Власть и торговля в этих местах сосредоточены не на побережье, но несколько в глубине материка. На расстоянии шестидневного похода находится место, называемое Тагаза, или «Золотой базар», откуда на верблюдах арабы и азанегайцы вывозят много соли к побережью. Другой торговый путь ведет в глубь негритянского царства Мелли и к граду Тимбукту, где жара такая, что даже скотина не в силах работать и не растет ни травинки в пищу животным, отчего из ста верблюдов, несущих золото и соль (которые хранятся в двух или трех сотнях амбаров), домой в Тагазу возвращается не больше тридцати, ибо путешествие длительно — сорок дней от Тагазы до Тимбукту и еще тридцать от Тимбукту до Мелли.

«И для чего это, — продолжает Кадамосто, — людям сим надобно столько соли?» И в итоге ряда затейливых астрологических рассуждений деловито отвечает: «Чтобы охлаждать кровь свою ввиду чрезмерного солнечного жара»; и так много ее надо, что, когда они развьючивают верблюдов у границы царства Мелли, они кладут соляные тюки на головы и несут их по стране, подобно большой армии пехотинцев. Если одно негритянское племя продает соль другому, то продающие приходят на условленное место и ссыпают соль в кучи, причем каждый замечает свою кучу. Потом, около полудня, они удаляются, и в это время приходят покупатели, весьма заботящиеся о том, чтобы остаться незамеченными, и кладут возле каждой кучи столько золота, сколько считают приличным. Затем они тоже уходят. Вечером продающие возвращаются, каждый навещает свою насыпь, и если, по мнению продавца, золота достаточно, он берет его, оставляет соль и уходит совсем, а если плата мала, он оставляет и золото и соль и уходит лишь затем, чтобы дождаться нового визита покупателей. Опять появляются покупатели, забирают соль там, где золото принято, а если его не взяли и оно все еще лежит, они либо добавляют еще, либо вообще забирают свои деньги, в зависимости от того, какую цену считают достойной.

Однажды король Мелли, послав людей обменять соль на золото, приказал им поймать нескольких негров, которые так старательно прячутся. Они должны были дождаться покупателей, которые придут положить свое золото, после чего им надлежало броситься на них и захватить, сколько будет возможно. Этим способом они взяли одного, и только одного человека, который совершенно отказался от пищи и умер на третий день своего пленения, так и не проговорив ни слова, «почему король Мелли не достиг многого», но после этого меллийцы уверились в том, что люди эти от природы немы. Ловчие описали внешность ускользнувших от них: «Люди знатного сложения и роста, на ладонь выше нашего, нижняя губа у них выпячена и свисает даже до груди, красная, кровоточащая и обнажающая зубы, которые больше обыкновенных; глаза их черны, выпучены, и выражение их свирепо».

Из-за этого вероломства торговля прервалась на целых три года, пока сильная нужда в соли не вынудила оскорбленных негров возобновить обмен, и с тех пор все пошло по-старому.

«Добытое таким образом золото меллийцы приносят в город и там распределяют его на три части: одна караванным путем идет в Сирию, две другие — в Тимбукту, и там золото снова делят: часть отправляют в Тунис, центр Берберии, часть — в марокканские пределы, что против Гранады, за проливом столпов Геркулеса[53]. И в эти места приходят христианские купцы, особенно итальянцы, и покупают золото в обмен на всякие товары, ибо среди негров и азанегайцев не имеют хождения ни золото, ни серебро, ни любые деньги из металла», но все сводится просто к обмену.

От торговли Кадамосто переходит к описанию политики туземцев, их поведения и обычаев. Правление у них по большей части не монархическое, но представляет собой тиранию наиболее богатой и сильной касты. Войны ведутся только наступательным оружием — легкими копьями и мечами; у них нет оборонительного вооружения, но зато имеются лошади, на которых они ездят не хуже мавров. Их обычное платье сшито из хлопка.

Бедствия от страшной засухи в течение всего года, кроме периода с августа по октябрь, усугубляются в иные годы еще более тяжкой напастью — саранчой, «и я сам видел, как она летела стаей над морем и побережьем, подобно армии, но несметной числом». После такого длинного отступления Кадамосто возвращается к Сенегальскому заливу. «Это, — говорит он, — главная река страны негров, отделяющая их от темных мавров». Ширина губы у входа — одна миля, но лежащий посредине протоки остров разделяет реку надвое как раз при ее впадении в море. Хотя центральная протока довольно глубока, вход в реку для непривычных труден из-за отмелей и песчаных берегов по обе стороны; каждые шесть часов вода в реке прибывает и спадает вместе с приливом и отливом океана, а там, где она извергает воды в море, волнение, по словам наблюдавших его португальцев, ощутимо на расстоянии шестидесяти миль.

Сенегал находится приблизительно в четырехстах милях от мыса Бланко; меж ними тянется песчаный берег; ближе к реке можно увидеть с моря лишь бродячих азанегайцев, темнокожих, неказистых и жалких дикарей; за рекою, дальше к югу, живут настоящие черные, «хорошо сложенные, благородного вида»; после такой долгой, бесплодной и каменистой пустыни теперь начинается прекрасная зеленая земля, покрытая плодоносными деревьями, — влияние реки, которая, как говорят, берет начало от Нила, будучи одной из четырех самых славных рек на свете, текущих из эдемского сада и земного рая. Ибо, как Восточный Нил орошает Египет, так и этот орошает Эфиопию.

И вот земли этих негров расположены у границ Эфиопии, откуда до мыса Верде тянется равнина, где сенегальский король, правящий людьми, которые не имеют городов, но лишь разбросанные там и сям хижины, живет дарами, доставляемыми ему подданными. Ему дарят волов, коз и лошадей, которые очень ценятся ввиду их редкости, но здесь не знают ни седла, ни узды, ни сбруи. К этому король прибавляет то, что он может награбить своими силами, особенно рабов, которых черные продают во множестве азанегайцам. Своих лошадей они, кроме того, продают на побережье христианским торговцам. У короля может быть столько жен, сколько он пожелает (обычно значительно больше минимума — тридцати), каждой из которых полагается поместье с рабами и скотом, но доли не равные: одним — больше, другим — меньше. Король по своему желанию обходит эти владения и живет на местном попечении. Всякий день можно видеть, как толпы рабов несут всевозможные плоды королю, проходящему через страну с пестрой свитой, составленной из свободных людей.

Большинство негров этой местности ходят без одежды, но вожди и важные люди носят рубахи из хлопка, который в изобилии произрастает в стране. Кадамосто со всякими подробностями описывает обычаи: «Всегда босоногие и простоволосые, женщины их одеваются в полотно и довольно изящны в этом облачении; отвратительные в быту и еде, вечные тараторки, великие лгуньи, в высшей степени коварные и вероломные. Войны, которые ведут вожди этих варваров друг против друга, кровавы н немилосердны. У них нет ни всадников, ни защитного облачения, но они употребляют дротики и копья, изостренные множеством отравленных зубцов, и несколько видов стрел, как и мы. От сотворения мира они не слыхивали о кораблях, пока не пришли португальцы; они пользуются лишь каноэ или яликами, любой из которых могут нести трое мужчин, с этих лодок они ловят рыбу и на них передвигаются по реке».

Границами Сенегальского королевства служат океан на западе, страна Гамбра на юге, материковая страна черных на востоке и на севере реки Нигер (Сенегал), которая, «как я уже сказал, отделяет азанегайцев от первого царства негров. Река же сия, — заканчивает Кадамосто, — за пять лет до меня была исследована португальцами, которые надеялись открыть в сей местности великую торговлю. Поэтому с той поры каждый год их корабли приходят к здешнему берегу с товарами».

Кадамосто решился пройти по реке дальше, чем это делали до него, и достичь таким образом страны Будомель, «одного из сильных негритянских владетелей и владений, ибо так назывались и место и человек». Добравшись туда, путешественник нашел «правителя столь почтенным человеком, что он мог бы быть поставлен и пример любому христианину»; тот обменял своих лошадей, шкуры и ткани на товары и рабов чужестранца, и «его дела были столь же достойны, как и слова его». Наш смельчак был так очарован «господином Будомель», что с радостью отправился вместе с ним в глубь страны на двести пятьдесят миль вследствие обещания снабдить его неграми-рабами — черными, но миловидными и не старше двенадцати лет от роду.