В Бейпуре, близ Каликута, на материковой части Индии, по общему требованию нас покинул Шенбай. Во время недельного плавания от Четлата он по существу уже ничего не делал, ожидая, что кто-то выполнит его обязанности, и воруя продукты, когда никто не видит. Его заменил Ибрахим, правительственный чиновник, который был уже сыт по горло служебной рутиной. И он показал себя как первоклассный повар.

Бейпур оказался не просто хорошим местом для стоянки «Сохара». Здесь семеро из моих оманцев нашли себе жен. Это явилось для меня сущим откровением. Я и до этого знал, что в течение столетий арабские мореплаватели прибывали в Бейпур в близлежащий Каликут и брали в жены местных женщин. И очень часто у мужчин было по две семьи — одна дома, в Аравии, другая — здесь, в Каликуте. А местная мусульманская община была вполне довольна, когда их девушки выходили замуж за арабских моряков. Но я не знал одного обстоятельства: капитан арабского судна должен давать разрешение на женитьбу моряка, а также делать личный взнос в свадебные расходы.

Однажды утром, отведя меня в сторону, Мусалам, один из моих лучших моряков, ошарашил меня. В Каликуте он встретил девушку, которую хотел бы взять в жены. Не мог бы я дать ему взаймы денег на подарок ее семье?

— Сколько тебе нужно? — нервно спросил я.

— Как вам будет угодно, — ответил он вежливо.

Что же ты будешь делать, когда «Сохар» снова отправится в плавание?

— О, с этим все в порядке, — ответил Мусалам. — Я ей буду регулярно высылать деньги, и попытаюсь устроить все так, чтобы позже она переехала в Оман.

— А как же быть с твоей женой и дочерью дома?

— Они будут в восторге! — заявил Мусалам. — Новенькая станет помогать по дому, и тогда первая жена больше времени будет проводить с детьми.

В конце концов я выделил Мусаламу 1000 рупий — примерно 130 долларов — из нашей корабельной казны на свадебный подарок для его новых родственников, хотя и считал это опасным прецедентом.

Предчувствия меня не обманули. Меньше чем за неделю каждый оманец, кроме одного, Хамиза-нейви, получил взаймы по 1000 рупий и женился. Мы покидали Бейпур на свежевычищенном судне и со сшитыми вручную парусами. А также с семью молодоженами.

Индийские моряки в Бейпуре превратили тонны полотна в новые паруса для «Сохара», гораздо большие, чем старые, истрепанные и порванные ветром за 2500-километровое плавание от Омана. Тридцать человек пришлось нанять для этой трудоемкой операции, и все было завершено за пять дней. В Европе или Северной Америке на такую работу ушло бы несколько месяцев.

Рождество мы встретили в Каликуте, а уже 21 января приблизились к гостеприимному берегу Шри-Ланки, или Серендибу, как древние арабы называли великий остров.

Дальняя дымка окутывала Адамов пик высотой 2453 метра, знакомый арабским морякам в далеком прошлом. А уже в сумерках цепочка факелов в руках паломников обозначила тропу на вершину. Мусульманская легенда утверждает, что после изгнания из Эдема свой первый шаг на грешной земле Адам сделал именно здесь. Ныне приводится и доказательство этому — на склоне горы в камне имеется отпечаток якобы человеческой стопы.

Серендиб может вполне считаться землей, описанной в седьмом путешествии Синдбада, когда он попал в кораблекрушение, был захвачен пиратами и продан в рабство торговцу слоновой костью. Хозяин заставлял Синдбада каждый день ходить в лес и убивать слона ради его бивней. Со временем слоны показали нашему герою свое тайное кладбище, и он смог получать кость, не убивая животных.

В рассказах Синдбада фигурируют как дикие, так и ручные слоны. Согласно сказкам «Тысячи и одной ночи», Синдбад дважды посещал Серендиб и сообщал, что короля там сопровождала величественная процессия, а сам он восседал на огромном слоне. До сих пор, как смогли увидеть члены команды «Сохара», на Шри-Ланке сохраняется ежегодная традиция проведения пышных парадов, когда циркачи и танцоры с факелами проходят по улицам. Шествие слонов, затянутых в парчу, становится кульминацией всего представления. А одного из мальчиков одевают в сказочную одежду Синдбада.

По арабским сказаниям, Шри-Ланка известна также своей долиной алмазов и драгоценных камней. Во время второго путешествия Синдбаду удалось избежать целого клубка змей, охранявших эту долину, и набить карманы драгоценностями.

Хотя никаких алмазов на Шри-Ланке ныне не добывается, ее драгоценные и полудрагоценные камни знают во всем мире — рубины, топазы, «кошачий глаз», сапфиры. Как и во времена Синдбада, драгоценные камни обнаружены на дне долин и добываются из ям, вырытых в речных отложениях. В них то и дело заползают змеи в поисках сырости. Важно то, что торговля драгоценными камнями по-прежнему находится в руках мусульман, среди гробниц которых встречаются и могилы арабских моряков, принесших эту религию на Шри-Ланку в VII столетии.

На Шри-Ланке Ричард Гринхил заменил Брюса Фостера, нашего постоянного фотографа, а Тим Ридман, мой приятель из Маската — Трондура, которому нужно было возвращаться домой. Здесь же к нам присоединился врач Ник Холлис из Лондона. Через несколько дней новоприбывшие приступили к своим обязанностям и мы отчалили, чтобы попасть в юго-западный муссон, который должен был бы доставить нас до восточного побережья Суматры.

Но муссон был на исходе, и это грозило всяческими неприятностями. Через три недели мы все еще были в 1000 километрах от Суматры и я начинал уже беспокоиться о запасах пресной воды. Пресная вода шла у нас лишь на питье и приготовление пищи. Теперь же осталась лишь половина ее запасов, и я попросил, чтобы каждый расходовал как можно меньше воды. И что же я увидел? Одним требовалось шесть кружек воды в день, другие обходились лишь половиной этого количества. Проще всего было уменьшить потребление воды, держась в тени, но это было легко сказать, а не сделать: солнце стояло высоко над головой — «Сохар» находился на 2-м градусе северной широты — и большие прямостоящие паруса давали не много тени.

В первую неделю марта нам повезло — прошел ливень, и, расстелив брезент, удалось собрать пресную воду и слить ее в баки.

Для всех нас 18 марта запомнится как «день акул». Около полуночи стая рыб, похожих на больших макрелей, появилась под неподвижно стоящим кораблем. Рыболовный шнур полетел за борт, и очень скоро шесть увесистых блестящих рыбин плюхнулись в корзину на палубе. Как только седьмая попалась на крючок, метровая акула вынырнула из глубины, проглотила рыбу и, стремительно развернувшись, перекусила леску.

Тут же появилась дюжина ее соплеменниц и стала нападать на стаю макрелей. Хамиз-полис быстро отрезал полоску от одной из рыбин в корзине, насадил ее на крючок и бросил за борт. В следующие несколько минут все охватило какое-то безумие.

На крючок попадались акула за акулой, их вытаскивали и уже на палубе на них набрасывались оманцы с дубинками, клюшками, пиками. Акулы корчились в агонии. Оманцы бросались взад-вперед с возбужденными криками, избивали акул и отрезали у них куски мяса вместе с крючками, которые тут же бросали снова за борт вместе со снастью.

К этому времени палуба стала по-настоящему опасным местом с десятком разъяренных акул, готовых перекусить все, до чего они могли дотянуться. Просто удивительно, как никто не потерял палец на ноге или руке, ступню или целую кисть.

— Бас, бас! — Хватит, хватит! — закричал я.

У нас уже было больше акульего мяса, чем мы смогли бы съесть. Постепенно возбуждение улеглось. Клюшки были отставлены в сторону, леска смотана, акульи туши стащены в кучу у кухни, а палуба отчищена от крови. Окончательный итог: 17 акул за 20 минут. Это составляло четверть тонны мяса, которое мы посолили и высушили на солнце.

Пять дней спустя после эпизода с акулами мы едва не потеряли нашего фотографа, Ричарда Гринхилла. День и ночь Ричард слонялся по кораблю в поисках видов для съемки, напрочь забывая об опасности в море. На палубе он обязательно спотыкался о крышку люка. Когда он сидел, раскачивающийся конец веревки сбивал с его головы соломенную шляпу. Если он ставил на пол кружку с чаем, она обязательно соскальзывала в желоб для слива воды. Даже при полном штиле он вел себя так, будто корабль раскачивался на высокой волне.