниакальной угрозы? Никакой поездки в магазин кормов?
— Уходи, Уайетт.
Он прикоснулся уголком сложенной записки к виску и побрёл обратно через улицу к своей стороне баррикад.
Мы молча смотрели, как Уайетт исчезает за боковой дверью "Лилу". Как только дверь за ним захлопнулась, Молли спросила:
— Серьёзно, что было в этой записке?
Я повернулась и стала размешивать чили.
— Он назвал меня неоригинальной и пошутил насчёт соли.
— Ха.
— Читаешь мои мысли.
— Так ты думаешь, он зайдёт позже? — тихо спросила она, поскольку несколько посетителей подошли к доске меню.
— Да.
Она решительно встала со стула.
— Уверена?
— Он и раньше заходил, — напомнила я ей.
— Сегодня ты говоришь очень уверенно. Ты пригласила его к себе?
— Не говори глупостей.
Она не отступала.
— Тогда откуда ты знаешь?
Я пожала плечами. Потому что он предложил помощь, а я в шутку попросила его об этом. Но я ей этого не сказала. По какой-то причине, это было похоже на личную шутку между мной и Киллианом, и я не хотела делиться этим с кем-либо ещё.
— Инстинкт.
Она отступила, но ничего не могла с собой поделать.
— Он так влюблён в тебя, Вера.
Я начала смеяться, потому что, честно говоря, это было забавно.
— Он любит еду. И думаю, ему действительно наскучила его жизнь.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что он живёт в "Лилу". Серьёзно, он работает каждый божий день. Его жизнь состоит из этого квадратного здания и моста троллей, под которым он спит. Мне вроде как жаль его.
Молли снова замолчала, вероятно, пытаясь понять, как устроена жизнь Киллиана. Она могла бы вступить в клуб. С того дня как я открыла свой фудтрак, он отсутствовал во время ужина всего несколько раз.
Он начинал своё утро в "Лилу" с ранних поставок, на которых он всегда присутствовал. Вероятно, чтобы убедиться, что доставляемая еда соответствует его стандартам. Иногда он исчезал в середине дня, а иногда работал прямо во время обеда. Но даже если он делал перерыв, он почти всегда возвращался вовремя, чтобы подготовиться к ночи.
Не то чтобы я следила за ним или что-то в этом роде.
Кроме того, это была цена, которую ты платишь за управление кухней вроде "Лилу". Такова была наша жизнь. Мы все были трудоголиками. Даже повара, которые не работали каждый вечер, такие как я, всегда думали о кухне. Это не заканчивалось. Мы никогда не отпускали это.
Как я и предсказывала, он появился через час после полуночи. Он подошёл прямо к окну и поздоровался с Молли. Я притворилась, что не замечаю его. Мне нужно было размешать чили. И ещё кое-что.
Очевидно, он не мог вынести, что ему не уделяют внимания.
— Я и не подозревал, что ты черпаешь свои лучшие идеи в буфетах.
Не вступай в бой. Не вступай в бой. Не вступай в бой.
Я резко развернулась, полностью поглощённая происходящим.
— Чили-доги стали настоящим хитом, так что...
У меня не было силы воли. Из меня получился бы ужасный ниндзя.
— Значит, теперь ты обслуживаешь массы? Как революционно.
Наклонившись вперёд, не в силах сдержать язвительную суку, которую он вызвал во мне, я сказала:
— Эй, массы платят по счетам. Я оставляю продовольственную революцию тебе. Если бы только ты смог бороться с изменением климата, забирая у всех поваренную соль.
Его губы дрогнули, и я могла бы поклясться, что он хотел улыбнуться. Но он этого не сделал.
— Сегодня еда была не слишком солёной. Я впечатлен, Делайн.
— Она никогда не бывает слишком солёной, — ответила я. — У тебя слишком чувствительное нёбо.
Он уставился на меня, его зелёные глаза блестели от чего-то, что он хотел сказать, но по какой-то причине он сдержался. Что было нечестно. Я хотела знать, что это было. И я хотела знать, почему он сдерживается. И я хотела знать ещё сотню вещей, которые не должна была хотеть знать.
Прошла ещё минута, прежде чем я поняла, что мы просто стоим и смотрим друг на друга, охваченные каким-то странным заклинанием ненависти. Люди начали подходить и выстраиваться в очередь за ним, и мы одновременно освободились от чар.
— Ты пришёл сюда за ещё одним моим не слишком вкусным чили-догом? Или за чем-то ещё?
Его голос понизился, посылая покалывание через мой живот. Одинокая бабочка запорхала внутри меня, хлопая непрошеными крыльями и посылая непрошеные мурашки по моему затёкшему позвоночнику. Он откинул волосы с лица, пробежавшись по ним рукой.
— Я просто зашёл узнать, не нужна ли тебе помощь. Это всё.
У меня перехватило дыхание. Он был таким милым в этот момент. Нежным. Сдержанным. Открытым.
Страх свернулся внутри меня, подпитываемый его жестом доброты и тем, как его волосы ниспадали взъерошенными волнами. Мне захотелось провести по ним пальцами, как это делал он. И это привело меня в ужас.
У меня не было на него времени. И это нежелательное влечение. Я отреклась от мужчин. Всех мужчин. В том числе, нет, подождите, особенно от высокомерных, упрямых, напористых поваров, таких как Киллиан Куинн.
— Я в порядке, — я откашлялась и обвела рукой "Гурманку". — Всё хорошо.
Он сделал шаг назад, отстраняясь физически и эмоционально. Не то чтобы он был эмоционально вовлечён или что-то в этом роде. Но он как будто снова закрылся и ушёл от нашего безобидного разговора.
— Ну, конечно же.
— Увидимся позже, шеф.
Он наклонил голову, словно что-то решая.
— Оставь соль в покое, Делайн.
Я смотрела ему вслед, гадая, как бы мне вернуть нас туда, где я его ненавидела. Сегодня ничего не изменилось. Ничего существенного, переворачивающего жизнь или очевидного. И всё же, что-то изменилось. Потому что я хотела ненавидеть его, но не могла.
Я хотела, чтобы он остался.
Но при этом не хотела.
И я не знала, что с этим делать.
— Он так увлечён тобой! — злорадствовала Молли, когда он ушёл.
Я обхватила себя руками за талию, раздражённая комком в горле.
— Это не так. Серьёзно. Извини, что разбила твои надежды, но я права насчёт этого, Моллс.
Я доказала это два часа спустя, когда Киллиан закрыл "Лилу" и уехал с хорошенькой блондинкой на заднем сиденье своего мотоцикла. Они вместе вышли из кухни, но она была одета в обтягивающие джинсы и туфли на шпильках, явно не из его служащих. Он отдал ей свой шлем, и она обняла его за талию. Они уехали, его мотор ревел через площадь, и он ни разу не посмотрел в мою сторону.
Видите? Я права.