И потому Нирох переживал все сильнее: он, скорее, командующий, чем дипломат, а лучший из таковых мотается где попало. Если в Гленне есть хоть толика жреческой силы, он должен почувствовать, что с единокровным братом неладное и, может, хотя бы это убедит его поторопиться в Кольдерт.

А то от Тиранта в клетке никакого толка. Нирох всегда чувствовал себя спокойнее в дороге, когда этот увалень скакал рядом, и чтобы рукоять меча — под ладонью.

Шиада, ведомая мужем, зашла в часовню королевского замка. Когда, после сожжения Тайрис, Берад сказал ей о необходимости четырех герцогов присутствовать на сорокодневе покойной принцессы Виллины, жрица не проявила ни тени интереса. Кэй переживал тоже, и чтобы хоть как-то справляться с ситуацией, Берад велел сыну оставаться дома. Его терзало собственное горе, чтобы бороться еще и с чужим.

Вся знать Иландара собралась проводить в последний путь мать наследников короны. И хотя здесь были братья, и Ронелих с женой Элайной, Шиада едва замечала их.

— Что произошло? — шепотом спросило Ронелих Берада во время крепкого рукопожатия, когда после объятий с сестрой стало ясно, что та переменилась. Берад отозвался кратко и сухо.

Растаг, Элайна и Ронелих обратили на Лигаров все сочувствие, на которое были способны. Им было хорошо знакома любовь к детям, и представить себя на месте жрицы казалось непостижимо страшным. Ронелих тут же с готовностью предложил сестре приехать в родной чертог погостить, а когда та не отреагировала, настойчиво повторил это Бераду, сказав непременно поразмыслить над идеей.

Они проговорили бы еще дольше, но в помещение часовни со свитой вошли Нирох и Гвендиор, а за ними — Шиада впервые встрепенулась — мужчины и женщины в церковном облачении. И когда короли расположились, слово взяла Гвен.

— Все знают, как безжалостно была убита принцесса Виллина, новообращенная Христа, и священник, очистивший ее от языческой скверны. Потому мы воздали ей по последней воле Отца Небесного, захоронив здесь, в усыпальнице дворцовой часовни. И потому именно в этой часовне мы проведем службу памяти нашей новой сестры в вере так, как того бы желала сама Виллина.

Не дожидаясь протестов, пришедшие священники затянули "Покой вечный". Шиада вздрогнула, почувствовав острую нехватку воздуха. Вскинула голову, начала пристально оглядываться. Лигар дернул жену за руку: чем не отповедь их собственной безвременной ушедшей дочери? Но Шиада выдернула руку, продолжая оглядываться.

— Шиада, — шикнул Берад, снова схватив за руку. На этот раз женщина не сопротивлялась, замерев в оглядке через плечо.

Берад, понаблюдав за женой, не удержался от любопытства и с тревогой тоже обернулся. Неужто Агравейн прибыл на прощание с сестрой? Или чтобы вести переговоры?

Но Агравейна здесь не было: в дверях часовни, пораженный увиденным, стоял Верховный друид Таланар.

Лицо жреца, темное и грозное, как никогда, не предвещало ничего хорошего.

"Я буду ждать тебя у себя" — прочла Шиада в синих глазах друида. Им не стоит быть причастными к скандалу в Иландаре, так что пусть жрица достоит службу до конца.

Когда, наконец, прозвучало последнее "Амен", и Шиада, было, вздохнула с облегчением, вперед снова вышла королева Гвен, и на этот раз за ней след в след выступила незнакомая девица. Невысокая, справедливо плоскогрудая брюнетка с испуганными глазами.

Шиада откровенно усмехнулась. Берад шикнул, обернулся на жену, но узрев непривычно циничное выражение лица, спросил:

— Что?

— Ангорат этого не простит. И Архон тоже.

— Чего не простит? — не понял герцог. Гвендиор ответила вместо жрицы, громко возвестив:

— Все мы знаем, что Христос был распят и восстал в третий день. Он возродился из ночи, чтобы принять на себя жертву раскаяния всех людей и дать нам надежду. Так разве не следует нам следовать Божьему примеру, страдая, как он страдал, любя ближних, как он любил и отыскивая надежду даже в самые скорбные дни? Все знают, что детям нельзя расти без матери, и чтобы Норан и Инна, главная драгоценность рода Страбон, не познали этой тяжелой участи, мы принесем в жертву память прошлого. Лорды и леди Иландара, сегодня принц Тройд дал согласие обвенчаться с леди Лоре из дома Ладомар.

Зал взорвался в неоднозначном шепоте. Не хорошо, конечно, вот так, на костях покойной, но с другой стороны, оно и правильно, зашелестело в рядах. Сейчас нельзя допускать неясности будущего. Да и дети, прав что, будут при матери. Но какая мать из девчонки, которой самой едва ли больше двенадцати?

От одного взгляда на сияющую и самодовольную физиономию Лорена Ладомара у Шиады подступил отвратительный ком к горлу. Как вышло, что совсем недавно она была в их наделе и даже не заподозрила неладного? Как давно самом деле существует сговор между Лореном и Гвен?

Поняв, что тут ответов не найти, Шиада посмотрела на короля. Пытаться понять, почему на подобный брак согласился Тройд бессмысленно — ее кузен был хорошим семьянином, но никогда не отличался сильным характером. Зато Нирох мог бы ответить на эти вопросы.

"Как ты допустил это, дядя?" — услышал Нирох посторонний голос в голове и поежился — не так уж это приятно, надо сказать. Нарочито, как мог, Нирох мысленно проскандировал:

"На кого бы я ни согласился — староверов, якобы убивших Виллину, или христиан, убивших ее взаправду — другие поднимутся с мечами наголо. Так какая мне разница, с кем будет спать мой сын, если у меня уже есть Норан? Я отдам его тебе, Второй среди жриц, которая делит ложе с христианином, доказывая всем, что мы можем жить в мире. Так я смогу уберечь страну от гнева Тандарионов, не обидев при этом христиан".

— Шиада, — шикнул Берад, подтолкнув жену локтем. — Хватит таращиться на короля.

Женщина не сразу перевела глаза на мужа, будто впервые вообще его здесь увидев.

— Прости, мне надо на воздух.

— Не вздумай, — Лигар схватил жену за локоть. — Мы должны поприветствовать невесту Тройда.

— Я сожгла собственную дочь, Берад Лигар, — зло прошипела Шиада. — И мне трудно стоять среди огней и этого тлетворного запаха. Мне надо на воздух. — Жрица вырвала руку из мужской хватки.

Берад поджал губы, но угомонился. Раздувать скандал при всех ни к чему, да и часть правды в словах Шиады есть: сейчас ей можно простить многое.

Шиада шла по наитию, не зная наверняка, где расселили Таланара, но дверью не ошиблась и застала друида стоящим у окна. Верховный жрец Праматери, облаченный в свежевыкрашенную синюю мантию, опирался на посох сморщенными руками, и когда женщина вошла, не шелохнулся.

— Светел твой день, Вторая среди жриц.

— Праматерь в каждом из нас, в сердце и разуме, на земле и на небе, владыка.

— И она не даст мне солгать, сказав, что никогда еще я не был так рад видеть тебя, — старец осторожно развернулся через плечо. Его волосы были так же седы, как жрица помнила, а глаза так же сини. Но голос звучал тысячекратно горче, чем прежде.

— Да и весь я чувствую себя не лучше, — подтвердил друид мысли жрицы.

Шиада прошла вперед и замерла в паре шагов от друида. Удивительно, но расположенность, которую жрица питала к Таланару, в разы превосходила ту, что когда-то связывала ее и Неллу. Храмовница заменила ей мать земную и помогла постичь замыслы Матери Вселенной, но в итоге все равно оказывалась гнетущей обязанностью, которой в один день должна была стать сама Шиада. Таланар был просто родным.

Странно, что это осознание пришло только сейчас, когда Ангорат в памяти жрицы постепенно истерся до облачного воспоминания.

— Но не тебе мне говорить о горечи.

Шиада отвернула лицо. Уголки ее губ неизменно смотрели вниз, а промеж бровей на прекраснейшем из всех женских лиц, созданных Праматерью, залегла тяжелая складка утраты.