Однако еще во время пребывания Рубрука у татар Николо и Маттео Поло, дяди знаменитого Марко, торговали в Крыму и в южных районах России (1255–1265) и вскоре, следуя караванным путем на Бухару, прибыли ко двору хана Хубилая, располагавшемуся тогда невдалеке от Китайской стены. После чрезвычайно дружественного приема они были отправлены обратно в Европу с подарками и письмом к папе Клементу IV, в котором содержались приглашение и обещание поддержки христианским проповедникам. Хубилай «часто расспрашивал братьев Поло о странах Запада», и сейчас он просил прислать сотню «латинян растолковать ему христианскую веру, так как он считает Христа единственным богом». Снабженные золотой табличкой, служившей в империи паспортом, наши купцы в апреле 1269 г. отбыли обратно в Акр.
К моменту их возвращения прежний папа умер, а занявший его место Григорий X холодно отнесся к просьбе хана. Однако в 1271 г. они отправились во второе путешествие на Дальний Восток, взяв с собой двух монахов-проповедников и своего племянника Марко, которому было тогда девятнадцать лет.
Из Армении монахи, напуганные неспокойным положением на Ближнем Востоке, повернули назад, подобно Августину Кентерберийскому, который пытался отделаться от миссии в Англию, возложенной на него папой Григорием I в 597 г. Для церкви описываемый период, возможно, был столь же критическим, как и тот: XIII век, если бы он закончился христианизацией Монгольской империи, придал бы завершенную форму победе, одержанной католиками в IV и VI вв. на Западе.
Поло, однако, продолжали свой путь на северо-восток, длившийся более чем «тысячу дней», т. е. три с половиной года, пока, миновав и Гоби, и Великую стену, и горные барьеры Китая, не предстали перед ханом Хубилаем в Ханбалыке, или Пекине, — «коронованной принцессе столичных городов».
Их путь пролегал сначала через Малую и Великую Армению, затем через Мосул (Ниневию) в Багдад, где в 1258 г. Халагулу и его татарами был казнен последний «халиф и папа сарацин», которого, по одним сведениям, зашили в мешок и бросили в Тигр, по другим же — заживо замуровали в стену. Однако, хотя такие рассказы в журнале Марко и представляют большой интерес как обобщение и отражение науки, истории и общей культуры христианского мира того времени, мы ограничимся географическими сведениями. Первая его ценная запись посвящена Каспию, «который имеет в окружности две тысячи восемьсот миль и похож на озеро, так как не сообщается с другими морями, и в котором множество островов, городов и замков». Распространение несторианских миссий «во всех частях Индии и далее до Каира и Багдада и везде, где бы ни жили христиане», поражает Поло даже сейчас, в самом начале путешествий. Еще больше он будет поражен, обнаружив несторианские церкви на берегах Хуанхэ и Янцзы — приходящие в упадок, но все еще достаточно активные, чтобы свидетельствовать о той роли, которую эта великая ересь сыграла в качестве посредника между Дальним и Ближним Востоком, роли, до сих пор еще недостаточно выясненной историей. Прибыв в Персию в качестве купцов, Поло, естественно, направились в Ормуз, уже тогда крупнейший мусульманский рынок торговли с Индией, где европейцы действительно вступили в третий, неизвестный для них пояс мира, пройдя из зоны знакомых и родных для них земель через враждебную страну, хотя и известную, но известную именно как вражеская. Когда вопреки надеждам морским путем из Ормуза в Китай воспользоваться не удалось, нашим итальянцам пришлось пуститься вспять, на северо-восток, через Персию и Памир, Кашгарию и Гоби к Катхаю. По пути, повернув прямо на север, они посетили Каракорум и Алтай. В 1275 г. они были в Чэнду, Ксанаду[23] — летнем столице хана Хубилая, и только в 1292 г. они были отпущены и смогли вновь повернуть на запад.
Некоторое время они занимали положение, говоря по-современному, инженеров-консультантов при монгольском дворе; в 1277 г. Марко даже сделали уполномоченным имперского совета, а вскоре после этого он был послан правительством со специальными миссиями в Юньнань, на крайнем юго-западе Китая, и в Яньчжоу.
Большую часть записок самого Марко занимает доклад о 34 провинциях татарской империи — центром ее были «шесть областей Катхая и девять областей Манджи» (т. е., как нам теперь известно, районы Северного и Южного Китая), — в котором содержатся сведения о дорогах, реках и городах, о торговле, ханском Дворе и морских портах, об обычаях и образе жизни народов, населяющих империю, возможно самую большую из всех известных. Путешественники специально и весьма подробно рассказывают о дорогах, проложенных из Пекина (Ханбалыка) через вес провинции; о десяти тысячах постоялых дворов, расположенных вдоль главных магистралей; о двухстах тысячах лошадей, готовых к услугам путников; об удивительной скорости, с которой движутся посланцы богдыхана, «так что они могут добраться от Пекина до Китайской стены за два дня».
Столь же подробно говорится и о великих реках, артериях китайской торговли, даже более важных, чем караванные пути, и прежде всего о Янцзы, «величайшем потоке мира, похожем на рукав моря, длиною от истока до океана более чем в тысячу дней пути, в который впадает бесчисленное множество других рек, делающих его столь полноводным, что по нему перевозится невероятно много товаров. Он течет, — восклицает Марко, — через шестнадцать провинций, мимо набережных двухсот больших городов, у одной из которых я видел пять тысяч судов сразу, а есть и такие, где их еще больше».
Наконец, Пекин, столица империи, так же как Кинсай и другие главные города провинций Манджи и Катхая, вызывает безграничное восхищение Поло, как и всех других западных путешественников — от мусульманина Ибн-Баттуты до христианских монахов XIV в.
Пекин, расположенный на крайнем северо-востоке Катхая, в двух днях пути от океана, резиденция императорского двора в декабре, январе и феврале, ко времени Марко Поло был перестроен. Он состоял из «центральной части двадцати четырех миль в окружности и двенадцати пригородов протяженностью в три или четыре мили, примыкавших к каждым из двенадцати ворот». В пригородах жили купцы и иностранцы, каждая национальная группа имела свои отдельные «биржи», или склады, где все и ютились. Из этого центра каждый год в середине лета император отправлялся в землю Гога и Магога и в равнины Баргу, чтобы подышать свежим воздухом плоскогорий Центральной Азии, а также чтобы лучше приглядывать за огромными провинциями своей династии. Шесть месяцев весны и осени проходили в неспешном путешествии по Центральному и Южному Китаю по направлению к Тибету в одну сторону и к Тонкину — в другую.
Еще более величественным, чем Пекин, был Кинсай, или Кансай, «Город неба»[24], который хотя и не был уже столицей даже отдельного царства Манджи, но оставался венцом китайской цивилизации. Он превосходил все другие города во владениях Хубилая и оставлял далеко позади Рим или Венецию XIII в.
«В мире нет ничего подобного ему, так как, по общему мнению, он имеет сто миль в окружности. С одной стороны от него — озеро, а с другой — река, разделенная на множество каналов; через эти озеро, реку и каналы переброшено двенадцать тысяч каменных мостов. В нем десять рыночных площадей, огромные каменные склады, где индийские купцы ночуют рядом со своими товарами. Дворцы и сады выстроились по обеим сторонам главной улицы, которая, как и все магистрали в Манджи, замощена камнем с двух сторон; середина же засыпана гравием, в котором проложены канавки для воды, благодаря чему она всегда чиста».
Основные товары — соль, шелк, фрукты, драгоценные камни и золототканая одежда; повсюду в ходу бумажные деньги богдыхана; все жители, за исключением немногих несториан и мусульман, идолопоклонники, живущие столь роскошно и счастливо, что «попавшему туда может показаться, будто он очутился в раю».
Всего несколько лет назад Хубилай или его военачальник Байан захватили Кинсай и выгнали оттуда царя Манджи с его наложницами и приспешниками. Изгнанник до тех пор думал только об удовольствиях, вине, женщинах и песнях, «сладкая пища обернулась ему кислым соусом, как вы слышали», но при приближении опасности он удрал на заранее приготовленных кораблях на некие неприступные острова в океане». Если неприступные острова можно отождествлять с Сипангу, или Японией, то завоеватели погнались за ним и туда. В книге Поло нег ничего более занимательного, чем рассказ о неудаче, постигшей монголов на восточных островах, расположенных в полутора тысячах миль от побережья Манджи, о которых путешественник впервые рассказал христианскому миру.