Глава третья. Добро и зло

Я родился в 1558 году в Турине. Наша семья из древнего дворянского рода попала в немилость к новым властям, и мы бежали в свободную Венецию, где на те деньги, что удалось вывезти из Турина, отец занялся торговлей пряностями.

Прошли годы… Мои родители купили большой дом в центре города. Но отец подолгу пропадал в плавании, а однажды и вовсе не вернулся из путешествия на Восток. Говорили, его корабль подвергся нападению пиратов, коих в те времена в Средиземноморье было великое множество!

Итак, в пять лет я потерял отца… Мама, будучи ярой католичкой, воспитывала меня в строгости и рано обучила латыни. Я помню, как изо дня в день слово в слово пересказывал ей тексты Священного Писания. Когда я старался, она хвалила меня, когда я забывал или ленился, сурово наказывала меня… Но за всё это время я не сказал ей ни одного слова в упрёк, будучи от природы скромным и тихим! Я всё терпел, чувствуя её любовь, которая подчас была сопряжена с розгами… Потом увлёкся чтением и вскоре все четыре Евангелия знал наизусть! По воскресеньям мама водила меня в храм, где я покорно выслушивал мессу…

Однажды я увидел человека, сидящего с протянутой рукой на площади возле собора. Мама подала ему несколько дукатов. Моё внимание привлекли его глаза, неподвижные и тускло устремлённые куда-то вдаль. Мама сказала, что этот человек слеп от рождения. Внезапно лицо его исказилось и скривилось в злобной ухмылке. Нечто тёмное, мохнатое и грязное взглянуло на меня… Я шарахнулся от него в сторону, но тотчас видение пропало. На площади сидел еще один слепой нищий, - с добрым простоватым видом. Что-то подвигло меня подойти к нему, и тогда я коснулся руки его и вдохновенно провозгласил:

- Выйди из него, нечистый дух!

Он сотрясся и с пеной на губах рухнул на мостовую… Мама схватила меня за руку и потащила домой, а там примерно наказала розгами. Но неделю спустя мы видели того нищего зрячим! С тех пор она больше не поднимала на меня руки своей…

Однажды мама захворала. Жуткий кашель и рвота измучили её до изнеможения, она осунулась и похудела. Доктор опасался, что это чума… После его ухода я подошёл к матери, взял её за руку и тихо прошептал:

- Мамочка, верь в Господа, и ты поправишься!

Тогда она слабо улыбнулась мне, и вскоре – о, чудо! - пришло исцеление. Доктор был немало удивлён. На сей раз обошлось…

В школе, помимо схоластики, я изучал древнегреческий и произведения античных авторов. Вергилий, Овидий и Гораций открыли новую страницу в моей жизни! Вскоре я приобщился к литературе Нового времени, упивался чтением стихов Данте и Петрарки, часами просиживая в библиотеке Сан-Марко. Поэты эпохи Возрождения воспевали любовь и красоту земной женщины…

***

Мне было тринадцать лет, когда снова проявился мой необыкновенный дар исцеления. Надо сказать, в тот год Венеция воевала с турками…

В городе жила уважаемая семья по фамилии Маркато. Мужа звали Антонио, его жену – Мария, у них было двое детей: сын – по имени Пьетро и десятилетняя дочь Паола. И вот Пьетро отправился добровольцем на флот, в бою показал себя бесстрашным воином и был легко ранен в ногу. По возвращении в Венецию его чествовали во дворце дожа как героя. Но вскоре рана, полученная на войне, воспалилась, и началось нагноение. Все доктора в один голос твердили об ампутации…

Мама хорошо знала эту семью, а потому, проведав об их горе, и привела меня в дом Маркато. Тогда я впервые увидел сеньору Марию. В тот день предо мной явилась не любезная светская женщина, а убитая горем мать, которая была не в силах сдержать своих рыданий при посторонних. Мне искренне стало жаль её.

- Сеньора, - сказал я, - верьте, и всё будет хорошо!

Она окинула меня удивлённым взором. А мама рассказала, как я когда-то вылечил её. И тогда сеньора Мария взяла меня за руку и провела в комнату к своему сыну Пьетро. Тот лежал в страшной лихорадке и бредил во сне… Маленькая девочка сидела в изголовье его кровати и с беспокойством глядела на него. Заметив нас, она почти опрометью выбежала из комнаты.

И тогда я мысленно вознёс молитву Богу и дотронулся до горячей руки Пьетро. Он тотчас успокоился, - вскоре лихорадка спала, а рана на ноге стала заживать. Доктор объявил, что это чудо. Мама просила сеньору Марию никому не рассказывать о том, что случилось…

***

Прошли годы… Деньги, что нам оставил отец, кончились, как и мои посещения школы. Мама обратилась за помощью к знакомым чиновникам, а вскоре во дворце был устроен приём. В тот день она взяла меня с собой. Дож принимал просителей в парадном зале. Мама рассказала о жалком состоянии семьи из славного дворянского рода Торино. Тогда правитель Венеции мягко намекнул ей:

- В нашем городе найдётся немало достойных богатых мужчин, которые могли бы сделать ваше счастье…

Ну, это было уже слишком! Я не выдержал и звонко крикнул:

- Мама любит папу!

И тогда дож обратил внимание на смелого отрока. Но тотчас лицо его перекосилось от испуга, как бы сморщилось и почернело, а в глазах вспыхнули огоньки ярости.

- Какой умный мальчик, - лицемерно сказал он. - Будет вам новое имение! Ступайте.

Нечто тёмное, мохнатое и грязное взглянуло из-под насупленных бровей господина Венеции. Мне стало страшно, и я опрометью выбежал из зала…

Дома мама спросила меня о моём странном поведении во дворце. Я рассказал ей о своих видениях.

- И часто с тобой такое случается? - спросила она, глядя на меня с тревогою.

- Нет, - отвечал я. – В последний раз, когда мы видели слепого нищего на площади…

- Стало быть, это ты его исцелил, - задумчиво проговорила она. - А ведь я догадывалась! Мальчик мой, ты можешь изгонять нечистых духов и лечить людей… Это великий дар Божий! На тебе почивает Дух Святой, как на апостолах…

Вскоре мы получили небольшое имение, - доходов с него едва хватало на жизнь, но я снова пошёл в школу…

Когда мне исполнилось семнадцать, мама пригласила к нам в гости семью Маркато. В тот день пришла и Паола (лет четырнадцать ей было тогда). Белокурая девочка с кудряшками поразила моё юношеское воображение… С тех пор я часто думал о ней и даже стал сочинять в ее честь стихи. Я воображал себя Данте с его платонической любовью к Беатриче.

В доме семейства Маркато мне всегда были рады. Сидя за столом, я бросал пламенные взгляды на Паолу, а она смущённо опускала глаза. Вскоре сеньора Мария обо всем догадалась и решила породнить наши семьи… Помню, однажды мама сказала мне:

- Алесандро, тебе пора жениться! У меня есть на примете одна девушка из благородной семьи…

- Мне нравится… - начал я, но густо покраснел и не договорил.

Она строго взглянула на меня:

- Алесандро, ты ведь не станешь перечить мне, своей матери, правда?

- Да, мама, - покорно отвечал я и смирился со своей судьбой. Но на другой день она привела меня в дом Паолы…

- Так ты знала, мама? - удивился я.

- Мария мне все рассказала, - улыбнулась она.

После помолвки я часто видел Паолу, читал ей свои стихи, и мы не заметили, как любовь стала взаимной. Но вскоре в жизнь мою ворвалась чёрная смерть¹⁰…

Пробуждение было тяжёлым. Я открыл глаза, вгляделся в темноту и увидел какую-то большую чёрную птицу с огромным белым клювом. Птица вдруг заговорила человеческим голосом:

- Я – доктор. Немедленно покиньте дом!

- Почему? – вскричал я.

- Ваша мать больна… Чума в городе!

- Что? - завопил я и кинулся в её спальню. Но на моём пути вырос ещё один доктор в птичьем костюме, который замахнулся на меня своею тростью.

- Я помогу ей! - кричал я, но меня не слушали.

В отчаянии я выбежал из дома… Звонили колокола, на площади было многолюдно, повсюду горели костры. Я шёл по улице и вдруг увидел, как из дома банкира сеньора Джузеппе неизвестные выносят вещи. «Они вскоре ворвутся в наш дом!», - понял я и побежал за шпагой.

Грабители стояли у ворот. И тогда я преградил им путь. Меня тотчас обступили со всех сторон, я выронил шпагу и получил удар по голове. В глазах моих померкло…

Солнце ярко светило с небосвода. Я очнулся и бросился в спальню к матери; на сей раз никто меня не останавливал, - чумных докторов и след простыл. Моя мама неподвижно лежала на кровати за белым балдахином. Я приветствовал её, но она не отозвалась. Тогда я раздвинул руками занавески и взглянул в её широко раскрытые глаза. Мороз пробежал по коже моей… Дрожащей рукой я коснулся потемневшего лица матери. Голова её безжизненно склонилась набок, и открылись чудовищные язвы на шее. Моя мама была мертва… И тогда я упал на колени и неистово закричал:

- Воскреси её, Господи, я знаю, Тебе не трудно сделать это!

Я горячо молился, но, увы! - чуда не случилось… Вскоре её тело погрузили на телегу и отвезли за город, где бросили в общую могилу…

Потом я перебрался на материк и жил на вилле семейства Маркато… Когда чума отступила, мы вернулись в Венецию и нашли свои дома разграбленными. Я жил на скромные доходы от имения, некогда подаренного дожем. Крестьяне-испольщики отдавали мне половину урожая, а знакомый купец продавал зерно в городе. Вскоре мы с Паолой поженились.

***

Последующие десять лет были самым лучшим временем моей жизни! Одно огорчало – у нас с Паолой не было детей. Она жутко переживала из-за этого и говорила, что это Бог наказывает нас.

- Но Бог, - возражал я, - не наказывает просто так! В чём мы могли провиниться перед Ним?

Между тем я не переставал вспоминать о матери своей и всякий раз думал: «Господи, почему Ты отнял её у меня?»

Увы, счастье, как и всё в этом мире, рано или поздно кончается! Однажды мы с Паолой вернулись с прогулки на гондоле, и вскоре она занедужила и слегла… Вызвали доктора, который сделал ей кровопускание. Я молился Богу, и мне казалось, что моя вера, как и прежде, сильна…

Я не думал о том, что за семейными заботами позабыл о посте, а в молитвах только просил Бога, но никогда не благодарил Его. Мы с Паолой посещали воскресные мессы, но я не слушал песнопения, а думал о доходах своего имения, о карнавале или новом маскарадном костюме… Да о чём угодно, но только не о Боге! Я не понимал своих заблуждений, а потому смерть Паолы стала для меня не просто горем, а концом моей жизни и… веры…