— Так вы и дома не были? — изумленно спросил Николай, заметив, что на девушке надет тот же, что и утром, украинский костюм.

— Нет, — ответила Аня.

— Значит, вы голодная?

— Тоже нет. Сегодня день такой: все нет, нет и нет…

Неожиданно беседа их была прервана — Николаю предложили занять место в президиуме.

— Ну вот, и еще одно «нет» на сегодня, — грустно улыбнулся он, поднимаясь.

— Подождите, Коля, — задержала его Аня. — Я скоро уйду, не дождусь, пока вы освободитесь. А вы, если охота будет, приходите к нам завтра днем. Потолкуем, пороемся в книжках.

Когда кончился доклад, Аня поднялась и тихо вышла из зала. Николай догнал ее в вестибюле.

— Возьмите мой пиджак, — предложил он ей. — На дворе сыро, холодно. Мне тут рядом, а вам до станции идти. Берите, а завтра я его возьму. Ладно?

Официальная часть закончилась. Через десять — пятнадцать минут должен был начаться концерт. Участники самодеятельности собрались за сценой, переодевались, накладывали грим.

— А где Крючков? — спросил Николая Паша Арсенов, распоряжавшийся концертом. — Ваш номер идет третьим.

Николай и сам искал Анатолия, но его нигде не было. Не пришел он и ко второму отделению.

Так и не дождавшись своего партнера, раздосадованный Николай вышел из клуба. Он быстро шагал по дорожке среди кустов, уже по зимнему голых. Впереди под ветром раскачивался одинокий фонарь. Черные угловатые тени беспокойно перебегали с места на место. Под фонарем кто-то стоял, широко расставив ноги. Подойдя ближе, Николай узнал Толю Крючкова. Даже при неверном свете фонаря бросалась в глаза необыкновенная бледность Анатолия. На правой щеке его черным пятном выделялась кровоточащая ссадина.

«Да он же вдребезги пьян», — догадался Николай.

— Нечего сказать, хорош! — сказал он, подойдя ближе.

— A-а, партнер, аккомпаниатор! — прохрипел Анатолий и шагнул навстречу, угрожающе сжав кулаки.

— Ты проспись сначала, а завтра поговорим, — спокойно сказал Николай.

— О чем нам с тобой говорить-то? — хмуро спросил Анатолий. — Думаешь, я не видел, в чьем пиджаке Аня домой пошла? Не видел думаешь, а?!

— Дурак ты! — не удержался Николай.

— Кто дурак? Я дурак? — захлебнулся от обиды Анатолий.

Он сделал еще два неверных шага и, подойдя к Николаю вплотную, обдал его кислым запахом водочного перегара. Николаю стало противно, он отстранился и загородился рукой.

— Не бойся, дядя шутит, — пьяно расхохотался Анатолий, неверно поняв жест Николая, и тут же, потеряв равновесие, опустился на четвереньки.

Поборов брезгливое чувство, Николай нагнулся и поставил Анатолия на ноги.

— Вот что «дядя», — сказал он, — сейчас ты пойдешь домой. Сам не можешь, я помогу…

Сдав Анатолия с рук на руки перепуганной матери, Николай наконец отправился домой. Путь лежал мимо матосовского дома. В чернильной темноте ярким прямоугольником светилось Анино окошко.

«Не спит, — подумал Николай. — О чем-то она сейчас думает?»

С каждым часом, с каждой минутой ему все больше и больше нравилась эта девушка, но теперь, когда он вспоминал ее, рядом вставал ставший ему неприятным Анатолий.

Те же противоречивые чувства владели Николаем, когда на другой день он шел к Матосовым. Дверь ему открыла сама Анастасия Степановна.

— Здравствуйте. Вы за пиджаком? Спасибо, без него Аня вчера еще больше простудилась бы, — сухо сказала она, снимая с вешалки пиджак и подавая его Николаю.

— Кто это приходил, мама? — спросила Аня.

— Угольщик, — бросила Анастасия Степановна, проходя к себе в комнату.

Как ошпаренный выскочил Николай на улицу. Откуда он мог знать, что еще утром к Анастасии Степановне прибегала соседка, мать Анатолия, и рассказала ей, что вчера ночью вдребезги пьяный Николай гнался до самой двери за ее мальчиком и тот лежит теперь весь избитый и встать не может. «И все это из-за того, что Толя мой за Анечку вашу заступился», — закончила она, всхлипнув.

Не дождавшись Николая в назначенный час, Аня подумала было, что он простудился и заболел. Узнав же, что он приходил и взял пиджак, успокоилась, хоть и удивилась. «Что-нибудь помешало ему», — решила она. Но он не пришел ни на другой, ни на третий день.

В пятницу вернулся из рейса Петр Диомидович. Он с сомнением покрутил головой, когда жена рассказала ему всю эту историю.

— Ну, а Аня что говорит? — спросил он.

— Я ничего ей не сказала. Зачем зря волновать девочку.

— Мать, мать! — безнадежно махнул рукой Петр Диомидович. — Пятерых ты вырастила, а простой вещи сообразить не можешь. Сейчас-то вот она и волнуется, потому что понять ничего не может. А с этим делом ты явно не туда гнешь. Я хоть и чудак, с твоей точки зрения, а в людях, как видно, получше твоего разбираюсь… Николай «мой хваленый» на такие художества не способен. Это я тебе точно говорю.

Словно по заказу, раздался осторожный стук в дверь, и вошел Анатолий, сопровождаемый матерью. Вид у него был смущенный.

— Вот, прощения у вас просить пришел, — начала Крючкова, выталкивая сына на середину комнаты. — Я ему так и сказала: пока не извинится перед хорошими людьми, домой может не являться.

— Прощения? За какие грехи? — спросил Петр Диомидович.

В комнату вошла Аня; поздоровавшись, села в сторонке.

— Ну рассказывай, за какие такие грехи прощения просить пришел? — повторил свой вопрос Петр Диомидович.

— Говори, говори, здесь все люди свои, — потребовала Крючкова.

— Сами, наверное, знаете, — пробормотал Анатолий, теребя кончик скатерти. — Ну, напился я, Ане нахамил. — Анатолий говорил раздельно, выдавливая из себя каждое слово. — Потом, когда она от меня в клуб сбежала, стал Николая караулить — подраться хотел с ним. Встретил его, а он взял и отвел меня домой, как маленького, за ручку.

— Так, — сказал Петр Диомидович и выразительно посмотрел на жену.

Закончив смену, Николай вышел из цеха и не узнал заводской двор: укатанная до блеска земля с пятнами мазута, куча шлака, прокопченные крыши цехов были старательно припудрены снегом. Мягкой подушкой он лежал на скамейке возле проходной, кружевом свисал с одинокого корявого дерева.

Тоскливое недоумение не покидало Николая уже четвертый день. Оставаясь наедине с собой, он вспоминал последний свой злополучный приход к Матосовым, мучительно старался припомнить, в чем он провинился перед ними. Ничего припомнить не мог, недоумевал, злился на самого себя. На людях он старался вести себя так, будто ничего не случилось. Ему и без того казалось, что все уже знают не только то, что ему указали на порог, а и тот неведомый проступок его, который привел к этому.

Николай наклонился, захватил полную пригоршню снега, скатал тугой снежок и послал его в стайку девчат; те сначала с визгом и смехом разбежались, а потом и сами стали забрасывать его снежками. Ему бы не поздоровилось, если бы за него не заступились подоспевшие товарищи. Веселой гурьбой, напугав дремавшего вахтера, вывалились они на маленькую площадь перед заводом. Здесь Николай снова скатал снежок и вдруг увидел Аню. Она стояла поодаль, вся белая от осыпавшего ее снега. Проскочить мимо? Нет, она уже заметила его, улыбнулась и подняла руку в пестрой варежке. «Как же держать себя?»

Все эти дни он пытался заглушить возникшее в нем теплое чувство к этой девушке. Он даже в клуб ходить перестал, чтобы не встретиться с Аней. А сейчас, увидев ее, понял, что все время ждал этой встречи, страшась и надеясь.

Они растерянно посмотрели друг на друга, заговорили, стараясь побороть смущение. Разговор получился отрывистый, нескладный. Николай долго перекладывал из руки в руку снежок — он таял в ладонях и неприятно холодил кожу. Наконец сообразив, с облегчением отбросил его и вытер о пальто руки. В этот момент в дверях проходной появился Петя Стариков. Он недоуменно вскинул брови, заметив Аню и Николая, затем приветливо улыбнулся им и торопливо прошел мимо. По тому, как заторопился его приятель, Николай с особой остротой понял, чего стоило девушке прийти к заводской проходной и ждать здесь его, у всех на виду. Теплая благодарная нежность наполнила его; он решительно взял Аню за руку, и через минуту они скрылись в круговороте пляшущих снежинок.