Ребята! Товарищи! Снова мы вместе.
В квартире Кайтановых шум и веселье.
Споемте московских строителей песню,
Как пели отцы — с подголоском, артелью.
Попразднуй немножко, мое поколенье,
Осталось для праздников времени мало.
Уфимцев поет. У него на коленях
Наследник Кайтановых двухгодовалый.
Он гладит пшеничные волосы тезки
Могучею лапищей против прически.
«Я кем прихожусь ему? Дядькой, наверно?
А если по-старому — крестным примерно.
Сказали б, что парень, какого он роста —
Привез бы ему кое-что из одежи.
Ведь этот костюмчик — сплошное уродство.
И эти ботинки — страшилища тоже.
Насчет барахла, я скажу вам по чести,
От стран заграничных мы очень отстали».
«Нам, Славушка, адрес был твой неизвестен,
А знали б его, о другом бы писали:
Спросили бы про самолеты и танки,
Спросили б еще, хороши ли испанки».
Но Леля смекнула, что шутка не к месту,
Что Славик никак не забудет невесту,
И, чтобы уйти от безрадостной темы,
Сказала: «Вот премию выдали Коле,
Приемник трехламповый новой системы.
Давайте послушаем радио, что ли!»
В приемнике, будто бы шелест снаряда,
Сигналы тревоги я отблеск зарницы:
Нарушена мирная жизнь Ленинграда —
Снаряд разорвался на финской границе.
…На вокзале Ленинградском
Ждут отправки поезда,
«Здравствуй, Женька!»
«Колька, здравствуй!»
«Ты куда?»
«А ты куда?»
«Я туда, куда и ты».
«Ты туда, куда и я».
Собрались без суеты
Неразлучные друзья.
Свет на штык снежинки нижет.
Комсомольский эскадрон
В тесный тамбур вносит лыжи,
Занимает свой вагон.
Эти палки из бамбука —
Замечательная штука,
А заплечные мешки
Удивительно легки.
Леля два часа на кухне
Коле жарила гуся.
У нее глаза опухли,
Извелась, бедняжка, вся.
«Знаешь, — говорит мне Коля, —
Я по дому дал приказ:
Лельке просто не позволил
Провожать на поезд нас.
Полагаю, при отъезде
Ни к чему бойцу слеза,
А у ней на мокром месте
Ненаглядные глаза».
Добровольцы из Москвы,
Полушубочки новы.
Все в хрустящих, как капуста,
Свежих кожаных ремнях.
На перроне стало пусто,
Стук колес, и путь в огнях…
А когда огни погасли,
Тень рванулась вслед, неся,
Как снаряд в застывшем масле,
Тяжеленного гуся.
Тень одна стоит, рыдая,
Весь в слезах несчастный гусь.
Литеров не предъявляя,
Увязалась с нами грусть…
Мы расстались в Сестрорецке.
Я в редакцию был взят.
К западу, сквозь ветер резкий,
Лыжный двинулся отряд.
Край гранитный, край озерный,
Предстоит немало мук,
Но я верю — пустит корни
Воткнутый в сугроб бамбук.
Мог бы я вести рассказ
О редакции армейской,
Что стоит у перелеска,
Возле Райволы как раз.
Полчаса езды до боя.
Грузовик, когда рассвет,
Лирика берет с собою
Вместе с пачками газет.
Но, друзья, в романе этом
Речь идет не обо мне.
Всем известно, что поэтам
Побывать пришлось в огне.
Пусть о том другие пишут.
Ты служи, мое перо,
Жизни выросших мальчишек,
Что построили метро.
Ночь… В разрывах и ракетах
Фронтовые небеса.
Мне приказано в газету
О разведке написать.
Словно балахонов клочья —
Облака.
И ветер лют.
В тыл врага сегодня ночью
Десять лыжников пойдут.
Им придется разобраться,
Что за крепость залегла
Перед войском ленинградским,
Как бетонная скала.
Эта сложная задача
Добровольцам по плечу.
Старшим кто у них назначен?
С ним я встретиться хочу.
Я приполз на край передний,
Но, к несчастью, опоздал.
Только что боец последний
Дал фонариком сигнал:
Мол, порядок, до свиданья,
Ряд траншей прошли уже.
Мне осталось ожиданье:
Хочешь — грейся в блиндаже.
Хочешь — наблюдай отсюда,
Спрятавшись за валуны.
Мир — серебряное чудо
В свете северной луны.
Кто в разведке этой старший?
Кто ползет через снега,
Силой меряется, вставши
Перед крепостью врага?
Никаких известий нету.
Вьюга зализала след.
Время близится к рассвету,
Меркнет мертвый свет ракет.
Край передний виден плохо.
Различить во мгле могу
Лишь кусты чертополоха
Черной жестью на снегу.
Только у луны в орбите,
В смутном небе января
Мерно ходит истребитель,
На себя огонь беря.
С финской линии зенитки
К «чайке», словно для игры,
Тянут золотые нитки,
Мечут красные шары.
Что за «чайка»? Что за летчик
В небе ходит без конца?
Вьется, вьется, словно хочет
На земле прикрыть птенца?
Вот и утренние пули
Серый воздух рвут, как шелк.
Все разведчики вернулись,
Только старший не пришел.