Эрцог ловил многоногих броненосцев, и я не думаю, что охотники его экспедиции обращались со зверями слишком нежно. Эрцог потерял несколько человек. Считается, что причиной была неудачно организованная спасательная операция.

А те браконьеры… в каком году? Ладно, согласно сводке СОЗ, в каком-то году какие-то браконьеры, так и не пойманные смотрителями, били этих чертовых броненосцев на трофеи в числе других табуированных у туземцев животных и благополучно покинули планету…

На меня же возмездие обрушилось немедленно.

Как эти случаи можно между собой увязать? Не знаю; но учитывая возможность внезапного массированного нападения на лагерь Борисова и Родригеса стаи хищников, на которых и пули-то как следует не действуют, становится понятным, почему никто не успел послать сигнал бедствия… Нвокеди живо представил себе произошедшее. Ученые работают упорно, сосредоточенно, на пределе сил; часто переносят стоянку с места на место; одно из них оказывается выбрано неудачно — и вот уже только растерзанные в клочья тела валяются под плотным пологом джунглей посреди разбитого оборудования. Уцелевшие спасаются бегством. На них охотятся, выслеживают поодиночке…

Браслет на запястье вновь запиликал, и Паго откинулся на спинку скамьи, стараясь расслабиться. За давностью лет не столь важно, как именно это случилось с Борисовым и Родригесом. Я прилетел на Тихую не пропавших без вести искать.

Я прилетел туда заниматься туземцами. Разве так важно, насколько согласована с реальностью их религия? Они верят, что в их мифах правда все! — это важнее. Одна из самых загадочных цивилизаций, несмотря на кажущуюся простоту культуры и до невыносимости человекоподобный вид народов теру. Но их культуре уже двести тысяч лет! Невозможно, невероятно! Двести тысячелетий — и все на границе каменного и железного веков! А причины?

Табу запрещает производить слишком много металлических вещей. У людей Ветра в мирное время нельзя заказать кузнецу новый нож, пока не сломался старый. Нельзя брать с собой больше одной стрелы с железным наконечником, когда идешь на охоту. Вот на войну идешь — бери сколько угодно! Истребляй на здоровье ближних своих. А животных — не надо… Болотные люди знают, что такое колесо, но у них нет ни одной телеги, только детские игрушки на колесиках. Табу!.. Люди Ветра приручили степных пони, но землю на них не пашут. Для них табу — возделывание земли. У Лесных людей возделывание земли не табу, но с плугом в лесу не развернешься, а рубить деревья под пашню нельзя. В умеренном поясе у Болотных людей много чего есть и помимо болот, там развернешься с чем хочешь, но у них табу на использование лошадей. Пищу готовят в металлических котлах, серебряные и золотые украшения — залюбуешься, а землю обрабатывают деревянными мотыгами.

Попробуй, построй с подобными законами высокоразвитую цивилизацию. За миллион лет не постоишь, если они исполняются.

А ведь они исполняются! Неукоснительно. Потому, что по лесам и долам Тихой бродит злобный звероподобный бог Айтумайран, казнящий нарушителей за малейший проступок. А чаще просто так, для порядка. Не справится он — помогут другие боги, воплощаясь в обезьяноящеров, в тигров-людоедов, в бешенных пони, сбрасывающих всадников, в диких быков, к которым не то что с единственной железной стрелой в колчане — с крупнокалиберной винтовкой нужно приближаться с опаской.

Взбунтуется кто против тысячелетней системы табу — его принесут в жертву богам соплеменники. Взбунтуется целое племя — будет немедленно уничтожено соседними племенами.

И разве нельзя было двести тысяч лет назад предсказать именно такую судьбу цивилизации теру, проанализируй гипотетический сторонний наблюдатель систему их верований?

Мир туземцев принадлежит Айтумайрану. Все звери, деревья, каждая травинка — все является его собственностью. А сами туземцы — пришельцы в этом мире, арендаторы, квартиранты… Совсем как у нас в старину — «из праха ты взят и в прах возвратишься». Поэтому позволено жить только в специально отведенных местах — тогда, в награду за послушание, Айтумайран дарует тебе вечную жизнь в Стране Богатой Охоты.

В прериях центральной части большого континента и на востоке можно селиться, а на западном побережье — ни-ни! И воины Хантагу-теру смиренно голодают в своих шатрах, если стада антилоп ушли на запад. Северная окраина Восточного Массива густо заселена племенами Акимики-теру — но в глубь леса заходить не смей. Строить лодки и плавать по Большому соленому озеру разрешено только Болотным людям, и лишь потому, подозревал Нвокеди, что их земли на востоке от второго континента отделяет такой узкий пролив, что любой мальчишка переплывет его за полчаса. Попробуй тут запрети это сделать… Но лодки длиннее сорока локтей — табу, крылья для них, то есть паруса — строжайшее табу, и все в совокупности приводит к тому, что три народа теру на обоих материках живут удивительно компактно для первобытных племен. Первый материк заселен едва на четверть, второй — на одну шестнадцатую. А как иначе жреческое сословие могло бы контролировать повсеместное исполнение закона? Но теперь, обеспечив единство табу, языка и преданий, жрецы оказались заложниками собственной системы. Пусть попробует какой-нибудь новатор из их среды ввести новые порядки — его немедленно принесут в жертву, после чего станут молить Айтумайрана о ниспослании нового шамана.

Когда-то такая сплоченность и единодушие народов теру помогли им выжить в первобытном мире. Религия — она, на определенном этапе, не без пользы. Система запретов на добычу тех или иных животных в то или иное время года позволяла использовать природные ресурсы бережно, что очень важно для племен охотников и собирателей. Она также позволяла меньше кочевать, значит, меньше подвергаться опасностям в походе или в новых, незнакомых местах. Позже туземцы раздвинули границы своего мира, но не слишком. Дальше началось торможение прогресса…

Человек всегда разрушитель, а Человек Техногенный разрушитель втройне. Его деятельность по отношению к природе неизменно будет носить деструктивный характер, но иначе и нельзя, поскольку сам он может быть только Человеком Техногенным, и никем больше — эволюция действует вне границ вида, а не внутри них, оставляя виду лишь приспособляемость, незначительную изменчивость. И что произойдет, если мы во главу угла поставим заботу не о себе, а о природе? Не важно, по каким причинам.

Паго поерзал на скамейке и закрыл глаза.

Какая теория! Прекрасная, дерзкая, способная как следует встряхнуть научный мир если не своей обоснованностью, то самой этой дерзостью! Собственно, я собирался проделать то же самое, что и Билл Дуглас на той нашей вечеринке — прийти, изложить, обозвать всех ослами и уйти. Имя я себе точно сделал бы…

С момента становления культурологии как самостоятельной науки мы мечтали не только изучать культуры разных народов, но и сравнивать, проводить параллели между ними, предсказывать развитие человеческой цивилизации в целом и — апогей! — научиться управлять этим развитием. Выход человечества в космос всех только подстегнул — сколько новых возможностей! Но надежды на управление развеялись очень быстро, что же касается предсказаний…

Нвокеди горько усмехнулся. Теперь, через пятьсот лет, наши прогнозы не более принимают всерьез, чем в конце второго тысячелетия. И то сказать — если двадцать разных культурологических школ выдадут по прогнозу, то какой-нибудь, глядишь, и сбудется, только попробуй угадать, какой именно?

Но параллели мы проводить все же научились.

А между цивилизацией Тихой и нашей собственной столько параллелей, что остается удивляться слепоте коллег, проморгавших эту золотую жилу.

В конце двадцать первого — начале двадцать второго века земная цивилизация находилась под угрозой вымирания точно так же, как туземцы Тихой в период становления вида и зарождения культуры. По другим причинам — но именно тогда были сформированы принципы всеобщего бережного отношения к природе, исповеданием которых человечество ранее не грешило. Перенаселение, загрязнение окружающей среды и серия чудовищных техногенных катастроф поставили людей на грань гибели. И мы создали Управление по Охране Природы — монстра, державшего национальные правительства под контролем куда более успешно, чем сие когда-либо удавалось ООН. И все подчинились, причем подчинились охотно — а куда деваться, планета-то одна на всех, общая, и очень маленькая для пятидесяти миллиардов человек; и помирать, в случае чего, пришлось бы всем скопом, всем пятидесяти миллиардам. Нам нужно было заполнить Землю до краев и сделать воздух почти непригодным для дыхания, чтобы осознать это.