Он потянул ее за предплечье и перевернул на живот, вжимая лицом в подушку. Крепко обхватив узкие бедра Рен, он устроился за ее спиной и толкнулся своим жестким членом в ее тесное влагалище.

— Спорим, теперь ты не чувствуешь себя ангелом, да? — Константин словно с цепи сорвался.

Внезапно Рен почувствовала, как ее словно окутывает что-то знакомое. Он давал ей то, в чем она нуждалась, потому что прочел это в ее глазах? Она должна пытаться сопротивляться этому, иначе ее сердце сгорит. Рен хотела сказать ему, чтобы он остановился, потому что первая их встреча, первый ее раз не должны были быть такими, но рот ей затыкала подушка. Яростно вколачиваясь в нее, Константин провел руками по ангельским крыльям, вытатуированным на ее спине. Рен бросила попытки сдерживаться, ее тело обмякло, пока сама она негромко вскрикивала в подушку.

Она кричала не из-за того, что сейчас разделяла с Константином. Рен знала, что он хороший человек. Она кричала потому, что он давал ей то, в чем она нуждалась. И ненавидела себя за это. Ей это нравилось — вот, что было страшно. Ей нравилось, что с ней обращаются, как с грязной шлюхой.

Рен почувствовала, как сжался низ живота, а между бедер стало совсем мокро. В глазах почернело, и она отдалась миру тьмы.

Чаши весов ее прошлого и настоящего никогда не будут уравновешены.

— Ты совершила большой грех, Рен. Я покажу тебе последствия твоего поступка, — выговаривала ей сестра Магдалена.

Рен было четырнадцать, почти пятнадцать, но в данный момент больше складывалось ощущение, что ей шесть. Она сидела в своей комнате в женском приюте для незамужних матерей. В комнате не было ничего, кроме обычной кровати, накрытой серым шерстяным одеялом, от которого она чесалась и потела по ночам, распятия над изголовьем и маленького столика, на котором лежали четки и Библия.

Старые полы скрипели всякий раз, когда кто-то проходил по коридору. Рен всегда узнавала сестру Магдалену по ее резким и тяжелым шагам. Это была женщина пятидесяти с небольшим лет, полная, с угрюмым морщинистым лицом, потому что она вечно хмурилась и раздражалась из-за безнравственности, захватившей мир. Она была служительницей Бога и учила отступников вселенской милости. Рен поместили сюда после той роковой ночи, когда ей был дан второй шанс, хотя она так и не могла понять, повезло ли ей. Легкое шевеление в животе напомнило, насколько плохой она была.

— Да, сестра Магдалена, — ответила Рен, опустившись на колени и вовремя приняв молитвенную позу, едва заслышав скрип половиц под ее шагами, направляющимися в сторону комнаты.

— Ты увидишь доказательства зла и осознаешь святой Божий промысел. Вставай.

Ее тон не предвещал ничего утешительного. И это лишний раз подтверждало, что Рен — плохая девочка. Возможно, ее место действительно рядом с Ризом…

Рен встала и опустила голову, боясь встретиться взглядом с сестрой Магдаленой. Она знала: эта женщина лишена милосердия. Рен вроде бы должна чувствовать себя в большей безопасности, чем раньше, но это было не так. Было ощущение, что ее просто с головой макнули в полное безумие. Риз, по крайней мере, пытался убедить ее, что он был хорошим. Он дал ей понять, что она ему небезразлична, хотя Рен к этому не стремилась. Оглядываясь назад, она осознавала: тогда было лучше, чем в ее нынешнем положении.

Рен проследовала за сестрой Магдаленой по коридору в темную комнату с большим белым экраном и проектором. В углу стоял одинокий стол. Сестра Магдалена проковыляла в центр комнаты к передвижному штативу, на котором размещался проектор, взяла в руку длинную тяжелую линейку и, хлопнув ею по ладони, повернулась к Рен.

— Сядь.

Рен повиновалась.

— Положи руки на стол, — приказала она.

Нервозность Рен достигла высшей точки. От звука жужжания проектора ее живот нервно сжимался, напоминая ей то, из-за чего она здесь. Ей вдруг так захотелось, чтобы Риз воткнул тот острый нож ей в горло, перерезал его и избавил от страданий. Но он позволил ей жить. Ему так было нужно. Несмотря на то, что сильно рисковал и почти лишился рассудка, он отстранился от нее и дал возможность существовать в этом мире — злом и извращенном.

Рен ждало нечто более ужасное, чем ночные кошмары. Сестра Магдалена подошла к ней, занесла над головой линейку и ударила по пальцам Рен с такой силой, что и взрослый человек заорал бы. Сильнейшая боль от удара распространилась от кончиков пальцев до локтей. Рен хотелось кричать, но она промолчала, зная, что это часть наказания за ее побег на прошлой неделе.

— Ты знаешь, зачем я привела тебя сюда, верно? Твои грехи не заслуживают прощения. Ты — скверна на теле человечества, маленькая мерзавка, — прокаркала сестра Магдалена, отвешивая ей очередной удар.

Рен не смогла сдержать слез, и они хлынули из ее глаз, оставляя следы зла и бесчестия.

— Я покажу тебе доказательства чужих грехов и ошибок, девчонка. Ты увидишь и навсегда запомнишь эти картины. И поймешь, что ты позволила дьяволу вторгнуться в твой разум и повлиять на и без того отвратительный выбор.

Рен хотела сказать ей, что у нее не было другого выбора, кроме как отдать свою невинность Ризу, но ее слова ничего бы не значили для дамы, давшей обет быть покорной слугой Божьей.

Сестра Магдалена щелкнула другим выключателем, и на экране замелькали отвратительные картины. Физиология Рен взяла верх, и ее вырвало прямо на собственные руки, все еще лежащие на столе и окрашенные красными следами от ударов.

— Ты хочешь стать убийцей, Рен? Хочешь отправиться в Ад? — Cлова сестры Магдалены подобно яду просачивались в ее лишенное покоя сердце.

Рен попыталась опустить голову, но рвотные массы могли снова выплеснуться из ее рта.

— Не смей отворачиваться! — закричала сестра Магдалена, подбегая к Рен все с той же линейкой в руке. Не дав Рен времени прийти в себя, она замахнулась и ударила ее линейкой по лицу, отчего сдерживаемая рвота разлетелась брызгами по всей комнате.

— Смотреть, гадина! Если повезет, Бог сможет простить тебя! — завизжала она. Ее голос словно озвучивал бесчестную клятву, которую Рен никогда не забудет.

Рен изучала ужасные фотографии, мелькавшие на экране — нелегальные аборты и мертвые младенцы в мусорных баках.

— Ты хочешь вести жизнь грешницы? — пафосно спросила сестра Магдалена.

Рен знала, что ей никогда не получить прощения. Она была ничем не лучше Риза — мальчика, из-за которого она здесь. Если бы она действительно что-то значила для него, он забрал бы ее с собой. А вместо этого Риз наказал ее, оставив с приплодом. Рен ощутила шевеление в животе — живое доказательство того, что оставил после себя Риз. В ближайшие пять месяцев она будет жить в ловушке своих воспоминаний. Маленькие толчки жизни. Половина его, половина ее. Рен только надеялась, что ребенок, которого она не хотела и от которого хотела избавиться, не будет плохим.

На прошлой неделе она сбежала из приюта для незамужних матерей в поисках клиники, где делают аборты. Она вспомнила об одной, которая находилась за пределами города. Возле нее обычно проходили акции протеста, в которых участвовал ее отец. Когда же Рен отыскала больницу, одна из протестующих узнала ее. Она часто бывала в приюте в качестве волонтера.

В наказание Рен оказалась запертой в комнате в компании собственных ужасных воспоминаний о том, что она хотела сделать — убить единственную часть своего прошлого. Наверное, она и впрямь исчадие ада.

— Думаю, что ты достаточно увидела. Вставай. Возвращайся в свою комнату и молись. Я попрошу сестру Кэролайн принести тебе ужин.

Рен вернулась в свою комнату и опустилась на колени перед кроватью, когда звук закрывающегося замка проник в ее сознание, чтобы дать понять — ее ждет заточение в этом аду еще на три года, пока ей не исполнится восемнадцать. Она сцепила руки и начала молиться, хотя знала, что молитвам этим сбыться не суждено. Затем она почувствовала внутри себя новый толчок. Когда шаги сестры Магдалены затихли, Рен упала на холодный деревянный пол и, обхватив руками свой округлый живот, в котором росла новая жизнь, заплакала, словно призывая надежду на исполнение своих молитв.